Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
— Он консультировался с вами как со специалистом- в» этой области? — спросил я, краем глаза наблюдая, ка» подалась вперед Катрин Холстед.
— Именно так, — кивнул Фаллон. — Этого испанца звали Мануэль де Виверо, и манускрипт представлял собой его письмо к сыну. — Профессор умолк.
— Что же вы замолчали на самом интересном месте, Фаллон? — воскликнул Холстед.
— Вам что-либо- известно о завоевании Мексики? — спросил меня профессор.
— Не очень много, — признался я. — Мы что-то проходили в школе — Кортес и тому подобное, но у меня все вылетело с тех пор из головы.
— Как, впрочем, и у большинства нормальных людей, — усмехнулся Фаллон. — У вас найдется в доме карта Мексики?
Я подошел к книжной полке и взял оттуда атлас, который положил на кофейный столик. Фаллон пролистал его и сказал:
— Мне придется объяснять вам кое-какие детали предыстории этого письма, иначе вы ничего не поймете. — Он ткнул указательным пальцем в карту Мексики в районе побережья возле Тампико. — В первые два десятилетия шестнадцатого века испанцы обратили свои взоры на территорию, известную нам теперь как Мексика. Об этих землях ходили самые разнообразные слухи, и охваченные жаждой золота конкистадоры хлынули в эти места. — Палец профессора описал дугу над Мексиканским заливом. — В 1517 году побережье обследовал Эрнандес де Кордоба, в 1518 году там же побывал Хуан де Грихальва. А в 1519 году Эрнан Кортес углубился во владения ацтеков, и всем известно, чем это закончилось. Покорив силой, хитростью и обманом этот древнейший народ, он устремился на юг, туда, где теперь находятся Юкатан, Гватемала и Гондурас, в страну народа майя. Свой поход он начал в 1525 году из Теночтитлана, как раньше назывался поселок, ставший теперь городом Мехико, и двинулся через Коацкоалько к озеру Петен и далее на Кобан. Однако трофеи его были не так велики, как он надеялся, а основные силы майя ожидали его на полуострове Юкатан. Далее экспедицию возглавил.Франсиско де Монтехо, поскольку Кортеса отозвали в Испанию. Майя, в отличие от ацтеков, оказали пришельцам отчаянное сопротивление. Испанцы потерпели сокрушительное поражение, конкистадоры впали в уныние.
Мануэль де Виверо воевал в отряде Монтехо рядовым солдатом, но с ним случилась забавная история. Он был захвачен майя, но они не убили его, а оставили в качестве своего рода раба и талисмана. Монтехо так и не покорил Юкатан, ему не удалось полностью подчинить себе майя.
В 1549 году, спустя 22 года после начала своего похода, Монтехо контролировал едва ли половину полуострова, и все это время де Виверо находился в плену в недоступных для испанцев районах Юкатана.
Это весьма любопытный период истории майя. Археологи столкнулись с подлинной загадкой, которую долгое время не могли разгадать. Выходило, что испанцы и индейцы мирно уживались длительное время, следуя своему укладу. Обнаруживали при раскопках соседствующие индейские храмы и испанские церкви, построенные явно в одно время. И лишь когда была восстановлена вся картина событий, ключ к разгадке был наконец найден.
Дело в том, что, хотя жившие бок о бок испанцы и племена майя и воевали постоянно друг с другом, многих районов война не коснулась, а стычки носили эпизодический характер.. Испанцы контролировали восточную часть Юкатана, где находятся такие крупные центры цивилизации майя, как Чичен-Ица и Уксмал, но западная оконечность полуострова оставалась для них закрытой книгой. Она и теперь еще мало изучена. Тем не менее между двумя враждующими сторонами шла оживленная торговля, так что у пленного испанца была возможность переправить послание своему сыну. Вот оно.
Профессор порылся в портфеле, достал перевод письма Виверо и вручил его мне со словами:
— Вам лучше сейчас же ознакомиться с ним. Это ускорило бы наше дело. Письмо многое разъяснит вам.
— Хорошо, — неуверенно произнес я, поглядывая на довольно длинный текст. — Только я предпочел бы прочитать его у себя в кабинете. Могу я быть уверен, что в мое отсутствие вы не поубиваете друг друга?
— Можете не беспокоиться, — спокойно сказала Катрин Холстед. — Все будет в порядке.
