Дверь в лето (сборник)
Шрифт:
— Рада за тебя.
Она заглотнула обе капсулы и запила джином. Мне следовало поспешить, если я хотел хоть что-то узнать — скоро она будет способна только хихикать. Я взял ее за руку, усадил на диван, а сам сел напротив.
— Белл, расскажите мне о себе. Введите меня в курс дела. Чем кончились переговоры с “Мэнникс”?
— Ничем… — тут ее словно кольнули. — И все из-за тебя!
— Что? Из-за меня? Но меня же не было при этом.
— Конечно, из-за тебя. Ведь это ты сделал первую модель этой раскоряки на колесах от инвалидного кресла… а они только этого и ждали. А потом она пропала.
— Пропала? Как это случилось?
Белл взглянула на меня с холодной подозрительностью.
— Тебе лучше знать. Ведь это ты взял ее.
— Я? Белл, вы в своем уме? Я ничего не мог взять. Я был намеренно заморожен, лежал в анабиозе. Как это случилось? И когда?
Все это совпадало с моими собственными домыслами насчет того, что кто-то увел Умницу Фрэнка у Майлза и Белл, коль скоро они не разжились на нем. Но из миллиардов людей, иже еси на земном шаре, у меня было самое железное алиби. Я не видел Фрэнка с той самой горестной ночи, когда они нокаутировали меня.
— Расскажите мне об этом, Белл. Как это случилось? И почему вы думали на меня?
— А кто же еще? Никто другой не знал, насколько он важен. Эта куча дерьма! Говорила же я Майлзу, что нельзя держать его в гараже.
— Но если кто-то и увел его, что с того? Ведь у вас оставались все записи, инструкции и чертежи.
— Ничего не осталось. Этот идиот Майлз засунул все бумаги в саму машину. Ночью мы хотели увезти его от греха подальше.
Меня даже не покоробило это “от греха подальше”. Я уже был готов сказать, что запихать бумаги во Фрэнка было невозможно — он и без того был набит, словно гусь яблоками, но вовремя вспомнил, что сам присобачил промеж колес ящик для инструмента, чтобы не бегать за каждым напильником.
Ну, ладно. Как бы то ни было, этому преступлению, или, вернее, преступлениям, уже тридцать лет. Мне было гораздо интереснее узнать, как уплыла от них “Горничные, Инкорпорейтид”.
— А что вы сделали с компанией после того, как сорвалась сделка с “Мэнникс”?
— Мы продолжали работать. Потом Джек оставил нас и Майлз сказал, что пора свертывать дела. Майлз был тряпкой… а этого Джека Шмидта я сразу терпеть не могла. Трус. Он все допытывался, почему ты нас оставил… будто мы могли остановить тебя. Я предлагала нанять хорошего инженера и продолжить производство, развивать фирму, но Майлз настоял на своем.
— А что было потом.
— Потом мы продали лицензию “Механизмам”. Ты знаешь эту фирму, ты же в ней работаешь.
Эту фирму я знал, полное ее название было “Узлы Горничных и Производство Механизмов, Инкорпорейтид”, хотя на вывеске фигурировала только “Горничная”. Похоже было, что эта старая калоша готова выложить все, что меня интересовало.
И я продолжал любопытствовать.
— А когда вы продали свои акции — до или после того, как выдали лицензию “Механизмам”?
— Как? Что за глупость ты задумал?
Тут она начала рыдать. Слабой рукой взяла носовой платок, потом отбросила его — лейтесь, слезы.
— Он обманул меня! Обманул меня! Этот грязный подлец обманул… обвел меня вокруг пальца. — Она шмыгнула носом и уже задумчиво добавила: — вы все меня обманули… а ты — больше всех, Дэнни-бой. И это после хорошего, что было между нами. Она снова разрыдалась.
Я решил, что эйфорион не стоит своей цены. Хотя, может быть, рыдания доставляли ей удовольствие.
— Как он обманул вас, Белл?
— Как? А вот как. Он завещал все свое состояние этому гадкому отродью… после того, как я ухаживала за ним, пока он болел. Ведь она ему даже не родная дочь. Это же все знают.
Это была первая добрая весть за весь вечер. Значит, Рикки все же получила приличное состояние, даже если мои деньги не попали к ней. И я вновь задал свой главный вопрос:
— Как звали бабушку Рикки? И где они жили?
— Кто жил?
— Бабушка Рикки.
— Какой Рикки?
— Дочери Майлза. Напрягите мозги, Белл. Это очень важно.
Она подскочила, как ужаленная, ткнула в меня пальцем и завопила:
— Я знаю! Ты был ее любовником, да-да. Эта гнусная маленькая ябеда… и этот ужасный кот.
Я еле сдержался при упоминании о Пите. Но все-таки сдержался. Я взял ее за плечи и чуточку встряхнул.
— Взбодритесь, Белл. Я хочу знать только одно. Где они жили? Как Майлз адресовал письма, когда писал им?
Она топнула на меня ножкой.
— Я ничего тебе не скажу! Весь вечер ты допрашиваешь меня, словно сыщик, — и тут же, словно мгновенно протрезвев, спокойно ответила. — Я не знаю. Бабку звали Хэнекер или что-то вроде. Я ее видела только один раз, в суде; они улаживали формальности с завещанием.
— Когда это было?
— Естественно, сразу после смерти Майлза.
— А когда умер Майлз?
Она снова переключилась.
— Много хочешь знать! Ты как дрянной шериф… вопросы, вопросы, вопросы!
Потом она посмотрела мне в глаза и выдала с мольбою в голосе:
— Давай забудем обо всем и будем просто сами собой. Сейм есть только ты, и я, дорогой… и у нас вся жизнь впереди. В тридцать девять лет женщина еще молода. Шульц, этот старый козел, говорил, что я моложе всех на свете! Мы можем быть так счастливы, дорогой. Мы…
“Хватит разыгрывать детектива”, — подумал я и поднялся.
— Мне пора идти, Белл.
— Куда, милый? Зачем, ведь еще рано… у нас целая ночь впереди. Я думала…