Дьявол
Шрифт:
— Прекрасные, государь. Король хотел бы через меня представить вам некоторые доказательства благонадежности Бургундского герцога и его друзей, — отвечал многозначительно Оливер и показал письма, великолепно подделанные в Амбуазе и содержавшие в себе нечто вроде взаимного договора между Бургундией, Бретанью и Карлом Французским против Англии.
Оба короля встретились близ Амьена и утвердили под присягою договор, заранее составленный сьером Ле Мовэ и устанавливающий мир на девять лет и немедленное отплытие англичан, получавших денежное возмещение за расходы, связанные с экспедицией, в размере 27 000 талеров. Перед тем как дружественно расстаться, монархи обменялись весьма важными документами; Эдуард передал Валуа договор о союзе, скрепленный
Этот документ не был подложным. Действительно, Сен-Поль, чувствуя себя загнанным в западню и теряя мало-помалу спокойствие и ясное понимание обстоятельств, совершил крупную ошибку, прибегнув относительно короля, мастера всяких уловок, к оружию политической интриги. Узнав, что английский король изолирован, коннетабль уступил гроссмейстеру без боя города на Сомме и написал Людовику, что этот поступок является доказательством того, что он ничем не связан с Эдуардом, а равным образом неответственен и за действия Бургундии. Он заверял короля, что герцог хочет наиболее легким способом устроить через Эдуарда свои дела, сам будучи занят борьбой с Германией и не имея ни одного солдата в Артуа. Далее, по словам коннетабля, с Карлом Бургундским состоят в союзе бретонский и гиеньский герцоги, до сих пор не выставившие ни одного солдата. Он, коннетабль, будучи лояльным, советует Людовику быстрым наступлением сбросить в море английского короля, сам же он готов своими силами подкрепить войско Даммартэна или же прикрыть его тыл со стороны Фландрии.
Людовик очень любезно ответил на это письмо приглашением приехать на военный совет в Сен-Кентен. Сен-Поль поостерегся принять это приглашение и со своими лучшими отрядами отступил в сильную крепость Гам. Когда немного позднее он узнал через своих агентов о миссии Оливера и о встрече королей, он совершил вторую грубую ошибку, написав то письмо, которое Валуа передал Эдуарду Йоркскому. Ответом на это был мир с Англией, официальное объявление об изгнании Сен-Поля, контрассигнованное Бургундским герцогом как сюзереном Люксембурга, и продвижение королевского войска к крепости Гам. Тогда Сен-Поль лишился мужества и присутствия духа; двое из его офицеров отпали от него, как от опального, другие же оказались ненадежными; и он бежал с немногими слугами в Моне, умоляя бургундского герцога, осаждавшего в ту пору Нанси, о покровительстве. Герцог колебался; его благородной душе претило выдать на смерть прежнего друга. Но он понимал в то же время, что король легко может придраться к этому для того, чтобы вторгнуться в незащищенную Фландрию или же помешать ему, герцогу, в Лотарингии; поэтому, отговариваясь формальными причинами, он потребовал от короля, прежде чем выдать коннетабля, уступить города на Сомме. Герцог надеялся за это время взять Нанси, что совершенно изменило бы положение вещей.
Король посоветовался со своими куманьками; они считали необходимым, ввиду огромного политического значения суда над Сен-Полем, либо выкупить коннетабля уступкой городов, либо захватить его силою.
— Мое правило — не отдавать ничего, что очутилось в моих руках, — заявил Людовик. — Но в то же время я не хочу из-за этой одной головы воевать с Бургундией; об этом за меня позаботятся другие.
— Тогда вам придется отказаться от этой головы, — заметил, пожимая плечами, Тристан.
— Мое правило — не отказываться ни от чьей головы, — резко возразил король.
— Если Нанси падет, — холодно вставил Жан де Бон, — то герцог, вероятно, не без удовольствия нарушит это правило.
Людовик мельком взглянул на него и искривил рот.
