Единоборец
Шрифт:
– Она еще дышит. Но у нее поврежден мозг. Она все равно умрет.
– Пока вы прокисали здесь, в вашем захолустье, – говорю я, – медицина не стояла на месте. – Если Глория дышит, она будет здорова. Ведите меня к ней.
Меня приводят в лазарет. Женщина-врач показывает мне рентгеновские снимки. Хорошо, что хоть какое-то оборудование у них есть.
– Я так понимаю, что вы дипломированный врач? – спрашивает она.
– Что такое дипломированный врач?
Она шокирована.
– Стойте и смотрите, – говорю я. – Сейчас я покажу вам кое-что из новых технологий лечения. Как она?
– Умирает. Вы что, сами не видите? Вы же пробили ей череп.
Я пытаюсь разобраться в показаниях приборов. Вот этот экран показывает электропотенциалы сердца, здесь температурная кривая, здесь дыхание. Остальное для меня темный лес. Температура сорок один и два, дыхания почти нет. Я сдергиваю простыню, которой прикрыта пациентка. Девушка лет восемнадцати. Глория.
Я здорово порвал ее тело. Основные раны уже зашиты. Зашиты, но, разумеется, не заживают. Ноги забинтованы, и бинты сочатся кровью. Что там с ногами, это меня не волнует. Сами заживут. Хуже то, что ей зашивали брюшную полость. Видимо я распорол ей живот своим крюком. На лбу сорвана кожа. Верхняя часть лица забинтована.
– Что с головой? – спрашиваю я.
– Сквозное ранение. Один глаз вытек.
– Ничего. Будет похожа на Кутузова, – шучу я, но шутка не находит поддержки. – Мне нужно снять эти бинты.
– Вы будете оперировать?
– Обязательно.
– У нас практически нет инструмента.
– Зато у меня есть, – я протягиваю ладонь и выдвигаю несколько лезвий. Это производит впечатление. Женщина отшатывается так, будто увидела привидение.
– Вам нужна помощь? – шепчет она.
– Нет, – отвечаю я. – Но вы можете молча смотреть, если хотите.
Я приступаю к делу. Надеваю стерильные перчатки и маску, хотя это и не обязательно. Переворачиваю Глорию лицом вниз и разрезаю кожу на шее. Раздвигаю мышцы. Передо мною шейные позвонки. Черт побери, в ее теле нет автоматического обезболивания, как я мог об этом забыть? Нажимаю несколько точек, так, чтобы снизить болевую чувствительность. Этого недостаточно.
– Что у вас есть из анальгетиков?
– Кодеин, ацетаминофен и бензокаин. Циклопропан для хирургической анестезии.
– Вы бы еще сказали, веселящий газ. А что-нибудь посовременнее?
– Фенобарбитал? – предполагает она.
– Хотя бы прокаин? Два дня назад мне пришлось ампутировать руку, не имея ничего, кроме литра прокаина.
– Давно израсходовали. При нашей жизни это неизбежно.
Я делаю несколько уколов, смешивая то, что есть. Адский коктейль. Потом начинаю прощупывать спинной мозг, используя несколько тонких игл. Есть контакт.
– Мне нужно восемь самых тонких игл, – говорю я. – Можно не стерилизовать.
– Вы будете делать пункцию?
– Я подключусь к ее спинному мозгу.
– Тогда я простерилизую.
– Нет. Мне нужно срочно. Ничего хуже, чем сейчас, с нею уже не случится.
– Но как?
– Я гарантирую, что сепсиса не будет. Сейчас я форсирую ее иммунитет.
Она приносит мне иглы и я аккуратно вставляю каждую из восьми. Операция не сложна, но ее нужно делать точно. Я проверяю каждую из игл, подключая к собственным контактам.
– Сердце остановилось, – говорит врач.
– Мне нужно еще три минуты.
– Нужно делать массаж сердца!
– Не нужно. Через три минуты оно пойдет само.
Я еще раз проверяю контакты. Кажется, все в порядке, сигнал проходит. Потом разрезаю кожу на своей щеке, поддеваю костную пластинку и отодвигаю ее. Каждая хорошая РГ-батарея имеет выходной контакт. Я вынимаю тонкий проводок, который на самом деле состоит из восьми жилок, вытягиваю его на максимальную длину – около полуметра.
– Что вы собираетесь делать? – удивляется врач.
– Буду донором. Подержите здесь.
Теперь нужно проверить, какой из контактов за что отвечает. Вот эти два – иммунитет. Работает. Вот эти – нет, ошибся. По телу Глории пробегает волна судорог. Попробуем по-другому. Эти. Включается сердце и начинает стучать, как у кролика. Снова неправильно, сигнал пошел не туда. Я аккуратно переставляю одну из иголок, и сердце начинает работать ровно. Дыхание становится глубже и равномернее.
Но это сейчас не главное. Еще два контакта, так, включаю общее восстановление. Из горла Глории вырывается глухой крик. Это нормально, мгновенный спазм голосовых связок. Такое бывает у детей, которым впервые вставляют мощную взрослую батарею. На самом деле, к такой батарее нужно привыкнуть. И последние два контакта – интеллектуальная система, которую нужно специально настроить, так, чтобы она самостоятельно регулировала восстановление нарушенных функций организма. Вот, собственно, и все.
Проверив точность подключения, я постепенно увеличиваю нагрузку. Пальцы Глории начинают мелко дрожать. Это не страшно, сейчас пройдет. Увеличиваю нагрузку до оптимальной. Все. Теперь можно отдохнуть.
– Это называется РГ-батарея, – говорю я врачу.
– Никогда такого не видела. Как это работает?
– Не имею понятия, честно говоря. Я просто знаю, как ей пользоваться. Можете понемногу снимать бинты. Через пятнадцать минут ваша Глория будет в полном порядке.
– Через пятнадцать минут?
– Я бы мог сделать это еще в десять раз быстрее, но боюсь осложнений. Ее организм к этому не привык.
– Но это революция в медицине, – удивляется она.
– Конечно. А вы пока живете в каменном веке. Но это не ваша вина. Как долго вы были отрезаны от людей?
– Об этом лучше говорить не со мной.
– А с кем?
– С нашим капитаном.
Мы сидим и ждем. Несколько человек заглядывают за занавеску, которая играет здесь роль стены, и делают вопросительные лица. Врач успокаивающе кивает, и лица исчезают. В помещении довольно тепло, на полочке стоит кактус, странный, с моей точки зрения, символ уюта, занавески вышиты цветами, явно вышиты вручную. На потолке побелка, с серыми затеками по углам. Нормальное жилище для начала прошлого века. Сейчас люди так не живут. Сейчас в комнатах вообще нет настоящих углов, потому что дома выращиваются целиком из специально запрограммированных строительных семян. Комнаты приобрели мягкие и округлые очертания. Изменился не только дизайн, изменилась сама идея жилища. Мы живем в домах-роботах, постоянно обслуживающих все наши потребности. В таких домах уже невозможно вбить гвоздь в стену.