— Я попрошу миссис Эджкомб угостить вас чаем, — улыбнулся ей я. — Никто еще не пытался совершить убийство за чашкой чая, это было, бы неслыханным варварством.
«Мон сыновья, Хайме и Хуан! Привет вам от вашего отца Мануэля де Виверо и Кастеро.
Вот уже многие годы ищу я возможность сообщйть вам, мои сыновья, что я жив и невредим в этой языческой стране. Много раз пытался я убежать отсюда, но всякий раз терпел неудачу, и теперь уже знаю наверняка, что убежать из плена мне никогда не удастся, потому что с меня не спускают глаз мои стражи. Однако благодаря различным ухищрениям и дружбе с двумя мужчинами племени майя я имею возможность отправить вам свое послание в надежде, что оно обрадует вас и вы не будете скорбеть по мне как по мертвецу. Но вы должны знать, мои сыновья, что я никогда не выберусь ни из страны майя, ни из города, называемого Уаксуанок. Подобно детям Израиля, я до конца дней своих, отпущенных мне Господом нашим, останусь пленником.
В этом письме я опишу, как я оказался здесь, как Господь сохранил мне жизнь, в то время как многие мои товарищи погибли, а также поведаю вам о своей жизни среди майя, пленивших, меня. За двенадцать лет своего пребывания здесь я повидал много удивительных вещей. Уаксуанок столь же далек от Теночтитлана, как самая глухая провинциальная наша деревушка от Мадрида. Я участвовал во взятии Теночтитлана вместе с Кортесом и видел могущественного верховного вождя Монтесуму и его падение. Но должен сказать, что этот великий вождь не более чем простой крестьянин по сравнению с любым знатным человеком Уаксуанока, ибо город этот является столицей терри-- тории майя, а Теночтитлан не идет с ним ни в какое сравнение.
Вам следует знать, что в 1527 году от Рождества Христова я выступил с Франсиско де Монтехо на Юкатан против майя во главе отряда испанских солдат. Должен сказать вам, что, занимая не последние должности как при Кортесе, так и при Монтехо, я был в курсе всех военных уловок этой кампании, поэтому, попав в плен к майя и узнав их язык, нравы и образ жизни, я без труда разобрался, почему все амбициозные планы конкистадоров были обречены на провал.
Франсиско де Монтехо являлся и, я надеюсь, остается моим другом, однако наша дружба не может помешать мне видеть его промахи и недостатки как в делах военных, так и в государственных. Его нельзя обвинить в трусости, но его отвага подобна вспышкам ярости дикого кабана или баскского быка, которого нетрудно заманить в ловушку й победить. Для солдата мало одной лишь храбрости, дети мои, ему необходимо быть изворотливым и бесчестным, уметь лгать, делая вид, что говорит правду, даже своим солдатам, если это нужно. Он должен уметь отступить, чтобы потом совершить внезапный бросок вперед, иметь мужество терпеть упреки в безволии и ропот своих товарищей, более простодушных и несведущих. Ему важно знать, как заманить противника в свои сети и внести раздор в его ряды, — так поступил Кортес, заключив союз с тласкаланцами против жителей Мексики.
Эрнан Кортес владел всеми тонкостями военного искусства лучше других: он был любезен со всеми без исключения, но всегда следовал собственному замыслу. Возможно, подобное двуличие и противно учению нашей святой церкви и неприемлемо в противоборстве с христианами. Но здесь мы сражаемся с исчадиями самого дьявола, и нет ничего зазорного в том, что мы применяем против них их же собственное оружие, ибо с нами святая вера в правоту нашего дела во имя Господа нашего Иисуса Христа и благословение церкви Его Имени, в чье лоно, с Божьей помощью, мы в конце концов приведем этих невежественных дикарей.
Так или иначе, но Франсиско де Монтехо не обладал и не обладает вышеупомянутыми качествами, поэтому все его усилия подчинить себе майя закончились безрезультатно. И даже теперь, спустя двенадцать лет после того, как мы браво выступили в священный крестовый поход, майя столь же сильны, как и раньше, хотя и утратили некоторые свои города. Тем не менее я не стал бы возлагать всю вину за неудачи на одного лишь Франсиско, ибо земля эта самая необыкновенная из всех, которые мне довелось видеть во время своих, странствий по Америке, где чудеса и необъяснимые явления встречаются на каждом шагу.
