Единоборец
Шрифт:
Она берет со стула халат и набрасывает на плечи. Громко хлопает дверью душа. Теперь она будет мыться даже дольше, чем нужно, я уверен. Мне нужно использовать каждую секунду. Возможно, в этом мое спасение, хотя надежды мало. Я бросаюсь к терминалу и разворачиваю виртуальный трехмерный экран. Пока все в порядке. Техника меня слушается. Почему она слушается раба? Возможно, что это не живой техно-организм, а всего лишь подсобная система. Не может ведь быть живым каждый телевизор или холодильник? Или гаечный ключ? Я нахожу план города и смотрю на него несколько секунд, пытаясь запомнить как можно больше подробностей. Удается запомнить почти все, в меня ведь вставлены дополнительные чипы для мгновенного запоминания. Теперь остальное. Я нажимаю ввод и вижу надпись «информация заблокирована». Еще раз. Тот же результат. Еще несколько моих попыток – экран сворачивается и гаснет. Все же кое-что я успел узнать. Город не так велик. По земным меркам это всего лишь деревня. За городом простирается необжитое пространство, скорее всего, враждебная человеку среда. Все выходы из города вертикальны, а не горизонтальны. Вообще, понятие вертикали здесь работает гораздо сильнее, чем у нас, на поверхности. Вертикаль и горизонталь здесь почти равноценны. Вверху над нами есть еще несколько городов, о которых я ничего не успел узнать. Под нами – тоже. Может быть, это все элементы одного города, который имеет не форму блина, а форму цилиндра. Сколько таких городов построено в глубине планеты? Как выглядят самые большие из них? Стоп.
Стоп. Не может быть, чтобы здесь не было людей. Дело не только в дизайне всего того, что я видел, в дизайне, рассчитанном на человеческое восприятие, дело во многих других мелочах, которые уже начинают складываться в картину. Даже сама надпись «информация заблокирована» была сделана на русском и английском языках. Для общения машин между собой человеческие языки не нужны. Машины прекрасно общаются на языке кодов или на Стандарте.
Дверь ванны открывается, и Клара появляется снова.
– Чем чистят зубы? – спрашивает она. – Зубочисткой?
– Зубной щеткой.
– Правда? Хорошо, что ты сказал. Как она выглядит?
– Обычная щетка, только маленькая. Шерстинки с одной стороны.
– Здесь должна быть такая, – говорит Клара, – я поищу.
– Откуда здесь зубная щетка? – спрашиваю я. – Откуда, если здесь нет людей?
– Почему нет? – удивляется она.
– Ты сама так сказала.
– Но ведь ты здесь. Здесь есть и другие рабы. Здесь немало рабов. Немало, но и немного. Большинство из них пошли на это добровольно. Им живется не так уж плохо, хотя, конечно, как кому. За всех не могу сказать.
– Но они не могут уйти?
– Конечно нет. Разве что на тот свет. Люди продают себя пожизненно. Они подписывают контракт. Многие даже не подозревают, с кем именно заключают договор. Некоторые считают, что заключили сделку с дьяволом. Им это нравится, они так чувствуют свою значимость и ценность. Сам князь тьмы, не кто-нибудь. Причем цена невелика, как ты понимаешь. Мы можем найти столько рабов, сколько захотим. Хотя их не нужно много. Слишком многие люди в ваших городах живут так плохо, что предпочли бы смерть. А мы даем им существование намного лучшее, чем смерть. Многие люди бедны, больны, несчастны. Есть люди, которые долгие годы балансируют на грани самоубийства. Есть такие, которые умирают просто потому, что не имеют денег на хорошую батарею. Есть психически больные и просто странные люди, с которыми никто не захочет общаться. Есть опустившиеся, алкоголики и наркоманы, есть такие, кто не может оправиться от несчастья. Есть просто искатели приключений.
Она говорит и одновременно перерывает все, что лежит во встроенном зеркальном шкафчике. Шкафчик довольно велик.
– Разве стать рабом – это выход? – спрашиваю я.
Она оборачивается и смотрит на меня презрительно.
– Кто бы говорил. Вы только и мечтаете о том, чтобы продать себя в рабство. Рабство дает вам чувство защищенности, без которого вы просто скулите, как голодный щенок на улице, в мороз. Раб всегда накормлен. И о нем заботятся, это не мало. Большинство из вас постоянно называют себя рабами Бога, которого вообще не существует. Почему бы это, как ты думаешь?
Я меняю тему. У нее пунктик насчет Бога. Когда-нибудь мне это пригодится. Но не сейчас.
– Им приходится много работать?
– Не обязательно. Многие не работают вообще. Они выполняют некоторые полезные функции, которые нельзя назвать работой. Некоторые люди занимаются искусством. Ставят разные исторические сценки, разыгрывают сражения прошлых веков. Все это, конечно, в уменьшенном размере. Многие занимаются спортом, например, бегают наперегонки. И, конечно, мы изучаем вас и стараемся изменить вас к лучшему. Молодым позволяют размножаться. Причем, в неограниченных масштабах.
– Постой, я не понимаю, – говорю я. – Это большой город?
– Это не город. Это мир, – отвечает она.
Я вспоминаю человека, который был моим соседом три года назад. Перед тем, как он исчез, он оставил записку о том, что заключил договор с дьяволом. То был странный молодой человек, который много пил, всегда выглядел печальным и разговаривал исключительно матом. О его жизни никто ничего не знал, да и не желал знать. Я его видел лишь однажды, когда он пришел ругаться со мной насчет того, что я стучал в его стену. Сообщения о договорах с дьяволом время от времени мелькали в желтой прессе, но ведь им не верит ни один нормальный человек.
– А Фемида? – спрашиваю я. – Она должна охранять людей.
– Она и охраняет. Но ведь большинство людей, отправляясь под землю, подписывают контракт. Там все оговорено. Это их свободный выбор.
– А меньшинство?
– Меньшинство – это случаи вроде нашего. Люди захватываются по необходимости. Фемида такое не запрещает, хотя и ограничивает степень жестокости. Смотри! Вот она. Я права?
Она показывает мне обыкновенную зубную щетку. Она рада, как ребенок.
2
Клара снова уходит в ванную, и я сразу же подхожу к терминалу. На карте города было всего одно название, которое показалось мне подозрительным. «Заповедник». Заповедник чего? Во всяком случае, не природы. На карте был еще и небольшой зеленый значок, напоминающий одновременно и китайский иероглиф, и фигуру человека. Может быть, я ошибаюсь, но стоит попробовать. Этот заповедник так мал, что я могу пройти его поперек за пять минут. Это не может быть природным заповедником. Зато может быть человеческим кварталом, где люди живут в более или менее натуральных условиях. Я снова врубаю экран и делаю запрос о заповеднике. Все в порядке, меня соединяют. На экране заспанное небритое лицо человека лет пятидесяти. Это настоящий живой человек. Он смотрит на меня безо всякого интереса.
– Новенький? – спрашивает он. – Или имитант?
– Новенький, – отвечаю я. – Кто такие имитанты?
– Сгустки информации. Что-то вроде вирусов, имитирующих облик и мышление человека. Не только человека, кого угодно. Они звонят тебе по одной из линий и разговаривают с тобой. Ты уверен, что говорил с человеком, а на самом деле – с пустотой.
– Ты тоже можешь быть имитантом, – говорю я.
– Конечно, могу. Это ты никак не проверишь. Что ты делаешь в Континентале?
– Не имею понятия. Здесь остановилась хозяйка.