Единоборец
Шрифт:
– Если ты новенький, то слушай и мотай на ус, – говорит человек. – Во-первых, всегда веди себя прилично и, если тебе что не нравится, то молчи. Это тебя убережет, и не один раз. Во-вторых, если предложат что-нибудь такое, с чем ты не можешь согласиться, то отказывайся сразу и стой на своем, что бы с тобой ни сделали. Убить они тебя не убьют, это им не нужно – так, только пригрозят. И никакой инициативы. Найди старшего раба в своем квартале и вырази ему свое уважение. Сделай это как можно скорее. Лучше всего прямо сегодня, прямо сейчас, чтобы не накликать беды. Остальное сам постепенно узнаешь.
– Что
– Несколько домов и несколько сотен человек, которые в них живут. Работаем всего по шесть часов в сутки, остальное время предоставлены сами себе. Умеренная свобода действий и передвижения.
– Работа тяжелая?
Человек смотрит на меня с недоумением.
– Конечно нет. Мы же не рабочий скот, мы больше на положении домашних питомцев. Нас хорошо кормят и много играют с нами. У нас есть все, включая отличных секс-андроидов для занятий любовью. Любой наш каприз будет выполнен, если это только возможно.
– Значит, вы живете в раю.
– Почти.
– То есть? – спрашиваю я.
– Я же сказал, что мы на положении животных.
– Ну и что?
– А что ты делаешь со щенками твоей собаки? – спрашивает он и чешет небритую щеку. – Ты еще молод, и ты с этим столкнешься.
Он отключает канал связи.
Я осматриваю комнату, пытаясь найти еще какие-нибудь зацепки. Номер отеля совсем невелик и, по моим меркам, неудобен. Все контакты с внешним миром – через терминал или мутно светящуюся пластину, на которую нужно класть ладонь. Я кладу свою – никакого результата. Так и должно быть, я ведь раб. В комнате нет окон, нет телевизора, нет цветов, нет даже стульев. Одна жесткая кровать, три тумбочки, стол и непонятные мне приспособления на стене, имеющие форму сюрреалистических крючьев. Наверняка они предназначены не для человека. Например, андроиды подвешивают на них свои тела перед тем, как отключиться на ночь. Я открываю тумбочки и проверяю содержимое ящиков. Большинство предметов мне не известны. В одном из ящиков есть несколько чистых тарелок и ложек. В другом – конусовидные жужжащие штуки, которые сразу же напоминают мне больших шмелей. Я закрываю ящик, от греха подальше, и ложусь на кровать. Предоставим событиям разворачиваться самим. Совершенно необязательно их подталкивать.
Вскоре Клара выходит из душа.
– У нас есть примерно четыре часа, – говорит она. – За это время мы должны сделать покупки, а ты должен отдохнуть. Потом мы уйдем. Пока можешь расслабиться, здесь на нас не нападут.
– Почему ты так уверена? – спрашиваю я.
– Потому что здесь действует закон. И закон меня охраняет. Так же, как он охранял тебя на земле.
Не очень-то хорошо он меня охранял.
– Здесь есть полиция? – спрашиваю я.
– Что-то вроде этого. И наша полиция работает гораздо лучше вашей. Поэтому можешь быть спокоен.
– Куда мы пойдем? Вверх, вниз или вбок?
– Мы не пойдем ни вверх, ни вниз, – отвечает она.
– Но это опасно. Это значит – выйти из города.
Она внимательно смотрит на меня и молчит.
– А я и не обещала тебе легкой жизни, – говорит она, наконец. – Тебе не кажется, что ты слишком много знаешь?
Я ложусь на кровать и закрываю глаза. Во мне еще достаточно энергии, чтобы протянуть без сна и отдыха две недели или около того, но
Как только срабатывает таймер, я просыпаюсь. Клара сидит, склонившись над книгой, и улыбается. Интересно, о чем она читает? Я встаю, и она поднимает глаза.
– Уже отдохнул?
– Я собираюсь пойти и выразить почтение старшему рабу. Если ты меня, конечно, отпустишь.
– Это необязательно, – говорит она. – Мы скоро уйдем и сюда не вернемся.
– Порядок есть порядок.
– Хорошо. Если ты так хочешь. Здесь в подвале, живет несколько семей. Можешь узнать у них все подробности.
– Откуда ты об этом знаешь?
– Рабы всегда живут в подвалах таких зданий. Я хочу сказать, что гостиницы вроде этой всегда нуждаются в человеческом обслуживании. Что-то около десятка рабов. Обычно они живут семьями. Один мужчина на несколько женщин. Женщин больше потому, что многие мужчины живут в одиночестве, работа мешает им заводить семью.
Я выхожу в коридор и спускаюсь на одном из лифтов, нажав самую нижнюю кнопку. Этажей здесь немного. Просто потому, что этот лифт не связан с другими уровнями города, а толщина каждого уровня – максимум метров тридцать. Потолки низкие, я едва не задеваю их головой. Подняв руку, я могу их коснуться.
Но в подвале потолок оказывается еще ниже. Всего два метра. Или два пять, так я оцениваю на глаз.
Сразу же мне на глаза попадается женщина. Здесь тепло, и она едва одета. Ей лет около тридцати, но тело выглядит истощенным, буквально изношенным, какое бывает у женщин, которые слишком много работают, слишком много пьют, и практически никогда не отдыхают.
– Новенький? – спрашивает она.
– Имитант.
– Она криво улыбается, оценив шутку.
– Что надо?
– Ищу старшего раба.
– Идем со мной.
Я иду за ней. Мы спускаемся по ступенькам, несколько раз поворачиваем и оказываемся у маленькой двери. Я толкаю дверь и вижу за ней каморку. Что-то вроде хорошо освещенного чулана, заваленного вещами. На стене – большое зеркало. На единственном стуле сидит уродского вида мужичок и пытается отремонтировать туфель, вонзая в него длинную игру.
– Это к тебе, – говорит женщина и уходит.
За стеной слышатся крики ребенка. Судя по звукам, ребенка бьют. Крики переходят в визг. Мужичок недовольно морщится.
– Садись, выпьем, – говорит он. – Тебе повезло, что на меня попал. Я человек простой. И добрый, если меня не трогать. Денисий, ты его не знаешь, умер осенью. Вот он был крут.
Мужичок наливает мне стакан прозрачной жидкости, судя по запаху, самогона, чокается, мы выпиваем. Я сразу же анализирую состав раствора. Жидкость не очищена. Содержит четырнадцать опасных для жизни компонентов. Но мои фильтры могут обезвредить и не такое.
– Отчего умер Денисий? – спрашиваю.
– Замерз. Он обслуживал охлаждающий генератор. Положено работать в паре, но он вышел один. Ночью, как положено, выпил, чтоб не так страшно было. Ну и, понятно, потерял концентрацию.