Скажу вам определенно: земля Юкатан не похожа ни на одну иную. Когда во время похода на Эль-Петен и Гондурас Эрнан Кортес разбил армию майя, он сражался на ровной местности плоскогорья, где сам рельеф способствовал его победе, поскольку мы весьма преуспели в искусстве боя на равнинах. Оказавшись же в непроходимых лесах Юкатана, куда нас привел Монтехо, мы растерялись, так как никогда не сталкивались с врагом в такой обстановке.
Здесь мы вынуждены были отказаться от применения лошадей в атаке, однако надеялись использовать их как вьючных животных. Но и этим нашим надеждам вскоре пришел конец: лошади начали дохнуть от неизвестной напасти, а от выживших было мало проку, ибо в этих чащах людям пробраться значительно легче, чем лошадям, превратившимся в ненужную обузу.
Другая беда в здешних краях — нехватка воды, что, на первый взгляд, может показаться очень странным, поскольку повсюду буйствует зеленая растительность — мощные деревья и кустарники разного рода. Но это на самом деле так. Когда начинаются дожди, что случается Не часто, а в определенные периоды года, вода уходит вся без остатка в почву, не образуя ни рек, ни ручьев. И лишь местами молено набрести на колодец или бассейн с чистой водой, заполнившей естественные углубления в земле.
Такие места почитаются майя как священные, ибо они довольно редки, и индейцы строят возле них свои храмы, где молятся своим идолам и благодарят их за хорошую воду. Здесь же они возводят укрепления и замки, так что в походе с дс Монтехо нам приходилось с боем завоевывать себе каждый глоток воды.
Народ майя исключительно упрям и глух к слову Христову. Майя не желают слушать ни Франсиско де Монтехо, ни его отважных капитанов, включая и меня, ни даже святых отцов, вместе с нами терпящих лишения ради торжества учения Иисуса.. Индейцы отвергают все попытки обратить их в истинную веру и оказывают нам сопротивление с оружием в руках, хотя, должен признаться, оказавшись у них в плену, я обнаружил,-что это миролюбивые люди, умеющие сохранять невозмутимость и спокойствие духа, но страшные в гневе.
Хотя вооружение их примитивно и состоит в основном из деревянных мечей с каменными лезвиями да копий с каменными наконечниками, индейцы дают нам мощный отпор благодаря численности своего войска и знанию местности, и в итоге множество наших солдат гибнет, а некоторые, в их числе, к своему стыду, и я, оказываются в‘ плену.
В том последнем бою я не мог более драться, так как у меня выбили из рук меч, а самого опутали веревками, так что я лишился возможности броситься грудью на их пики и умереть, сохранив свою честь и доброе имя. Беспомощного, меня подвесили к шесту и унесли тайными тропами в лес, где находился лагерь противника. Там меня попытались допросить, но хотя я и мог уловить смысл вопросов, так как владею языком племени толтек, я сделал вид, что не понимаю ни единого слова, и благодаря этому сохранил в тайне местонахождение основных сил нашего отряда, избавившись заодно и от пыток.
Я уже было решил, что они убьют меня, но их жрец , указал пальцем на мои волосы, которые, как вам известно, имеют цвет спелого ячменя, что не характерно для испанцев. Из лагеря меня увели в большой город, называемый Чичен-Ица, что в переводе с языка майя означает Священный колодец. В этот колодец бросают девушек, которые уходят в подземный мир и, возвращаясь, рассказывают, что они видели в Аду. Воистину, народ этот — дьявольское отродье!
В Чичен-Ице я видел самого кацика, их вождя, одетого в расшитый золотом костюм и плащ из перьев и окруженного жрецами, или священнослужителями, этого народа. Меня попытались вновь допросить, но из этого снова ничего не вышло, после чего священнослужители принялись возбужденно кричать, указывая на мои волосы, что я, вне всякого сомнения, белый бог, приходящий с запада, по имени Кукулькан, или Кетцэкоатл, на языке племени, тол-тек. Благодаря этому их заблуждению я не только остался в живых, но и получил некоторые привилегии.
