Двуглавый орел
Шрифт:
Следующие несколько минут однозначно были не из самых приятных в моей жизни — дышать по очереди через лицевую часть испорченного противогаза, провонявшего трупным запахом, и бог знает насколько эффективного, после того как несколько месяцев провалялся под открытым небом.
Я до сих пор не знаю, что это был за газ, помню только приторный запах, как у гниющего ананаса, от него жгло глаза и болело в груди.
Мы старались сидеть неподвижно, чтобы в кровоток попало как можно меньше газа, и выползли на край воронки, предположив — что бы это ни было, газ тяжелее воздуха и будет собираться на дне. Как только облако стало рассеиваться, мы нырнули обратно в укрытие.
За облаком мчались неясные фигуры, а выше по холму раздавались крики и беспорядочная пальба. Мы лежали, вжавшись в землю, и надеялись, что нас примут за покойников, если заметят. Боже милостивый, когда же стемнеет? Меня нисколько не привлекала эта игра в солдатики.
Приблизительно через пять минут, когда последнее облако газа рассеялось, вдалеке, у наших позиций, прогремело два взрыва, а затем раздалась стрельба. С риском для жизни я решил взглянуть через край воронки в направлении наших окопов. Возможно, подоспела помощь.
Я услышал крики, потом увидел мелькающие среди воронок верхушки касок. Это были новые немецкие каски — "вёдра для угля", что означало австрийские штурмовые подразделения. Несмотря на многочисленные ранения в голову во время сражений при Изонцо, Военное министерство всё ещё лишь подумывало о производстве австро-венгерских стальных касок, но появились они уже только в последние месяцы войны. А пока что, несколько тысяч стальных касок закупили у наших германских союзников, но до сих пор они выдавались только Штосструппен — специальным фронтовым отрядам, выполнявшим самые опасные и трудные задания на передовой.
В любом случае, это означало, что нас скоро найдут и сопроводят к своим, даже если придется все равно подождать темноты. Может, у них есть с собой фляжки с водой? Я заорал: "Мы здесь!", стараясь перекричать шум, а потом скатился обратно в яму.
Этот вопль едва не стал моими последними словами. Посыпались камни, и какой-то предмет шлепнулся в нашу воронку. Я оторопело вытаращился на него. Это была ручная граната догорающим с тихим шипением запалом.
Если бы это зависело от меня, мы оба уже были бы на том свете, но рефлексы прирожденного пилота заставили Тотта подскочить, схватить ее и выбросить из ямы, после чего он сразу нырнул обратно. Перелетев через край, граната взорвалась, и куски раскаленного металла яростно застучали по камням. Я не мог пошевелиться от испуга. Но это был еще не конец.
Секундой позже кто-то упал на меня и повалил на землю. И вот уже я лежу, а в горло мне вцепилась рука существа столь омерзительного, что от одного взгляда на его лицо меня оставили последние силы: какая-то помесь кузнечика, свиньи и лошадиного черепа, дьявол со средневековой картины.
Другой рукой существо занесло над моей головой дубинку, намереваясь вышибить мозги.
— Стойте!— охрипшим от газа и жажды голосом заорал я.
Рука замерла, потом медленно опустилась, а её владелец слез с моей груди. Он опустился на колени и сдвинул стальную каску настолько, чтобы можно было опустить отвратительную маску с хоботом, жестяной банкой и парой огромных плоских чёрных окуляров. Под ней оказалось потное красноватое лицо, однозначно немецкого типа, с короткими светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Прежде чем вернуть каску на место, он вытер лицо рукавом кителя. Два его спутника отпустили Тотта, потом тоже сняли маски.
— Хорошо, что ты кричал по-немецки, — сказал он, — а то ещё немного, и я бы тебе голову проломил. Это ты швырнул гранату обратно?
— Нет, он, — я показал на сидящего рядом Тотта.
Командир Штосструппен улыбнулся.
— Неплохо, совсем неплохо. Может, присоединитесь к моей команде? Мы нашли бы применение людям с такой быстрой реакцией.
Он обернулся ко мне. Я заметил, что хотя на вороте у него был значок эдельвейса — элитных тирольских альпийских войск Ландесшютцена, говорил он с явным судетским акцентом.
— В любом случае, позвольте представиться, — сказал он. — Оскар Фримл, оберлейтенант второго Ландесшютценского полка. В настоящее время — командир двадцать восьмого штурмового отряда, входящего в Четвёртый пехотный полк "Хох-унд-Дойчмайстер". Рад знакомству.
Это проявление вежливости от человека, минуту назад едва не убившего нас обоих, показалось мне несколько наигранным. Однако я промолчал. Мы просто пожали друг другу руки, я представил Тотта и себя, потом поблагодарил его и его людей за то, что пришли на помощь. Он улыбнулся. Довольно нервная, уклончивая улыбка, подумал я.
— Не за что. Мы не знали, что вы здесь. Наблюдатели сказали, что ваш аэроплан сбит, и мы решили, что вы убиты или в плену у итальяшек. Мы вышли после газовой атаки посмотреть, не сможем ли уничтожить кого-нибудь, пока они попытаются сбежать. Наши многих перебили, а остальных вычистили из окопов.
— И много их там было?
— Полагаю, около сотни.
— А что, для Штосструппен сражаться с врагом втроём против ста — обычное дело?
— Не столь уж необычное. Боевой дух и находчивость — вот что главное в такой войне. В окопах десяток настоящих солдат может справиться с тысячей новобранцев — или даже с двумя тысячами, если это итальянцы. Трусливый сброд, драться кишка тонка — то есть, кроме нескольких ударных подразделений Ардити [31] . Я так понимаю, некоторые из них неплохи, но они носят бронежилеты, а от этого пользы мало, слишком тяжелые. Мы, как видите, за лёгкость в бою.
31
Ардити (итал. arditi— отважные, смельчаки)— штурмовые подразделения в итальянской армии, появившиеся во время Первой мировой войны. В основном Ардити формировались из военнослужащих элитной легкой пехоты, а также из саперов.
На этот счёт он говорил чистую правду — у них не было ни винтовок, ни снаряжения, только солдатский ранец, набитый ручными гранатами, на одном плече, респираторная коробка противогаза — на другом, и короткая, устрашающего вида дубинка с шипами.
Фримл заулыбался, показывая свою версию этого оружия. Оно состояло из деревянной рукоятки, короткой, туго скрученной стальной пружины и стального же шара, утыканного гвоздями, на конце. Я обратил внимание на ряды зарубок на ручке.
— Вот, смотрите — нравится? — спросил он. — Я её специально сделал. Гораздо лучше, чем стандартная...
Он наклонился и поднял итальянскую стальную каску, помятую и ржавую, которая, как я предположил, когда-то принадлежала мёртвому солдату — французского образца, с высоким гребнем на макушке.
Фримл положил каску на камень и резко ударил по ней дубинкой. Верхушка шлема вдавилась внутрь, как яичная скорлупа.
— Неплохо, правда? И к тому же совсем бесшумная. Многие даже не поняли, чем именно их ударили. Я ею прикончил не меньше пятидесяти человек, хотя в последнее время уже сбился со счета. Только в тот день на Сан-Мартино прибавил на свой счет человек двадцать. Мы обложили около двух сотен итальяшек в бомбоубежище. Они пытались сдаться, но мы просто плюнули из огнеметов в вентиляционные отверстия. Как же они там выли... Отличное было времечко: я стоял у входа и колошматил их по головам одного за другим, когда они выскакивали оттуда с полыхающими волосами. Жалкие отбросы из призывников, в основном, всем не больше двадцати лет.