Единоборец
Шрифт:
В этот момент дверь отпирают, и в комнату входят несколько человек. В руках у них ломики и другие металлические инструменты. Я притворяюсь испуганным.
– Не надо меня бить! – говорю я. – Я и так все отдам.
– Это хорошо, что ты и так все отдашь, – говорит их предводитель, маленький округлый человечек со злым лицом. На его ногах кроссовки явно женского размера, тридцать седьмого, не больше. – Хорошо, что отдашь, но бить тебя мы все равно будем. Чтобы знал обычай. Не бойся, не насмерть.
– А, так это обряд инициации? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня, как баран на новые ворота. Один из телохранителей замахивается ломиком. Я думаю, что самому себе он кажется просто верхом совершенства, но на самом деле он движется с грацией пьяной лягушки. Его движения такие медленные, что можно уснуть, прежде чем он ударит. Он собирается ударить своей железякой меня по плечу. Конечно же, не попадает.
– Эй, – удивленно говорит он, – эй, Сява, что это было? Сявой зовут предводителя.
– Не бейте меня, – прошу я, – я очень вас боюсь.
Он пробует пнуть меня ногой, но падает на спину.
– Он меня ударил!
– Я нечаянно, прошу вас, – умоляю я.
– Серж, я отдаю его тебе, – говорит Сява. – Научи его жизни.
Меня выводят в небольшой пыльный дворик. Серж принимается учить меня жизни. Для начала я просто ухожу от ударов, стараясь двигаться по возможности неуклюже. Первые несколько минут мне удается его обманывать. Как только он начинает догадываться, я его вырубаю. Но остальные уже тоже поняли, с кем имеют дело.
– Мужики, я не хотел ссориться, – говорю я. – Но теперь вы меня разозлили.
Я подсекаю стальным крюком одного, который хотел было удрать. Другой начинает звонить по мобильнику, но сразу же отбрасывает его, как только ловит мой взгляд.
– Молодец, – говорит Сява, – будешь работать на меня. Но пять мегатом все равно отдашь. Такой порядок.
Я бью его в живот, так, что он отлетает и ударяется о стену.
– Ты что, еще не понял, кто я такой?
Он поднимается. В его глазах не страх, а только тупое восхищение.
– Ты единоборец, – говорит он, – ты настоящий единоборец. Я видел тебя по телевизору.
– Может быть, – соглашаюсь я.
Время от времени дешевые каналы транслируют мои матчи. Так что этот тип на самом деле мог видеть меня. Хотя он вряд ли способен запомнить мое лицо: оно мало отличается от лиц других единоборцев.
Через десять минут мой рюкзак набит нужными медикаментами. Я взваливаю его на плечи.
– Мужик, мы еще не расплатились, – намекает предводитель.
– Это точно, – говорю я. – Не расплатились. Теперь я буду брать с вас дань. Кто-то возражает?
Никто не возражает.
– Чем будешь брать? – спрашивает Сява.
– Стихотворениями Пушкина. Будете учить по одному стихотворению в день. Вернусь – проверю. Пусть кто-то попробует не выучить. Включу счетчик.
Я ухожу в лес. Вернуться за двенадцать часов я уже не успеваю, но надеюсь, что опоздание будет небольшим. До крепости добираюсь без приключений, хотя и не так быстро, как хотелось бы: все же по пути приходилось опасаться встречи с карликами. Я не знаю, где они, но уверен, что они не ушли. Я взбираюсь по задней стене крепости и вхожу внутрь через тайный лаз, подготовленный заранее. Неожиданное возвращение всегда имеет свои преимущества. Неизвестно, какая встреча уготована мне внутри. Но, кажется, все спокойно. Пробираюсь в нижнюю комнату. Клара спит.
– Ты опоздал на полтора часа! – говорит она.
– Быстрее не мог.
– Если не мог, то не нужно было и обещать. Эти животные съели все мои консервы.
– Питаться консервами вредно для желудка, – говорю я.
– Но не питаться вообще тоже вредно для желудка!
– Ошибаешься. Умеренное голодание всегда полезно. Они не пытались съесть тебя?
– Пытались. Но для начала им хватило консервов. Они набили животы и сказали, что съедят меня за ужином. Я потеряла столько времени только для того, чтобы спасти этих скотов! И только потому, что тебя послушала.
– Возлюбите врагов своих, – говорю я.
– Что?
– Плохой человек хочет жить ровно столько же, сколько и хороший. Но если ты помогаешь плохому, тем больше тебе чести.
– Я бы обошлась и без такой чести.
– Ошибаешься, – говорю я. – Без чести обойтись невозможно. И потом, какая разница, что они сказали? Тяжелый недостаток витаминов расстраивает умственные способности. Ты разговаривала с сумасшедшими.
Мы сразу же отправляемся в путь. Я ничего не говорю Кларе о карликах, но сам все время настороже. Не нужно чтобы она волновалась. С каждым километром лес становится все темнее и все мертвее, если только можно так выразиться. Все больше мертвых неразложившихся стволов загромождают путь. Завалы становятся все выше, некоторые из них уже высотой с двухэтажный дом. Травы стало меньше; вместо почвы под ногами голый камень. Насекомые практически исчезли. Зато потолок стал выше, деревья тоже подросли.
– Почему потолок не падает нам на головы? – спрашиваю я Клару. – Он ведь ни на что не опирается. Здесь огромные пространства.
– Он армирован нейтронной тканью, – отвечает она. – А пространства не так уж и велики. Это просто иллюзия. Весь этот мир помещается в плоском тоннеле шириной всего километров семь или восемь. Если ты сейчас свернешь под прямым углом, то вскоре упрешься в стену. Ты не знал этого?
– Но я смотрел карту города.
– У города тоннель немного шире. Все равно здесь очень мало места. Существуют гораздо большие подземные горизонты. Нейтронная ткань позволяет строить арки в сотни километров шириной.
Может быть, в сотни, а, может быть, в тысячи. На самом деле прочность нейтронной ткани равна бесконечности. Это квантовый эффект сверхпрочности, открытый еще в прошлом веке, вместе со сверхпроводимостью, сверхтекучестью и сверхрастяжимостью.
Внезапно дорога становится намного легче. Завалов уже нет, а деревья растут не так близко друг к другу. Воздух здесь имеет странный цвет: он мутно-серый и будто поглощает световые лучи. Луч фонаря растворяется в нем, не уходя далеко. Тьма выглядит жутко, как будто вязкая тьма сна, в котором ты задыхаешься, но не можешь глубоко вдохнуть.