Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
— Сэр Джералд Корвен.
Сэр Лоренс невольно поднес палец к губам. Лакей произнес еще тише:
— Я провел его в маленькую гостиную и сказал, что пойду узнаю, дома ли леди Корвен.
Сэр Лоренс увидел, как рука Клер крепко стиснула спинку стула, возле которого она стояла.
— Ну, Клер, ты как? Дома?
Она не ответила, но ее лицо побелело и застыло. — Минутку, Блор. Я позвоню. Блор удалился.
— Так как же, детка?
— Он, должно быть, выехал следующим пароходом. Дядя, я не хочу его видеть.
— Если мы просто скажем, что тебя нет дома, он придет еще раз.
Клер вскинула голову.
— Хорошо, я к нему выйду.
Сэр Лоренс почувствовал легкую дрожь.
— Если бы ты мне сказала, что говорить, я вышел бы к нему вместо тебя.
— Спасибо, дядя, но зачем тебе возиться с этой грязью?
«Слава богу!» — подумал сэр Лоренс.
— На всякий случай я буду рядом. Желаю удачи, детка, — сказал он выходя.
Клер подошла к камину: лучше иметь звонок под рукою. Она испытывала хорошо знакомое ей ощущение, словно брала разбег для отчаянного прыжка. «Во всяком случае, он ко мне не прикоснется», — решила она и тут же услышала голос Блора:
— Сэр Джералд Корвен, миледи.
Недурно! Жене докладывают о приходе мужа! Но прислуга всегда все знает!
Даже не глядя, Клер почувствовала, где он стоит. Румянец стыда и гнева залил ее щеки. Он заворожил ее! Он сделал из нее игрушку, служившую для удовлетворения всех его капризов! Он ее…
Корвен заговорил сдержанно, но язвительно:
— Признаюсь, я ничего подобного от тебя не ожидал!
Он все тот же, аккуратный, щеголеватый, похожий на кота, с тонкогубой усмешкой и дерзкими, хищными глазами.
— Что вам нужно?
— Только тебя.
— Меня вы не получите.
— Это просто смешно!
Одно стремительное движение, и он схватил ее в объятия. Клер откинула голову и коснулась звонка.
— Отойдите, или я позвоню! — Другой рукой она заслонила свое лицо. Станьте вон там, тогда я готова с вами разговаривать, иначе вам придется уйти.
— Хорошо. Но это смешно!
— Неужели вы не понимаете, насколько это серьезно? Иначе разве я уехала бы?
— Я думал, ты просто рассердилась, и не удивительно. Очень сожалею.
— Обсуждать все это не имеет смысла. Теперь я знаю вас и не вернусь.
— Детка, я прошу у тебя прошения и даю слово, что ничего подобного не повторится.
— Какое великодушие!
— Я только проделал эксперимент. Некоторые женщины это обожают. Хотя, может быть, в ту минуту и не понимают своих ощущений.
— Вы — животное.
— А жена у меня — красавица. Брось, Клер, не глупи, не делай из нас посмешища! Можешь поставить мне любые условия.
— И верить, что вы их выполните? И потом, я не хочу такой жизни: ведь мне всего двадцать четыре года.
Улыбка сбежала с его губ.
— Понятно. Я заметил, что из этого дома вышел молодой человек. Имя и положение?
— Тони Крум. Итак?
Он отошел к окну и несколько мгновений смотрел на улицу, потом обернулся к ней.
— Но вы имеете несчастье быть моей женой.
— Как будто.
— Нет, вполне серьезно, Клер, вернись ко мне.
— Вполне серьезно — нет.
— Я занимаю определенный пост и шутить этим не могу. Посмотри на меня! — Он подошел к ней ближе. — Ты можешь считать меня чем угодно, но, во всяком случае, я не жулик и не ханжа. Я не спекулирую ни своим положением, ни святостью брака, ни всем этим вздором. Однако в моем министерстве до сих пор придают большое значение подобным вещам, и я не могу допустить, чтобы дело о разводе возбудила ты.
— Я на это и не рассчитывала.
— А на что же ты рассчитывала?
— Не знаю. Знаю только одно: я не вернусь.
— Только из-за?..
— И многого другого.
На его лице снова появилась кошачья усмешка и помешала ей прочесть его мысли.
— Ты хочешь, чтобы я подал на развод?
Клер пожала плечами.
— У вас для этого нет оснований. — Иначе ты, конечно, ответить не можешь.
— Но оснований действительно нет.
— Послушай, Клер, право, все это ужасно нелепо и совершенно недостойно тебя, при твоем уме и знании жизни. Не можешь же ты вечно оставаться соломенной вдовой. К тому же тебе нравилось на Цейлоне.
— Есть вещи, которых я, по отношению к себе, не позволю, а вы осмелились…
— Я уже сказал, что это больше не повторится.
— А я сказала, что верить вам не могу.
— Так мы ни до чего не договоримся. Ты собираешься жить на средства твоих родителей?
— Нет. Я поступила на службу.
— О-о! На какую же?
— Секретарем к нашему новому депутату.
— Это тебе очень скоро надоест.
— Не думаю.
Он пристально посмотрел на нее, на этот раз без улыбки, и она вдруг увидела в его лице слишком знакомое хищное выражение.
— Я не допущу, чтоб ты принадлежала другому мужчине, — заявил он вдруг.
Сейчас он раскрылся весь, до конца, и ей стало легче. Она не ответила.
— Ты слышала?
— Да.
— Я говорю вполне серьезно.
— Вижу.
— Ты бесчувственный бесенок!
— Очень хотела бы им быть.
Он прошелся по комнате и решительно остановился перед ней.
— Взгляни на меня! Без тебя я не вернусь. Я остановился в «Бристоле». Будь паинькой и приходи ко мне туда. Мы начнем все сначала. Ты увидишь, какой я буду хороший.
Она не выдержала и воскликнула:
— Да поймите же наконец! Вы убили во мне всякое чувство к вам!
Его зрачки расширились, затем сузились, губы сжались и вытянулись в нитку. Он напоминал жокея, укрощающего необъезженную лошадь.
— И вы поймите меня, — сказал он, понизив голос. — Или вы вернетесь ко мне, или я с вами разведусь. Я не могу оставить вас здесь, чтобы вы могли вытворять что вам вздумается.
— Я уверена, что так поступил бы всякий благоразумный муж.
На его губах вновь появилась усмешка.