— Нанси падет не раньше, чем голова Сен-Поля; это стоит мне двадцать
Тристан и Бон взглянули на короля с удивлением и замолчали. Тогда заговорил Оливер:
— Мне кажется, государь, так мы далеко не уедем; может быть, вы согласитесь на фиктивную уступку городов, которые после выдачи Сен-Поля могут быть вновь заняты по какому-нибудь поводу?
— Едва ли ты сам одобряешь, Оливер, подобную комбинацию, — возразил с некоторым сомнением король, — потому что таким образом мы можем дойти до войны или до повода к войне с Бургундией. Ведь я, конечно, не ошибаюсь, мой друг, заключая по твоему тону, что ты-то сам стоишь за точное и добросовестное выполнение обещания?
Оливер усмехнулся.
— А разве не может и добросовестная уступка оказаться фиктивной? — ответил он вопросом. — Герцог едва ли продержится более пяти лет. Разве наши добрые союзники, вроде герцога Лотарингского и Кампобассо, не роют ему могилу? Спокойно соглашайтесь на уступки!
— Ваше великодушие принесет вам тем больше прибыли, чем шире вы будете им пользоваться. Отдайте герцогу не только Люксембург, который отходит к нему как ленное владение, но и все земли и города коннетабля в восточной Пикардии, Энской области и в Арденнах! Отдайте ему все движимое имущество коннетабля! Золото Сен-Поля крепко прикует бургундского герцога к востоку, где он найдет гибель. Уверьте его в вашем дружественном нейтралитете относительно его лотарингских дел, и вы получите две головы — завтра одну и через несколько лет другую.
Несколько дней спустя гроссмейстер передал ключи от городов на Сомме канцлеру Кревкеру, наместнику герцога, и показал ему грамоту о даровании герцогу поместий Сен-Поля после их конфискации и о предоставлении свободы действия в Лотарингии. Эти документы были платой за особу коннетабля. Кревкер приказал тотчас же доставить Сен-Поля под надежной охраной в Перонну; одновременно он дал знать обо всем герцогу и просил у него приказа о выдаче Сен-Поля, в которой теперь нельзя уже было отказать. Герцог опять заколебался; в течение восьми дней от него не было никаких известий.
Но город Нанси не сдавался. Когда же гроссмейстер предъявил ультиматум Людовика, требовавшего выдачи Сен-Поля в течение недели и грозившего в противном случае военными действиями, канцлер дал знать своему государю, что он снимает с себя всякую ответственность за предстоящие события, если несомненное право короля не будет удовлетворено. Через сорок восемь часов канцлер получил странный ответ. «В то время, когда мы находимся на театре военных действий, вы являетесь нашим наместником и носителем исполнительной власти». В тот же день коннетабль, окруженный двумя сотнями бургундских кирасир, был отведен в ставку графа Даммартэна, который, вежливо и с серьезным лицом поклонившись ему, потребовал у него его меч.
Так как Сен-Поль в качестве королевского главнокомандующего не подлежал аресту, а его разжалованье могло произойти лишь после произнесения над ним приговора, то гроссмейстер привез его в Париж без оков как своего личного пленника. В течение всего пути они не обменялись ни одним словом; Даммартэн едва говорил даже с офицерами своего штаба; коннетабль же сидел в седле молча, не глядя по сторонам. Когда они приблизились к городу с юго-востока и над воротами св. Антония поднялся тяжелый массив Бастилии с башенками по бокам, коннетабль надвинул шляпу еще глубже на лоб и поднял воротник плаща. Так с закрытым лицом подъехал он рядом с Даммартэном к крепости через городские ворота и сквозь ряды солдат. У ворот Бастилии они были с официальной торжественностью приняты президентом парламента, его высшими чиновниками и советниками, королевским генерал-профосом и комендантом замка. Пикет алебардистов следовал за Сен-Полем, который быстрым движением опустил теперь воротник и снял шляпу. Президент и генерал-профос приблизились к нему с обнаженными головами, причем Ле Буланже произнес: