Двор чудес
Шрифт:
Маржантина так и подпрыгнула:
— Ох, если бы это было правдой!
— Истинная правда. Я нашла твою дочку, говорю тебе. И пришла теперь сказать, где она…
— Ох, сударыня… — немощным голосом проговорила Маржантина. — Вот послушайте: я несчастная женщина; кое-кто говорит, что я сумасшедшая. Нечего мне вам дать, кроме своей жизни, но уж жизнь отдам. Надо будет ради вас умереть — умру. Надо будет вырвать сердце, чтобы вам горя не было — вырву…
Ничто в герцогине не дрогнуло от жалости: сердце ее
— Ну, скажите же! — воскликнула Маржантина. — Где она?
— Не так уж близко…
Безумная с жаром схватила герцогиню за обе руки.
— Да хоть на край света босиком идти… ничего, пойду и дойду!
— Дочка твоя в Фонтенбло, — сказала герцогиня.
— В Фонтенбло?
— Да, город такой, довольно далеко от Парижа, как я уже сказала.
Сердце в груди Маржантины готово было разорваться.
— А как туда идти? — вся дрожа, спросила она.
— Все скажу, все объясню.
Безумная, как львица в клетке, металась взад и вперед по лачуге.
— Фонтенбло! — шептала она. — Сейчас пойду, сию же минуту! Прощайте!
— Погоди! — воскликнула герцогиня. — Как же ты ее найдешь, пока я тебе ничего не объяснила?
— Да, да, да… говорите… я и впрямь спятила от этой мысли… Ах, мадам, да откуда же в вас столько доброты! Доченька моя! Подумать только — я знаю, где она! Она в Фонтенбло, а я ее там найду…
— Слушай: на, во-первых, деньги на дорогу.
— Не нужны мне деньги; если надо, я и на коленях доползу.
— Возьми, возьми. Так скорее дойдешь.
— Это верно, за деньги скорее получится…
Она взяла из рук герцогини д’Этамп несколько золотых монет.
— Как придешь в Фонтенбло, — продолжала герцогиня, — спросишь, где замок. Поняла?
— Как не понять! Да я себе голову о стенку разобью, если хоть что-нибудь забуду! Спрошу, где замок, как только приду в Фонтенбло… А дальше?
— Знаешь, кто живет в этом замке?
— Нет, откуда же мне знать! Вы уж скажите!
— Там живет Франсуа.
— Франсуа!
— Да, твой любимый, отец Жилет. Ты его с тех пор никогда не видала?
— Никогда!
— А узнаешь его?
— Уж я узнаю! — ответила Маржантина со злобой. Губы герцогини от этой злобы сложились в довольную улыбку.
— А если он немного постарел?
— Да узнаю, говорю вам!
— А знаешь, кто он — твой Франсуа?
— Знаю, большой вельможа…
— Он король! Сам французский король!
К великому изумлению герцогини, Маржантина всплеснула руками и расхохоталась.
— Вот те на! Ко всему она еще и королевская дочка — моя Жилет! А что ж тут такого? Будь она хоть сама королева, я бы и то не удивилась. А что Франсуа французский король, так это мне все равно. Будь он хоть кто угодно, я ему все скажу, что хочу сказать…
— Так вот, слушай: твоя Жилет живет в замке у французского короля. Тебе
— Да, да! Терпенья хватит.
— Почти что каждое утро король выезжает на охоту. Дальше все понятно: как только увидишь его среди свиты, подойдешь к нему, а дальше твое дело! Если он не вернет тебе дочку — значит, ты совсем никуда не годишься.
Маржантина слушала эти слова с глубочайшим вниманием.
Потом герцогиня рассказала ей, из каких парижских ворот выйти, по какой дорог пойти, и удалилась.
Маржантина торопливо надела грубое шерстяное платье, которое носила очень редко, сложила небольшой узелок и тоже ушла. Герцогиня с двумя сопровождающими стояла на углу и наблюдала, как Маржантина отправилась в путь.
Безумная скорым шагом прошла через весь Париж. На Меленской дороге она пошла еще быстрее.
Из своей лачуги она вышла часов около трех дня и бежала вприпрыжку до восьми вечера. В восемь она вошла в какую-то деревню. Мимо нее, чуть не сбив наземь, вскачь промчалась карета, запряженная четверкой цугом.
— Берегись! Берегись! — громко кричал форейтор.
Маржантина еле успела посторониться и проводила взглядом карету, моментально скрывшуюся из вида в стороне Фонтенбло.
«Вот бы мне так ехать! — подумала она. — Куда скорей бы доехала…»
В этом экипаже возвращалась в Фонтенбло Анна, герцогиня д’Этамп.
Какая мысль принудила герцогиню прийти к Маржантине с тем, что она сказала? Зачем она послала безумную в Фонтенбло?
Не думала ли, что над той, кого называли «маленькой герцогиней», станут смеяться, когда заявится какая-то нищенка и будет требовать вернуть ей дочь? Может быть!
А может, с инстинктивным доверием к силе материнской любви — действительно огромной, которое есть у всех женщин, она понадеялась, что Маржантине как-то удастся отобрать у Франциска I свою дочь или хотя бы оградить ее от его любви? Ибо герцогиня д’Этамп не сомневалась: Франциск был влюблен в Жилет.
Пока девица противится — все еще куда ни шло. Но когда она станет официальной любовницей короля — что станет с ней, с могущественной фавориткой, перед которой склонялась сама Диана де Пуатье?
Она чуть было не сделала решительный шаг — отравить Жилет. Но при ней не было никого для исполнения такого решения. Ее сообщник Алэ Ле Маю был мертв: она же сама его и убила. Что касается дворян из своей свиты, она не слишком полагалась на их умение хранить тайну.
Тогда она вспомнила о Маржантине и подумала: «А не сможет ли полоумная, если ее хорошо подучить, сыграть свою роль в готовящейся комедии или драме?»
Ей пришло в голову сказать Маржантине, что Жилет и есть та самая дочка, которую разыскивает полоумная.