Двое из легенды
Шрифт:
Остикус прислушался к миру – защита все еще была на месте, но что-то было не так.
Старейшина вернулся в дом и огляделся по сторонам. Скамья, стол, очаг… Когда на глаза попались сухие пучки трав, развешанные под потолком, решение нашлось.
Накинув теплый плащ, он вышел из дома и направился к избушке на окраине деревне. Жилище встретило его темными окнами – обитатели еще спали. Остикус постучал в оконную раму, через несколько секунд показалось сонное лицо женщины и тут же исчезло. Дверь открылась, и Остикус шагнул внутрь, в темноту, подсвеченную лампой в руке хозяйки.
Вскоре он вновь вышел на улицу, теперь уже не один, а вместе с Онере. На ходу застегивая шерстяную накидку, та зябко поежилась от утреннего морозца. Они двигались быстро, почти бегом, и вскоре, покинув деревню, оказались у зарослей ольховника, за которым начиналась еле заметная тропа. Отдав последние распоряжения, старик торопливо обнял Онере и махнул рукой – «поспеши». Та кивнула и пустилась в путь.
Старейшина тоже медлить не стал, отправился назад, в деревню.
В это же самое время в сердце Запретного леса заклинание разорвало в клочья защитную сферу возле хижины. К счастью, Ос уже отослал сына подальше.
– Ну здравствуй, Ульрих, – на поляну шагнул мужчина в изумрудном плаще с вышитым силуэтом коршуна на груди.
– Кремкрих.
– Как видишь, я снова без приглашения, – незваный гость лучился самодовольством.
– Что тебе нужно?
– Твою душу, братец.
В Оса полетел огненный шар, столкнувшись с точно таким же, пущенным навстречу. Вспышка, взрыв, снова вспышка… Магия Запретного леса искрила от чужеродного вмешательства, пробуждая нежить и темных тварей. Те, что помельче, глубже забились в норы, те, что посильней, сползались к поляне, толпясь и пожирая друг друга.
– А ты все еще силен, – вытирая кровь, бегущую из царапины на лбу, произнес Кремкрих. Ос ответил новым ударом. – Старый прием, братец, – колдун отбил его, усмехаясь. – А теперь попробуй вот это, – и на бывшего короля обрушился поток сминающей силы, припечатывая к стволу растущего позади дуба.
Ос вскрикнул. Глаза его закатились…
Остикус почти подошел к площади, когда защита над деревней исчезла.
* * *
Деревья на склоне росли плотно, но магии в них не было. Уворачиваясь от цепких ветвей, перепрыгивая через змеящиеся корни, Рейн мчался вниз, не отвлекаясь на оборону, полностью оправдывая значение имени, с которым прожил последние пятнадцать лет – «стремительный».
Шум битвы становился громче, запах гари усилился. Когда деревня полностью открылась взору, Рейн увидел объятые пламенем крыши крайних домов. Повинуясь инстинкту, нырнул вбок, под прикрытие сломанной сосны – неподалеку, на пятачке между деревьями гарцевали четверо всадников в черных плащах. «Стервятники», как называли в народе карателей Кремкриха, потому что там, где они появлялись, всегда воцарялась смерть.
Трое, свистя и улюлюкая, поддерживали криками товарища, который пытался втащить на лошадь брыкающуюся девчонку. Та сопротивлялась изо всех сил, что ужасно забавляло карателей. Наконец старший снисходительно произнес:
– Ладно, хватит дурака валять, хозяин ждать не любит. Грух, иди помоги. Двинь ей как следует и вяжи, и без того задержались.
– Да ладно, зато с подарком приедем, – ответил один из всадников, спешиваясь и снимая с пояса моток веревки. – Деревенские-то отбиваются. Может и не удастся никого схватить, а эта сама в руки прыгнула.
Он попытался подойти, и тут же, заорав, выругался, отскакивая назад – платье не помешало девчонке пнуть его в колено.
– А вдруг это парень переодетый? – произнес другой каратель, глядя на пленницу сальным взглядом. – Надо бы проверить. А то привезем хозяину пацана – тумаками не отделаемся.
Всем идея понравилась, и остальные тоже покинули седла.
Понимая, что последует дальше, Рейн выскочил из засады, запустил огненным шаром в того, кто держал девчонку, затем в его приятелей. Старший оказался не промах, отразив удар силовым щитом, впрочем, довольно слабеньким. Каратели выхватив мечи, бросились на Рейна, и тот сделал первое, что пришло в голову – огрел их заклятьем ужаса. От воплей, накрывших поляну, зазвенело в ушах. Визжа и завывая стервятники бросились кто куда.
Девчонку, как и было задумано, заклятье не задело. Не теряя времени на благодарность, она уже неслась к деревне, петляя меж стволами, словно заяц. Рейн бросился за ней.
Он догнал ее почти у самых домов, перед зарослями ольховника. Сбил с ног, прижал к земле и рявкнул:
– Имя!
Вопрос оказался на удивление глупым – Рейн понял это, увидев лицо девчонки вблизи. Он не помнил своей матери, но ее портрет в отцовском медальоне навсегда врезался в память. И сейчас девчонка с теми же чертами лица, с такими же светлыми волосами, только очень сердитая, смотрела на него, хмуря брови.
Рейн понятия не имел, что в глаза лесному народу лучше не смотреть. Словно рыба, он попался на крючок цепкого взгляда, проникающего в самую душу. Даже и не пытаясь вырваться, девчонка смотрела на него, изучая, словно не она, а он, Рейн, был сейчас пленником. И наконец произнесла:
– Кто такая Хайни?
Голос звучал как будто со стороны. Вопреки собственной воле, как будто за него говорил кто-то другой, Рейн ответил:
– Ты.
– Чушь какая, – оттолкнув его, девчонка поднялась, – я не Хайни, я – Онере. Будем знакомы, – она протянула руку.
Рейн ее принял. Мир кружился в бешеном хороводе, и помощь оказалась кстати.
Рейн потряс головой.
– О, я, кажется, малость перестаралась, – без особого сожаления произнесла Онере. – Остикус вечно меня ругает за такое, как будто я нарочно. Ладно, ты как? Нормально? Тогда я побежала.
– Постой, – Рейн схватил ее за руку. – В деревню нельзя, там опасно.
– Эй, убери руки! Ты кто вообще такой? – Онере попыталась вырваться.
– Я твой брат, и обещал отцу тебя защитить.
– Какому отцу? Что ты несешь?!
– Что непонятного? Сказал же, я твой брат!
– Нет у меня никаких братьев! И отца нет. Только мать. Мальцам свои небылицы вешай, дылда пучеглазая. И клешни свои убери! – она дернулась, высвобождая руку.
Рейн отпустил, и девчонка покачнулась, едва не шлепнувшись наземь.