Дворец из камня
Шрифт:
Обескураженная, она перешла к книгам, где хотя бы упоминались гора Эскель и линдер. Она прочла любопытную запись в дневнике предыдущего короля, отца короля Бьорна и дедушки Стеффана.
Свейн не дает спуску Бьорну, и чем дальше, тем больше. Он мучает мальчишку и твердит, что брату нечего делать в залах, отделанных линдером. Я жалею, что так рано посвятил Свейна в мудрость линдера, но после моей болезни весной я опасался, что дни мои сочтены, и пожелал передать ему тайну до того, как Свейн станет королем. Теперь оказывается, что я поторопился.
Отошлю Бьорна в Летний замок, где брату до него не добраться. Кроме того, Бьорну совсем необязательно расти в стенах из линдера, поскольку ему не быть королем.
Но Бьорн все-таки стал королем и теперь живет в стенах из линдера. Значит, можно не сомневаться, что в тот текст, который хранится в Замке Королевы, вкралась ошибка: линдер вовсе не ядовит. Но какое отношение имеет линдер к королевской тайне?
«Мудрость линдера», — повторила про себя Мири. Неужели королевская семья владеет языком горы, передавая мысли, как жители горы Эскель?
Невозможно. Хотя Стеффан не знал о случае с Эсой и падением книжной полки, он, конечно, переживал в своей жизни что-то подобное. И если бы королевская семья владела умением общаться, как люди с горы Эскель, призыв Эсы о помощи вызвал бы у Стеффана или королевы воспоминания, схожие с воспоминаниями девушек. Но этого не произошло.
Мири прочла дневник и постепенно узнала историю двух братьев. Свейн, наследный принц, измывался над Бьорном с юного возраста, запугивал и поколачивал брата. Однажды он запер его и никому не сказал где. На поиски потратили почти целый день, пока не обнаружили ребенка в холодной кладовой. Бьорн не звал на помощь и даже не плакал — просто дрожал, стуча зубами. Вскоре после этого Бьорн со своей матерью переехал в Летний замок провинции Лонуэй.
Королевский дневник оборвался на полуслове, поэтому, чтобы узнать остальное, Мири обратилась к труду историка. Когда король заболел, Свейн начал править как принц-регент. Он посетил бал в академии принцесс провинции Хиндрик и выбрал себе невесту. Спустя несколько месяцев после смерти родителей, уже будучи королем, Свейн принял участие в гонке экипажей и разбился. Он так и не успел жениться.
И в результате Бьорн — дрожащий мальчик из кладовой, выросший в деревне, подальше от дворца и политики, — стал королем.
Если король и передал какую-то тайну линдера своему наследнику Свейну, то Бьорн, скорее всего, так ее и не узнал. Но какой же секрет унесли короли в могилу?
Остаток суровой зимы позволил Мири много времени посвятить чтению. Эса после того случая редко заглядывала в библиотеку. Придворный доктор взял ее себе в помощницы.
Всем служительницам принцессы нашлось дело. Когда они не помогали Бритте учить наизусть имена знати и правила придворного этикета, Фрид пропадала в кузнице, Герти музицировала, Бена и Лиана наносили светские визиты.
А Мири читала.
Если Бритта была свободна, она присоединялась к Мири с собственной книгой, кладя голову подруге на колени. Иногда рядом с ними сидела королева, листая книги с иллюстрациями и тихонько напевая, если обнаруживала что-то интересное.
«Королевская знать — враг простых людей», — как-то раз сказала Сисела, и Мири не могла с ней не согласиться. Но сейчас ее почему-то одолевали сомнения, особенно когда королева попросила слугу принести для Мири мятный чай и закуски.
— Я почувствовала, что тебя мучит жажда, — перед тем как уйти, пояснила королева, избегая смотреть девушке в глаза.
«Она почувствовала, что у меня жажда?» — поразилась Мири. Неужели ее жажда была так очевидна? Она ведь не высовывала язык, как собака.
Это напомнило Мири о том, что она недавно прочла. В одном из королевских дневников она наткнулась на фразу: «Посол из Риламарка держался чванливо и холодно, но я уловил его неуверенность, смешанную со страхом».
Странная запись, и Мири поначалу не обратила на нее внимания, решив, что у королевских особ, возможно, своя манера выражаться.
Когда Мири дочиталась до того, что у нее начали косить глаза, она покинула библиотеку, получив больше вопросов, чем ответов, и пошла прогуляться в город с Герти и Фрид. У каждой было по нескольку монет, пособие служительниц принцессы, и они планировали накупить столичных подарков для своих родственников.
— Скоро торговцы двинутся в путь. Недели через две начнется весна! — улыбнулась Герти, поднимая лицо к солнцу.
— Они считают, что весна уже пришла, — сказала Фрид, показав на голубые крокусы, пробившиеся между булыжниками.
— Вот и наши цветочки мири наверняка уже расцвели, — сказала Герти.
Мири получила свое имя в честь цветка — крошечного розового обитателя горы Эскель, расцветающего между камней. Но пока она рассматривала голубой крокус, в душе у нее шевельнулось неприятное чувство. Она сама толком не поняла почему. Возможно, если написать Марде, тогда она поймет. В последнее время она только так и разбиралась в своих мыслях — записывая их.
Общение в письмах очень напоминало безмолвный призыв издалека, как в каменоломне. Поймет ли Марда, что пытается сказать ей Мири? Как передать целый мир тихой сестричке, живущей на вершине горы? Мири попытается. Нужны лишь перо и бумага.
Зима, двенадцатая неделя
Дорогая Марда!
Оказывается, про каждую провинцию Данленда написана своя история, кроме горы Эскель! Ты знала? Как будто нас вообще не существует. Я так много читаю, что теперь знаю больше о равнинных землях, чем о родном крае.
Сегодня видела крокус, он расцвел прямо на мощенной булыжником дороге. Мне стало грустно, сама не знаю почему. Наверное, я теперь больше похожа на этот голубой крокус, чем на цветок мири. Я вросла в городскую почву и не представляю, что смогу навсегда отсюда уехать.
Каждую ночь я закрываю глаза и пытаюсь представить родной дом. Но сегодняшняя моя жизнь постепенно захватывает все больше места у меня в голове, так что воспоминаниям о прошлом некуда поместиться. Я теперь знаю городские улицы, лица моих однокурсников. Я знаю столицу. И мне столько всего хочется сделать — жизни не хватит.
Я не единственная, кого изменил этот город. Видела бы ты Герти, когда она играет на лютне и поет с дворцовыми музыкантами, или Эсу, после того как она помогла появиться на свет малышу, или Фрид за работой в кузнице. После обеда у госпожи такой-то и господина такого-то Бена с Лианой «счастливы, как козы, напившиеся собственного молока», — матушка Дотер выразилась бы именно так. А еще есть Петер с его изделиями из камня.
Отец был прав. Хотя я по-прежнему маленького роста, я очень выросла — даже не знаю, помещусь ли теперь в нашем домике, в нашей деревушке. Да и остальные из нас.
Наверное, это письмо тебя огорчит. Меня оно огорчает, потому что я не могу представить, что вернусь домой навсегда. Сердце болит, когда я пишу эти строки, но в то же время я легко расправляю плечи оттого, что признала правду.
Все еще твоя сестра