Единоборец
Шрифт:
Стена построена неаккуратно, но заметно, как она изгибается, огораживая что-то. Мы идем вокруг. – Может быть, мы уйдем? – спрашивает Клара. – Нам здесь нечего делать.
– Ты боишься?
– Да, – отвечает она. – И я не вижу в этом смысла. Что тебе нужно от этих людей, если только это люди, а не чудовища с некоторыми повадками человека?
– Во-первых, – отвечаю я, – многие из людей, с которыми мне приходилось иметь дело, на самом деле и есть чудовища с повадками человека. Но это никогда не мешало мне с ними конструктивно общаться. Нужно лишь держать правильную дистанцию и правильный тон. Во-вторых, мне от них ничего не нужно. Зато, может быть, им что-нибудь нужно от меня. Лучше выяснить это сразу, не заставляя их гнаться за нами по нашим следам.
Мы продолжаем идти вокруг стены, надеясь увидеть что-нибудь, напоминающее двери. Наконец, я замечаю распиленный ствол на расстоянии примерно двух метров от земли. Что-то среднее между дверью и окном. Вначале я вежливо стучу, но никто не отвечает. Впрочем, если это на самом деле человеческое поселение, то нас уже давно заметили. Если люди потрудились построить такую стену, то они уж точно потрудятся поставить и часовых.
– Это мертвая крепость, – говорит Клара. – Они все умерли, разве ты не видишь?
Я просовываю в щель гибкий металлический щуп и начинаю исследовать заслонку. Кто бы ни был с той стороны, он никак не реагирует на вторжение. Сбрасываю проволочную петлю и отодвигаю короткое бревно. Ход открыт, достаточный, чтобы смог пролезть человек, не страдающий излишней полнотой.
Я включаю сканер опасности, но прибор молчит. Внутри ничего подозрительного. Просовываю руку, потом вторую, потом мгновенно проскальзываю весь. Никого. Похоже, что это действительно мертвая крепость. Но подождем. Судя по диаметру сооружения, здесь могло бы скрываться много народу. Человек сто здесь бы поместилось. Достаточно для совершенно самостоятельного долговременного поселения. Здесь должно быть много комнат. Я втаскиваю Клару и ставлю бревно на место. Набрасываю проволочную петлю. Не знаю, насколько эффективна такая защита от местной живности, но людям, построившим крепость, было виднее.
– Останешься здесь, – говорю я, – закроешься изнутри. Если случится что-то неожиданное, я услышу и приду на помощь.
– Куда ты идешь? Я боюсь, не оставляй меня.
– Осмотрю здесь все.
– Может быть, мы уйдем? Здесь все равно никого нет.
– Вот именно это я и проверю.
Я прикрываю дверь за собой. Хоть эта внутренняя преграда и совсем хилая, все же, нужно поднять шум, если срываешь ее с проволочных колец. Внутри кольцевой коридор с земляным полом. Я анализирую запахи. Запах огня, дыма, запах человека, запах смерти. Я втягиваю ноздрями воздух и двигаюсь в направлении человека.
Вскоре я обнаруживаю их: десяток полуголых больных людей, большинство из которых в состоянии беспамятства. Включаю фонарь, но лишь один старик оборачивается на свет. В его огромном рту нет ни одного зуба, от этого рот похож на открывающуюся и закрывающуюся рану. Когда он смыкает пустые челюсти, кажется, что он может закрыть глаз нижней губой.
– О, ты вернулся! – шамкает старик. – Наконец-то ты вернулся. Но тебя не было так долго, что наши дети успели состариться и умереть. Подойди поближе, чтобы я мог тебя разглядеть.
Я подхожу поближе, и старик ощупывает меня пальцами. Видимо, со зрением у него совсем плохо.
– Но это не ты! – восклицает он и отталкивает мою руку.
– Извини, отец, я не тот, кого ты ждал.
– Ты пришел из города?
– Да.
– Поэтому ты такой большой и сильный. Скоро ты станешь таким же, как и я.
– Почему?
– Здесь все отравлено. Люди болеют и умирают.
Я беру его руку в свою. Сухая, больная кожа, вся в пятнах от кровоизлияний.
– Бойся тишины, – говорит он. – Они приходят только в тишине.
– Они часто приходят? – спрашиваю я.
– Каждую ночь.
– Как ты отличаешь ночь ото дня?
– Здесь всегда ночь, – отвечает он. – Мне приходится стучать по стенам, чтобы они ушли.
– Чем вы питаетесь? У вас есть какие-нибудь запасы?
– Мы охотимся и выращиваем грибы. Но охотники тоже болеют и умирают. Вот уже девять дней, как никто не возвращается домой.
– Лежи, старик, – говорю я. – Все образуется.
После этого я обследую остальные комнаты. В подвале я нахожу довольно большую грибную ферму. Грибы ломкие и скользкие на ощупь. Совершенно безвкусные, но калорийные. И то хорошо.
Я возвращаюсь к Кларе. Она уже устала меня ждать.
– Ну, мы уходим? – спрашивает она.
– Нет.
– Я могу приказать.
– Здесь двенадцать человек, которые пока живы, – говорю я. – Из них трое детей. Половина из двенадцати уже при смерти. Они могут умереть в любую минуту. Мы должны их спасти.
– Я никому ничего не должна, – говорит Клара.
– В этом-то вся приятность решения.
Она с удивлением смотрит на меня.
– Позволь тебе напомнить, что мы опаздываем.
– Я ни на чем не настаиваю, – говорю я. – Решать все равно тебе. Что бы ты ни решила, я с тобой соглашусь. Но вначале мы пойдем и посмотрим на этих людей.
– Ты хочешь повторить трюк с детьми?
– Да, хочу. Кроме того, мне нужна помощь. Я хочу переложить их так, чтобы они меньше страдали. Это лучше делать вдвоем.
Она соглашается, и мы идем к больным. Аккуратно перекладываем их на коврики, прикрываем одеялами тех, кто замерз. Они очень легкие, никто не весит больше тридцати килограмм. Клара поит их водой. Вся вода здесь пахнет бензином. Я надеюсь, что в желудках этих несчастных есть соответствующие фильтры.
– Они хорошо тебя воспринимают, – говорю я. – Из тебя бы получилась неплохая медсестра.
– Никогда не имела таких амбиций.
Я прикатываю чан с водой и даю инструкции старику, как единственному, кто еще может передвигаться. Кажется, его разум еще не слишком затуманен, несмотря на то, что ему мерещатся привидения в темноте.
– Что мы можем для них сделать? – спрашивает Клара. – Они отравлены. Ты не сможешь их вылечить.
– Это не отравление.
– Тогда что? Радиация?