В Чичен-Ице я провел под неусыпным оком охраны целый месяц. Держали меня в каменном погребе, но не причиняли никакого вреда и хорошо кормили местным вареным зерном и мясом, а пить давали горький напиток под названием «шоколад». После этого меня препроводили в их столицу — Уаксуанок, где я и нахожусь по сей день. Охраняли же меня знатные молодые воины в прекрасных одеждах из хлопка и с красивым оружием: оно не так же хорошо, как наше, сделанное из металла, но вполне надежно и пригодно для сражения индейцев с себе подобными. Оковы же мои были из чистого золота.
Уаксуанок — большой город со множеством храмов и больших зданий, из которых самое величественное — это храм Кукулькана, украшенный в его честь огромным Пернатым Змеем. Жрецы этого храма долго спорили между собой, являюсь ли я на самом деле Кукульканом, их главным Богом. Одни из них утверждали, что я не могу быть Кукульканом, поскольку сражался против народа, который его почитает. Другие возражали им, что Бог вполне мог привести с собой своих воинов, чтобы те покарали их своим чудесным оружием за все прегрешения против богов, и что следует не роптать и сомневаться, а искать истоки своих грехов в Собственных сердцах. Тогда нашлись такие среди жрецов, что стали утверждать, что я не могу быть их Богом, потому что не владею их языком, на что им тотчас же сказали: как же смеете вы предполагать такое, когда не имеете права подслушивать беседы богов между собой о вещах, для ушей простых смертных не предназначенных. Конечно же, у богов свой язык, не такой, как у людей!
В душе я трепетал, следя за их спором, но внешне не проявлял волнения, полный решимости стойко вынести это испытание. Участь моя была незавидна. Признай они меня человеком, а не Кукульканом, они вырвали бы из моей груди сердце, а тело принесли бы в жертву своему Богу в храме, на манер ацтеков Теночтитлана. Однако и признание меня их главным Богом сулило мне не меньшие страдания, ибо, превратившись в идола дикарей, я стал бы противен Господу нашему Иисусу Христу, проклят на веки и обречен на муки в Аду за такое святотатство.
В конце концов священнослужители решили вверить мою судьбу своему кацику, поскольку сами не смогли прийти к единому выводу, а по их закону все важные вопросы, касающиеся их религии и управления, вправе единолично решить их король. Кацик выделялся среди своих соплеменников высоким ростом, имел благородные черты лица и был облачен в прекрасный плащ из ярких перьев колибри. Он восседал на золотом троне, а над головой его сверкало драгоценными камнями золотое изваяние Пернатого Змея.
Кацик рассудил спор так: приносить в жертву меня не следует, а подобает обучить языку майя, чтобы я смог сам объяснить им, кто я и зачем пришел на их землю.
От переполнившей меня радости я едва не упал перед кациком на колени, но вовремя сообразил, что тем самым выдал бы себя, показав, что понимаю их речь, на изучение которой мне были дарованы многие месяцы, а может быть, и годы. Так, хитростью, я спас свою жизнь и душу.
Мне отвели место в храме рядом с обитателями их священнослужителей и предоставили свободу передвижения по городу, хотя и в сопровождении двух молодых охранников из числа знати и с золотыми кандалами на моих ногах. Лишь спустя годы я узнал, что хитрые священнослужители просто боялись, что я окажусь Кукульканом и накажу их за то, что они лишили меня свободы. Что же до золотых цепей, то ведь золото, как известно, металл богов, и гнева у Кукулькана вызвать не должно. Ведь и сам кацик с головы до ног увешан золотыми цепями, правда, они его не сковывают. Так, примерно, рассуждали жрецы майя, страхуя себя от возможного позора в будущем.
Меня учили языку, но я не проявлял способностей к его быстрому усвоению, чем сильно огорчал учителей. Пока я жил среди жрецов в храме, я стал свидетелем множества жертвоприношений: молодых людей убивали в угоду Кукулькану, умастив предварительно их тела маслом и украсив головы цветами, причем несчастные охотно ступали к алтарю, зная, что спустя мгновения у них вырвут сердца и с восторгом продемонстрируют их угасающим взорам. Я был вынужден присутствовать при этих богохульственных церемониях перед изваянием Пернатого Змея, при этом двое охранников крепко держали меня под руки, чтобы я не убежал. Всякий раз при такой отвратительной сцене я закрывал глаза и молил Господа и Пресвятую Деву Марию уберечь меня от подобной участи и дать силы перенести эти чудовищные испытания.
