Двое. После
Шрифт:
— А Банди, значит, мое отражение?
Булат уверенно кивает.
— Конечно. Непосредственный, с непростым детством и способный навредить себе неразборчивостью.
Я даю себе время осмыслить такую оценку, и прихожу к выводу, что доля правды в ней есть. Мы с Банди и правда похожи. Совсем не умеем скрывать своих чувств и закрываем друг другом потребность в любви, которой были лишены в детстве.
— А неразборчивый почему?
— Потому что поднимает с земли то, что должно нам остаться.
Булат говорит это с намеком на усмешку,
— Я никогда так не делала.
— Делала и продолжишь делать тоже самое. Всегда будешь пытаться разглядеть золото в грязи.
— Это так плохо?
— Для окружающих хорошо. Для тебя означает будущие разочарования.
Я опускаю глаза в растерянности. Он тоже испытывает разочарование? Сожалеет, что я такая? Наивная и привыкшая доверять людям?
Наполнившись протестом, я снова смотрю на Булата. Я себя не стыжусь. Такая уж родилась — ничего не поделаешь.
— Я не изменюсь.
— Я уже сказал: тебе и не нужно.
Булат берет меня под локоть, как стал делать часто, и ведет меня в дом. Он не хочет, чтобы я менялась, но при этом считает меня наивной и не разбирающейся в людях? Как это понимать? Что это несовершенство во мне ему по какой-то причине нравится?
— Расположение комнат помнишь? — уточняет он, снимая с меня пальто.
Я киваю, и тут же задаюсь вопросом: а в какую комнату мне идти? Ведь несколько ночей я провела в спальне по соседству. Тут же высмеиваю свою нерешительность: он ведь сам привез меня в свой дом — конечно, мы будем спать в одной кровати.
— Хочешь поплавать в бассейне? Ты ведь ни разу не была внизу?
Волнительное покалывание в животе, не прекращающееся всю поездку, превращается в активное кипение. Бассейн? Невесомость, интимный полумрак и мы вдвоем почти без одежды?
— Хочу, — от предвкушения мой голос слегка охрип.
— Тогда пошли.
**********
Спа-зона выглядит даже лучше, чем я себе представляла: приглушенные лучи софитов падают на составленные шезлонги и отражаются в идеальной лазурной глади, блики которой пляшут на стенах. Воздух влажный и по-особенному уютный, и вся атмосфера здесь какая-то… интимная.
Булат, все это время шедший впереди, скрывается за одной из стеклянных дверей и выходит оттуда, держа в руках два белых свертка: халаты и полотенца.
Застыв, я смотрю, как он складывает их на шезлонг и в нерешительности берусь за полы платья. Купальника у меня нет. Снимать нижнее белье или не стоит? Как это обычно происходит?
У Булата дилеммы с раздеванием явно нет: он быстро избавляется от рубашки и теперь расстегивает ремень.
— Ты же не собираешься стесняться? — он вопросительно поднимает брови, очевидно, заметив мою растерянность. Слышится дребезжание пряжки, и вслед за ним его брюки приземляются на пол вместе с черными боксерами.
Мышцы на татуированной спине и ягодицах красиво перекатываются, пока он идет к краю бассейна. Короткий всплеск воды — и уже через секунду Булат выныривает возле противоположного
— Хватит стоять, Таисия, — он убирает со лба налипшие пряди иссиня черных волос и обнажает зубы в насмешливой улыбке. — Или ты плавать не умеешь?
Левую половину груди окатывает горячим, дыхание перехватывает. Его редкая улыбка и этот тон — таким же он недавно говорил с Акбашем.
Пробормотав «сейчас», я отворачиваюсь и спешно избавляюсь от остатков одежды, даже не удосужившись ее аккуратно сложить. Сейчас мне не до этого — я слишком тороплюсь и слишком волнуюсь.
Стараясь с достоинством нести свою наготу, я подхожу к краю бассейна и останавливаюсь. Булат беззастенчиво разглядывает меня, редкими гребками удерживая себя на поверхности. Температура крови стремительно растет и желание окунуться в воду за секунду превращается в потребность.
Я зажмуриваюсь и, забыв об изящности и грации, с разбега прыгаю в воду, совсем как делала в детстве. Безбашенная эйфория за секунду обволакивает кожу, забивается в поры искрящимися пузырьками, заражая тело легкостью и свободой.
— Такая теплая! — я ловлю ртом воздух, не в силах перестать улыбаться. — Я обожаю плавать, чтобы ты знал. Дома я могла часами не вылезать из Шексны, и бабушка шутила, что мое тело покроется чешуей.
Я доплываю до противоположного бортика и когда разворачиваюсь, вижу, что Булат движется ко мне. Улыбка сползает с лица, замещаясь горячей пульсацией в висках и нарастающим ожиданием. Теперь я мечтаю, чтобы он прикоснулся ко мне. Считаю секунды до того, когда этой водяной пропасти между нами не станет.
Булат подплывает ко мне так близко, так что я могу разглядеть серебряные бусины воды на его ресницах. Протягивает руку и отводит прядь волос, облепившую мою шею. Я беззвучно выдыхаю и прикрываю глаза, чтобы запечатать в памяти это воспоминание. Хорошо. Нет, идеально.
Горячее тело сливается с моим, вдавливая его в прохладную мозаику, шершавый и жадный поцелуй освобождает мой голод. Я обвиваю руками его шею, ногами — бедра, прижимаюсь ему отяжелевшей грудью.
— Я по тебе соскучилась, — шепчу, и в ответ ощущаю тугое давление члена в промежности.
Все так необычно и одновременно так правильно: прозрачная невесомость, капли, стекающие с волос, всполохи воды вокруг нас и эхо моих стонов, оседающих в выдержанном безмолвии стен. Ладони Булата на моих ягодицах, его кожа спаяна с моей, также как и губы. Я не хочу бояться: страх мешает вкушать счастье. А сейчас я отчаянно желаю быть счастливой.
31
Я укладываю в спортивную сумку пижамный комплект и косметичку, сверху кладу зарядку для телефона, и задергиваю молнию. Банди, все это время наблюдающий за мной из-под стула, поднимается и демонстративно уходит на кухню. Обиделся. Последние несколько дней я ночевала у Булата и сегодня собираюсь сделать это снова, что ему, конечно, не нравится.