Дьявольская секта (Сборник)
Шрифт:
— А вот вам уникальный образчик профессиональной этики, — саркастически взглянул на меня Холстед. — Фаллон готов втоптать в грязь репутацию любого человека ради достижения своей цели. — Подавшись всем корпусом вперед, он воскликнул чуть ли не в лицо профессору: — Уж не стремитесь ли вы сами упрочить свою славу открытием Уаксуанока, Фаллон?
— Мое имя в академических кругах уже достаточно хорошо известно, — невозмутимо отвечал Фаллон. — Я достиг вершины.
— И не желаете потесниться на своем Олимпе успеха, — съязвил Холстед.
Я раскрыл рот, чтобы резко оборвать этот спор, но Катрин Холстед опередила меня:
— У профессора
— Ну сколько же можно жевать одну и ту же жвачку! — поморщился Фаллон. — Уверяю вас, я купил письмо у Джеррисона в Нью-Йорке, у меня есть доказательства!
— Довольно! — не выдержал я. — Я сыт по горло вашими взаимными обвинениями. Поговорим о деле. Насколько я понял, старик де Виверо отправил сыновьям письмо и подарки, и вы полагаете, что это были два золотых подноса с секретом, разгадка которого приведет вас к Уаксуаноку. Не так ли?
Фаллон кивнул и потянулся к папке.
— Как неоднократно подчеркивает в своем письме старый де Виверо, Уаксуанок буквально напичкан золотом. И отец хочет, чтобы львиная его доля досталась его сыновьям. Однако при этом он не объясняет, как найти этот город, лишь посылает подарки. Не кажется ли вам это довольно странным?
— Я мог бы разъяснить это странное обстоятельство не хуже профессора, — вмешался Холстед. — Похоже, что сыновья Виверо жили как кошка с собакой, и отцу это не нравилось. Это дает мне основание предположить, что каждый из подаренных им подносов содержит лишь часть необходимой информации, а полную картину можно получить, только сложив их вместе. Мудрый старик хотел таким образом помирить своих сыновей. Раз информации нет в письме, она должна быть в подносах, — развел он руками.
— Я тоже пришел к такому выводу, — кивнул Фаллон. — Поэтому-то я и начал охотиться за этими подносами. Но я допустил досадную ошибку: основываясь на свидетельстве француза Мурвилля, я стал искать подносы в Мексике.
При этих его словах Холстед ехидно хмыкнул.
— Я потерял массу времени, пока наконец случайно не обнаружил поднос в собственном музее: оказывается, он давно хранился там.
— Мне это стало известно еще до того, как вы спохватились и изъяли ваш поднос из экспозиции, — самодовольно заметил Холстед.
— Как это можно забыть о том, что имеешь? — раздраженно спросил я. — Более того, далее не догадываться об огромной ценности собственной вещи! Поразительно!
— Но ведь случилось же такое в вашей семье! — парировал Фаллон. — Однако в моем случае все было совсем иначе. Я учредил фонд, который, помимо всего прочего, имеет музей. Я не слежу за всеми приобретениями этого музея, поэтому и не знал ничего о подносе. Так или иначе, но один из подносов хранится именно там.
— Один. А как же вы вышли на второй?
— Со вторым дело обстояло несколько сложнее. Не правда ли, Пол? — хитро прищурился Фаллон. — У Мануэля де Виверо ведь было двое сыновей, Хайме и Хуан. Так вот, Хайме остался в Мексике, основав мексиканскую ветвь этого семейства. Хуану же Америка опостылела, и он с богатой добычей вернулся в Испанию, где тоже стал алькальдом — это нечто вроде сельского мирового судьи. Сын же его, Мигель, пошел дальше своего отца, став богатым судовладельцем.
И вот наступили неспокойные времена, когда между Испанией и Англией возникли
— Я обнаружил это письмо раньше вас, — самодовольно отметил Холстед.
— Все это довольно-таки трудно понять, — признался я. — Детективная история со множеством загадок! И что же вы сделали?
— Я приехал в Англию, — продолжал Фаллон, — но не ради подноса, который, как я был уверен, покоится на дне моря, а в гости к одному из своих коллег. Как-то раз я случайно упомянул в разговоре о своих поисках в Испании, и один из преподавателей Оксфорда, эдакий забавный книжный червь, сказал, что нечто подобное ему встречалось в письмах Геррика.
— Поэта? — изумленно вытаращился я на Фаллона.
— Совершенно верно, — подтвердил он. — Он был настоятелем церкви в Дин Прайор, это неподалеку отсюда. Так вот, некий Гусан, местный торговец, написал ему письмо, которое наверняка и не сохранилось бы, если бы предназначалось другому человеку, менее известному.
— Мне это неизвестно, — оживился Холстед. — Продолжайте.
— Это не имеет особого значения, — устало заметил Фаллон. — Ведь мы все равно знаем, где теперь поднос.
— Мне тоже интересно, — сказал я.
— Хорошо, — пожал плечами Фаллон. — Геррику наскучила сельская жизнь, но он был очень привязан к Дин Прайор. Заняться ему особенно было нечем, и он, как я догадываюсь, проявлял куда больший интерес к своим прихожанам, чем к рутинным обязанностям сельского священника. В число занимавших его людей входил, несомненно, и Гусан, которого он попросил изложить на бумаге то, что незадолго до этого он поведал священнику на словах. Если быть кратким, то фамилия Гусан происходит от Гузман, а дедушка Гусана был матросом на корабле «Сан-Хуан». Претерпев множество злоключений, этот корабль затонул во время шторма у мыса Старт-Пойнт. Капитан — Мигель де Виверо — скончался еще до крушения судна от тифа, так что чудом спасшийся Гузман, предок Гусана, выбрался на берег, прихватив с собой в качестве личной добычи поднос. Внук Гузмана, тот самый Гусан, который описал всю эту историю в письме к Геррику, даже показывал священнику этот трофей. Не знаю только, как поднос оказался в вашем доме, — закончил свой рассказ Фаллон.
— Так вот почему вы рассмеялись, когда я порекомендовал вам встретиться с Дейвом Гусаном! — с улыбкой воскликнул я.
— Я был слегка потрясен, — признался Фаллон.
— Я не знал ровным счетом ничего о Геррике, — сказал Холстед. — Я лишь пытался проследить путь морской экспедиции и выяснить, где затонуло судно «Сан-Хуан». И вот в Плимуте мне случайно попался на глаза снимок в газете.
— Вам просто повезло, — закатив глаза к потолку, фыркнул Фаллон.
— Однако я опередил вас! — осклабился Холстед.