Церемонии жертвоприношения проводились также и у колодца в центре города, у подножья возвышающегося на вершине горного хребта храма в честь Юм Чака, Бога дождя, обитающего, как считают эти наивные люди, на дне колодца. На этих церемониях бросают в воду молодых девушек, и тс исчезают в бездонной глубине, чтобы встретиться с Юм Чаком. На эти злодеяния дикарей меня смотреть не заставляли.
Однажды меня осенила счастливая мысль, как избавиться от стоящей передо мной чудовищной дилеммы, выход из которой я искал неустанно. Да будет вам известно, что майя добились замечательных успехов в обработке камня и золота, хотя и направляют свои усилия главным образом на изготовление поганых идолов, дело, рук христианина недостойное. Да будет вам известно, мои сыновья, что ваш дед и мой отец был золотых дел мастером в Севилье и обучил меня своему ремеслу, когда я был еще ребенком. Как я подметил, майя не владеют столь распространенным в Испании способом применения воска. Поэтому я уговорил жрецов дать мне золота и пчелиного воска и позволить мне воспользоваться очагом, чтобы расплавить металл.
Посовещавшись, они дали мне все, что я просил, и стали наблюдать за моей работой. Там была одна девица, не старше четырнадцати лет, которая убиралась в моем жилище и исполняла мои желания, и я вылепил с нее фигурку из воска, хотя жрецам, судя по их хмурым лицам, это и не понравилось, поскольку они опасались колдовства. Так как у майя нет алебастра, я решил использовать в качестве формы сырую глину, облепил ею восковую фигурку, а в ее верхней части проделал воронку для заливки золота.
Мне было позволено воспользоваться кузницей при храме, и когда расплавленное золото потекло в литник и горячий воск с шипением брызнул из выходного отверстия, священнослужители не смогли сдержать громких возгласов удивления и восторга. Я же дрожал от страха и потел, опасаясь, что глина треснет, однако этого не случилось, и я был вполне удовлетворен моей фигуркой, которую жрецы представили кацику и объяснили ему, как она была изготовлена. Впоследствии я сделал еще множество предметов из золота, но не соглашался отливать ни идолов для их храма, ни иной утвари для языческих обрядов. Король распорядился, чтобы я обучал новому искусству его мастеров, и я выполнил его приказ, а также выполнял заказы на украшения других кациков этой страны.
Настал день, когда я уже не мог более скрывать, что в достаточной мере овладел языком майя, и жрецы отвели меня к королю на суд. Король приказал мне рассказать, кто я такой, и я откровенно поведал ему, что никакой я не Кукулькан, а знатный человек из земель, расположенных на востоке, и верноподданный великого императора Испании Карла Пятого, который и повелел мне отправиться к майя и распространить, среди них учение Христа.
Жрецы зароптали и стали наседать на короля с требованием принести меня в храме Кукулькана в жертву за мое святотатство, ибо их боги самые могущественные и иных идолов им не требуется. Тогда я собрался с духом и спросил короля, достоин ли казни человек, способный обучить его придворных умельцев многим удивительным вещам, украсившим это королевство и принесшим ему славу.
Король улыбнулся мне и приказал меня помиловать, а также предоставить мне дом с прислугой, чтобы я обучал своему искусству всех кузнецов этой страны. При этом он строжайше запретил мне учить их Слову Христову, пригрозив за непослушание смертью. Угроза эта явно была произнесена им, дабы успокоить жрецов Кукулькана. Я же был освобожден от кандалов и переведен в отдельный дом с кузницей и множеством служанок.
С тех пор я дважды бежал и плутал в бескрайнем лесу, где меня ловили королевские воины и доставляли назад в Уаксуанок. Король, однако, проявлял снисходительность и не наказывал меня. Однако когда я бежал и был пойман в третий раз, кацик пришел в ярость, потеряв терпение, и пригрозил мне смертью на жертвеннике в храме Кукулькана, если я дерзну убежать еще раз. После этого я навсегда расстался с мыслью о побеге и смирился со своей участью.
И вот уже двенадцать лет живу я в этом городе, дети мои, повсюду сопровождаемый охраной, привыкшей считать меня своей собственностью. Их храмов я не посещаю, а молюсь Господу нашему Христу и Деве Марии в часовне, которую построил сам в своем доме. Препятствий мне в этом не чинят, так как король разрешил мне молиться моему Богу, запретив при этом сеять Слово Христово в городе, чему я, к своему глубокому стыду, из страха подчинился.
