Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 10
Шрифт:
— Папа, два часа. Дальше будет все то же самое. Клер уже спит.
— Я не сплю, — отозвалась Клер.
— А должна бы. Я выпущу Фоша погулять, и мы все пойдем наверх.
Генерал поднялся.
— Да, уже все ясно. Пожалуй, и правда пора спать?
Динни открыла застекленную дверь и стала смотреть, как Фош с притворным энтузиазмом бегает по саду. Было холодно, по земле стлался туман, и она закрыла дверь. Если бы она этого не сделала, Фош не выполнил бы обычного ритуала и с искренним энтузиазмом вернулся бы в дом. Поцеловав отца и Клер, Динни потушила свет и осталась в холле. Огонь в камине почти погас. Динни поставила ногу на каменную плиту камина и отдалась своим мыслям. Клер говорила о своем желании поступить секретарем к одному из новых членов парламента. Судя по отчетам, их будет много. А почему бы ей не поступить к их собственному депутату? Он однажды у них обедал, и Динни сидела рядом с ним. Приятный человек, начитанный, не ханжа. Он даже сочувствовал лейбористам, но считал, что они еще сами толком не знают, чего хотят. Он примерно то, что в одной пьесе подвыпивший юнец называет «тори-социалист». Депутат держался с веселой откровенностью и искренностью. Приятная внешность, вьющиеся темные волосы, загорелое лицо, небольшие темные усы и довольно высокий мягкий голос; в общем, славный человек, энергичный и прямой. Но у него, вероятно, уже есть секретарь. Впрочем, если намерение Клер серьезно, можно будет поговорить. Динни направилась к двери, ведущей в сад. На крыльце стояла скамья, под нее, наверное, и забился Фош, ожидая, чтобы его впустили. Да, вот он; вылез, помахивая хвостом, и побрел к общей собачьей плошке с водой. Как холодно и тихо! На дороге — никого; даже сов, и тех не слышно; сад и поля лежат в лунном свете молчаливые, застывшие, пустые — до той длинной полосы лесов! Англия — посеребренная луной и равнодушная к своей судьбе, не верящая радостной вести и все та же, неизменная и прекрасная, даже несмотря на то, что фунт упал! Динни вглядывалась в сумрак этой тихой ночи. Люди и вся их политика — как мало они значат, как быстро исчезают, словно капли росы на хрустальной поверхности этой огромной божьей игрушки! Страстная напряженность человеческих чувств и непостижимое ледяное равнодушие времени и пространства!.. Может быть, смириться, снова вернуться к жизни?
Ей стало холодно, и она закрыла дверь.
На следующее утро, сидя за завтраком, она сказала Клер:
— Что ж, будем ковать железо, пока горячо, и отправимся к мистеру Дорнфорду!
— Зачем?
— На случай, если бы ему понадобился секретарь — теперь, когда он избран.
— Разве он прошел?
— Еще бы!
Динни стала читать сводку выборов. Обычно столь несокрушимую либеральную оппозицию вытеснили какие-то жалкие пять тысяч голосов, поданные за лейбористов.
— Они победили только благодаря слову «национальный», — заметила Клер. — Когда я вербовала голоса в городе, все были за либералов. Но я произносила слово «национальный», и это действовало без промаха.
Узнав, что новый член парламента пробудет у себя все утро, сестры выехали около одиннадцати часов. Но столько людей сновало там взад и вперед, что им не захотелось входить.
— Ненавижу просить о чем-нибудь, — заявила Клер.
Динни, которая не любила этого так же, как и сестра, предложила:
— Подожди здесь, а я пойду поздравлю его. Может быть, и удастся замолвить за тебя словечко. Он тебя, верно, видел.
— Ну конечно!
Юстэс Дорнфорд, К. А., только что избранный член парламента, сидел в комнате, состоявшей, казалось, из одних открытых дверей, и пробегал глазами списки, которые клал перед ним на стол его уполномоченный. Через одну из дверей Динни были видны под столом его ноги в бриджах и сапогах для верховой езды, а на столе — котелок, перчатки и хлыст. Сейчас, когда она стола уже в дверях, ей показалось просто невозможным вторгнуться к нему в такую минуту, и она совсем уж собралась ускользнуть, когда он поднял глаза.
— Минутку, Минс. Мисс Черрел?
