Эффект Грэхема

Кеннеди Эль

Райдер вздыхает.

— Что? — Мой тон оборонительный.

— Тебе нравятся цветы и бабочки? А я только начал думать, что ты классная.

— Ну, а что тебе нравится? — Я бросаю вызов.

— Точно не это.

— Забавно слышать это от парня, который все утро собирал для девушки цветы, чтобы извиниться.

— Я потратил на это не все утро. Это заняло примерно одну минуту. Я украл их из клумбы своего соседа.

— О Боже мой.

— И это не цветы для извинений, —

ворчит он.

— Угу.

— Потому что я не извиняюсь. — Он приподнимает одну бровь. — Я сказал правду.

Я сердито смотрю на него.

— Как бы ты себя чувствовал, если бы я подкараулила тебя после одной из твоих игр, а потом стала бы перечислять все, в чем ты налажал?

— Это не то, что я сделал. Ты попросила меня озвучить свои мысли.

— Тебе не обязательно было отвечать.

— Не надо спрашивать о том, на что не хочешь получить ответ, — возражает он.

— Знаешь, мне больше нравилось, когда ты вообще не разговаривал.

И тут он начинает улыбаться.

Черт возьми. Это моя вина. Я та, кто заставила его улыбнуться. И теперь я вижу эту глупую улыбку, и она убийственная. Я помню, как Камила рассказывала, что он стоит у стены на вечеринках, а женщины толпами на него кидаются, и теперь я понимаю, почему у него такой большой выбор.

— Слушай, если бы это было извинением, гипотетически, я, наверное, мог бы признать, что иногда бываю слишком прямолинейным.

— Нет! — Говорю я в шоке.

— Не то чтобы кто-то когда-то жаловался.

— О нет, я уверена, всем это нравится.

Он прищуривает глаза.

— Это была плохая идея.

— Нет, — настаиваю я. — Мне нравятся твои гипотетические извинения. Итак, предположим, гипотетически, ты был слишком прямолинеен и заставил кое-кого почувствовать себя дерьмово, сказав, что она играет в хоккей за Брайар только из-за кумовства... продолжай.

Выражение его лица отрезвляет.

— Я не это имел в виду. Комментарий о кумовстве был лишним.

Я думаю, он говорит искренне. Может, он и придурок, но не жестокий.

С другой стороны, я его почти не знаю.

— Я не хотел заставлять тебя чувствовать себя дерьмово. Когда дело доходит до хоккея, я честен. Я всегда совершенствую свою игру, работаю над своими слабостями. Наверное, я забыл, что не всем нужны советы такого рода. — Он делает паузу с выражением боли на лице. — И мне жаль, что я намекнул, что твой отец — причина, по которой ты на своем месте. Я смотрел ту игру. Ты играла феноменально.

Несмотря на прилив теплоты, который вызывает его комплимент, я не могу подавить проблеск сомнения.

— Ты говоришь это просто для того, чтобы я снова не почувствовала себя дерьмово?

— Я ничего не говорю просто так.

Я начинаю подозревать, насколько это правда.

— Что ж, спасибо. Думаю, я ценю это. — Неохотно я добавляю: — Ты тоже очень

хороший игрок.

— Я не говорил, что ты очень хороша. Я сказал, что ты феноменальна.

— А я говорю, что ты очень хорош.

Он хихикает себе под нос.

— В любом случае. — Он указывает на букет в моей руке. — Это мое предложение мира. Шейн сказал, что цыпочкам нравятся ромашки, и они не надумывают лишнего.

— Чего лишнего? Что ты пытаешься приударить за мной? Или что ты подлизываешься ко мне, чтобы я замолвила за тебя словечко перед папой? Ты же поэтому вчера был на игре, не так ли?

— Да, — честно отвечает он. — Но ты ясно изложила свою позицию по этому поводу, так что я не собираюсь спрашивать снова. Я обычно так не делаю. — Он пожимает плечами. — Хорошо. Теперь я от тебя отстану.

Он начинает уходить.

— Мне нужен совет, — выпаливаю я.

Райдер поворачивается и бросает на меня кривой взгляд.

— Я больше не поведусь на это, Жизель.

— Нет, я серьезно. Вчера у меня было отвратительное настроение, и это единственная причина, по которой я набросилась на тебя. Обычно я как и ты. Всегда совершенствую свою игру. — Я смотрю в эти пронзительные голубые глаза. — Если бы ты дал мне совет, какой бы он был?

Он колеблется, снова проводя рукой по волосам.

— Пожалуйста. Что мне нужно делать за воротами?

— Перестань так пытаться сбежать оттуда, — наконец отвечает он. — Если ты научишься играть в этом пространстве и эффективно использовать его, возможности для выигрыша будут безграничны.

— Высокий риск, высокая награда?

Он кивает.

— Занимай атакующую позицию за воротами, и ты заставишь и вратаря, и оборону соперника сосредоточиться на этом пространстве. А когда они сосредоточены на чем-то одном, они не могут уследить за тем, кто находится с другой стороны.

Я проглатываю свое разочарование.

— Но я теряю там шайбу. Пространство слишком узкое.

— Как я уже сказал, учись там играть. Иногда тебе везет, и ты уводишь за собой обоих их защитников. Если у них дерьмовая коммуникация, они оба могут попытаться закрыть тебя, и тогда у тебя есть один или несколько партнеров по команде на открытой позиции, чтобы забить гол. — Он пожимает плечами. — Делай с этим, что хочешь.

Он снова уходит, оставляя меня перед моим общежитием с букетом в руках.

Я смотрю на ромашки и потираю большим пальцем один шелковистый белый лепесток. Они действительно красивые. Меня даже не волнует, что он их украл. Затем я смотрю на удаляющуюся спину Райдера, на эти четко очерченные руки, на уверенность его шага.

— Райдер, — неожиданно для себя зову я.

Он поворачивается.

— Да?

Глубоко в мыслях назревает идея. Она быстро развивается, пока не формируется в четкий план, и я иду к нему.