Уаксуанок большой и красивый город, где из золота сделаны даже желоба для стока воды с крыш их храмов. Лично я пользуюсь -на кухне золотыми ложками, так что в этом смысле я превзошел любого из королей христианских государств. Мне кажется, что народ здешний произошел от тех самых египтян, которые держали в плену израильтян, потому что их храмы походят на египетские пирамиды, о которых мне рассказывал побывавший в тех краях странник. Дворец же их короля имеет прямоугольную форму, весьма велик и обшит золотыми листами. Даже полы в нем золотые, так что всякий вошедший во дворец ступает по золоту. Люди здесь владеют искусством изготовления красивейшей эмали, но используют свое мастерство для изваяния противных Богу поганых идолов. Следует признать, однако, что они делают и немало разнообразных украшений, и даже простолюдины щеголяют здесь в поделках из золота и эмали.
Я живу не обремененный особыми заботами, так как пользуюсь почетом за свое мастерство в ювелирном деле и благоволением короля, щедро одаривающего меня за радующие его глаз поделки. Но по ночам я нередко обливаюсь горькими слезами, мечтая о возвращении в Испанию и вспоминая таверны Кадиса с их музыкой и весельем, столь милым моему сердцу. Музыка же майя довольно бедна, ибо они умеют играть на трубах и барабанах, а я и вовсе не владею музыкальным искусством и не могу обучить их.
Но я должен сказать вам, мои сыновья, что Господь коснулся этой земли своим божественным перстом, вне всякого сомнения, с намерением присоединить ее к лону Святой Церкви, ибо, помимо множества разнообразных чудес, я собственными глазами видел особый знак, свидетельствующий о том, что заботливая Длань Христова распростерта над всем миром, и нет в нем уголка, обойденного его вниманием. Я лицезрел этот знак, начертанный пылающим золотом, на золотой горе, возвышающейся вблизи самого центра этого города, и великолепием своим затмевающий даже золотой дворец короля майя. Вне сомнения, сей знак предвещает грядущее торжество христианства на этой земле и низвержение воинами Христовыми языческих идолов в храмах.. Вслед за этим сорвано будет золото с крыш и стен дворцов, а золотая гора перейдет во владение христиан, чтобы удивлять и радовать восторженные взоры, устремленные на горящий на ней золотой знак.
Поэтому, мои сыновья Хайме и Хуан, внимательно вчитайтесь в это письмо, ибо я хочу, чтобы эта слава досталась семье де Виверо и возвысила ее. Вам известно, что род наш очень старинный, но утративший с появлением в Испании мавров былое богатство, вследствие чего главы входящих в наш клан семейств вынуждены были заняться обычными ремеслами. Мой отец был золотых дел мастером, благодаря чему я и выжил в этой стране. Когда нечестивых мавров изгнали из Испании, фортуна вновь улыбнулась нам, и я, получив от отца наследство, купил землю в провинции Уэльва и стал алькальдом. Но взор мой был устремлен на запад, к новым землям, где, как я надеялся, молено добиться успеха и сделать своих сыновей не только состоятельными людьми, но и губернаторами новых провинций. С этой мечтой я и отправился вместе с Эрнаном Кортесом в Мексику.
Овладевший городом Уаксуанок станет также обладателем вышеупомянутой золотой горы и прославится во всем христианском мире, снискав право восседать одесную от христианских королей и известность среди всех их подданных. Я хочу, чтобы этим человеком стал один из де Виверо. Но меня тревожит, что мои сыновья уподобятся Каину и Авелю и начнут враждовать между собой из-за пустяков, осрамив тем самым нашу славную фамилию, вместо того, чтобы объединиться ради ее блага. Поэтому я заклинаю вас. Именем Божьим жить в согласии и мире. Простите друг другу все прегрешения, живите дружно и трудитесь во имя достижения одной цели, а именно, ради овладения этим городом и золотой горой с чудесным знаком на ней.
Вместе с письмом я посылаю вам подарки, каждому — по одному, выполненные в той чудесной манере, которой обучил моего отца пришелец с Востока, появившийся много лет назад в Кордобе вместе с маврами. Надеюсь, вы помните, что я вам о нем рассказывал. Пусть пелена вражды падет с ваших очей, дабы могли вы надлежащим образом рассмотреть мои подарки и объединиться во имя увековечения, славной фамилии де Виверо во всем христианском мире.