Она остановилась и обернулась к нему. Вид у него был довольный, и он улыбался.
— Чем могу вам служить? Она протянула ему руку.
— Страшно рада, что вы победили. Мы с сестрой хотели вас поздравить.
Он стиснул ее пальцы, и Динни подумала: «Вот уж неподходящая минута для просьб», — но вслух сказала:
— Выборы прошли блестяще. В наших местах никогда еще не бывало подобного единодушия,
— И никогда больше не будет. Так уж мне повезло. А где ваша сестра?
— В машине.
— Я хотел бы поблагодарить ее за труды.
— О, — отозвалась Динни, — она делала это с удовольствием! — И, чувствуя, что нужно решиться теперь или никогда, добавила: — Она сейчас не устроена, знаете ли, и очень хотела бы найти какое-нибудь занятие… Нет, вы не подумайте… Ну, словом, не пригодилась бы она вам в качестве секретаря? («Ух, выложила!») Сестра очень хорошо знает наше графство, умеет писать на машинке, говорит по-французски и немножко по-немецки, — надеюсь, это может пригодиться?
Все это Динни выпалила залпом и теперь смущенно стояла перед ним. Но выражение готовности на его лице не исчезло.
— Пойдемте, поговорим с ней, — сказал он.
А Динни подумала: «Господи! Надеюсь, он не влюбился в нее!» — и покосилась на Дорнфорда. Он продолжал улыбаться, но теперь его лицо казалось строже. Клер стояла подле машины. «Вот бы мне ее хладнокровие», — думала Динни. Она остановилась и молча наблюдала за всем, что делалось вокруг, отмечая торжественную деловитость входивших и выходивших людей, любуясь сестрой и Дорнфордом, которые разговаривали доверчиво и оживленно, любуясь чистым, сверкающим утром. Дорнфорд опять подошел к ней.
— Огромное вам спасибо, мисс Черрел. Получилось замечательно! Мне действительно нужен секретарь, а требования вашей сестры очень скромны.
— Я боялась, вы не простите мне, что я обратилась к вам с просьбой в такую минуту.
— Всегда счастлив служить вам чем могу и в любую минуту. Сейчас мне пора, но надеюсь увидеть вас очень скоро.
Он направился к дому, а Динни, глядя вслед ему, подумала: «Какой красивый покрой бриджей». Затем она села в машину.
— Динни, — воскликнула Клер смеясь, — да он в тебя влюблен!
— Что?!
— Я попросила двести, а он сразу назначил двести пятьдесят. Как это ты успела очаровать его в один вечер?
— Ничего подобного! Это он в тебя влюблен.
— Нет, нет, милая! Глаза у меня есть. Я уверена, что в тебя. Ведь ты сразу догадалась, что Тони Крум влюблен в меня.
— Это было видно.
— И здесь видно.
— Чепуха, — решительно возразила Динни. — Когда ты начнешь?
— Сегодня он возвращается в Лондон. Он живет в Темпле, в Харкурт-билдингс. Я поеду туда во второй половине дня и начну работать послезавтра.
— А где ты будешь жить?
— Думаю снять комнату без мебели или маленькую студию, а обставлю и украшу ее постепенно сама. Вот будет занятно!
— Сегодня уезжает тетя Эм. Она приютит тебя, пока ты не найдешь комнату.
— Что ж, — задумчиво отозвалась Клер, — пожалуй.
Когда они подъезжали к дому, Динни спросила:
— А как же Цейлон, Клер? Ты думала об этом?
— Думать бесполезно. Вероятно, он что-нибудь предпримет; что — я не знаю, да мне и безразлично.
— Он тебе писал?
— Нет.
— Смотри, дорогая, будь осторожна…
Клер пожала плечами.
— О, я буду осторожна!
— Может он получить отпуск, если захочет?
— Думаю — да.
— Ты будешь писать мне обо всем? Хорошо?
Клер на миг оторвалась от руля и чмокнула Динни в щеку.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Через три дня после разговора в клубе Крум получил от сэра Лоренса Монта письмо, в котором тот сообщал, что его кузен Маскем получит арабских кобыл не раньше весны. А пока что он будет иметь мистера Крума в виду и постарается в скором времени с ним встретиться. Знает ли мистер Крум разговорный арабский язык?