Доставят вам эти подарки люди из племени майя, тайно крещенные мной и обученные испанскому языку, что значительно облегчит им путешествие к вам. Позаботьтесь о них и должным образом отблагодарите их, так как это отважные люди и верные христиане, заслуживающие за свои труды награды.
Да хранит вас Бог, мои сыновья, и да избавит Он вас от страха перед ловушками, уготовленными в этих лесах вашими врагами. Помните же мои наставления о качествах, необходимых истинному солдату, и тогда вам будет сопутствовать удача в сражениях с коварными язычниками за овладение этой землей и величайшим чудом, таящимся в ней. Совершите сей подвиг, и вы прославите род де Виверо на все времена.
Возможно, что мне и не доведется дожить до этого славного времени, потому что король майя дряхлеет, а его преемник не благоволит мне, отравленный ядом наветов жрецов Кукулькана. Молитесь же за меня и спасение моей души, ибо я опасаюсь, что мне предстоит долго пробыть в чистилище в наказание за малодушие, проявленное мною в деле обращения этого народа в истинную веру. Простите своего отца, сыновья мои, ибо он всего лишь простой смертный, и молитесь за его душу.
Написано в месяце апреле тысяча пятьсот тридцать девятого года от Рождества Христова.
Мануэль де Виверо и Кастеро,
Испанский алькальд,
Друг Эрнандо Кортеса и Франсиско де Монтехо.
Я положил копию перевода письма де Виверо обратно в папку и погрузился в размышления о судьбе давно уже скончавшегося человека, проведшего остаток своей жизни в плену. Что случилось с ним в дальнейшем? Был ли он после смерти короля принесен в жертву? Или ему удалось хитростью убедить майя сохранить ему жизнь?
Насколько же противоречивая эта была натура, с точки зрения современных понятий. Он относился к майя, как относится человек ко льву — как к злобному и опасному хищнику, защищающему себя, когда на него нападают. Это отдавало лицемерием, но ведь де Виверо был воспитан на совершенно иных традициях. Его не мучили угрызения совести, когда он одновременно стремился обратить язычников в христиан и отнять у них золото: для него это было столь же естественно, как дышать.
Несомненно, это был смелый и стойкий человек, достойный того, чтобы умереть, не терзаясь мысленными картинами Чистилища и Ада. Захлопнув с этой мыслью папку, я вернулся в гостиную и тотчас же почувствовал в ее воздухе напряженность: было очевидно, что мои пташки так и не ужились в этом маленьком гнездышке. Я положил папку на стол и сказал:
— Итак, я прочитал это письмо.
— И что вы обо всем этом думаете? — спросил Фаллон.
— Это был добрый человек.
— И только-то?
— Вы сами знайте, что нет, — спокойно ответил я. — Я прекрасно понимаю, о чем идет речь. Я не ошибусь, если скажу, что этот город, Уаксуа... Уакс... — я запнулся, — в общем, этот город с трудным названием пока еще не обнаружен археологами?
— Вы догадливы, — сказал Фаллон, побарабанив пальцами по папке. — По свидетельству Виверо, Уаксуанок был значительно больше Чичен-Ицы и Уксмала, это была столица цивилизации майя. Поэтому тот, кто найдет ее, сделает себе имя и получит ключ ко многим загадкам.
— Вы согласны? —обернулся я к Холстеду.
— Не задавайте дурацких вопросов! — обжег он меня ненавидящим взглядом. — Разумеется, я придерживаюсь того же мнения. Пожалуй, это единственный случай, когда мы с Фаллоном сходимся во мнениях.
— И вы лезете из кожи вон и рискуете надорваться, лишь бы оказаться там первым, — сев на стул, усмехнулся я. — Боже, вот вам и ученые мужи!
— Минуточку! — перебил меня Фаллон. — Это не совсем так. Я готов признать, что пытаюсь опередить Холстеда. Но только потому, что не верю ему. А дело касается вопроса чрезвычайной важности, где спешка недопустима. Он же немедленно начнет раскапывать все вокруг, стремясь заработать репутацию, и все испортит. Могут быть загублены уникальные свидетельства!