Екатерина Великая (Том 2)
Шрифт:
Давно при дворе известен был забавный случай: бабушка-императрица взяла на колени малютку княжну Александру и стала ей показывать портреты юных принцев, собранные со всех концов Европы; потом ласково спросила ребёнка:
– Ну, какой же тебе нравится из них больше всего? За кого я выдам тебя, скажи, малютка?
После небольшого серьёзного раздумья, девочка, застенчиво оглянувшись, не смотрит ли кто-нибудь ещё, кроме доброй «бабушки», указала на портрет шведского принца.
И теперь этот красавец, выросший, возмужалый, уже не принц, а король, явился сюда, словно по велению
То вспыхивает яркой краской лицо девушки, то бледнеет она и незаметно касается плеча сестры, стоящей рядом, как будто боится упасть от слабости.
Опущены глаза у княжны, но ей кажется, она видит, как он, герой её заветных мечтаний и снов, лёгкой и гордой походкой скользит по паркету, озарённый лучами ясного, осеннего солнца, проникающего в зал…
Дыхание занимается у девушки.
Вот он заговорил.
Этот молодой, но решительный, сильный звук голоса положительно заставил её затрепетать, как от удара электрической волны.
Она что-то лепечет в ответ на официальное приветствие, когда умолк голос отца и перестала говорить великая княгиня-мать…
Видя, что делается с дочерью, великая княгиня снова обратилась к гостю, желая отвлечь его внимание от девушки:
– Благополучно ли был совершён переезд? Нравится ли графу столица империи?..
И ещё два-три общих вопроса…
Густав отвечает… Он тоже понял, что девушка слишком сильно смущена… И старается не глядеть в её сторону. Но, словно против воли, его ясные, какие-то холодные, но вместе с тем и пронизывающие, горящие стальным блеском глаза с особенным вниманием и любопытством скользят по девушке, словно ощупывают её с ног до головы незримыми щупальцами.
«Недурна собой… но и не красавица… Ещё немного тонковата… но это ничего, пройдёт… – думал искушённый уже во многом жених. – Прелестный рот… глаза… Улыбается так мило, грустно немножко, но по-детски… И… вот, не могу понять: что это есть ещё в девушке, что так привлекает глаза и мысль? Надо будет разобраться…»
Так думал про себя наблюдательный, не по летам зрелый и вдумчивый юноша. Он не знал, что сила, влекущая его, таилась в любви, вспыхнувшей в душе девушки.
Сама того не сознавая, в эту минуту первой встречи княжна полюбила ещё не наречённого ей жениха, потянулась к нему, как тянется в засуху цветок навстречу первым каплям дождя…
Не чуяла бедная малютка, что эта первая, весенняя буря надломит её навсегда. Не думал об этом и принц.
Его лицо приняло менее холодный, не такой королевски надменный вид. Даже более мягким блеском загорелись светлые глаза, упорный взгляд которых напоминал выражение глаз у полупомешанных иллюминатов, [201] или фанатиков-северян, которые ещё недавно в России запирались целыми толпами в деревянных срубах и там сжигали себя с жёнами и детьми, испепеляя тела ради «спасения души».
201
Иллюминаты – члены тайных религиозно-политических обществ в Европе, главным образом в Баварии, во второй половине XVIII века.
На
Трудно было придумать пару, более неподходящую друг к другу.
Худенький, маленький, нервный, весь словно на иголках, стоит Павел. Рядом с женой он кажется совсем юношей, недоростком. Его некрасивое лицо теперь особенно неприятно, так как Павел старается принять строго величественный вид. Неудачная попытка делает его совсем забавным.
Болезненно-самолюбивый, чуткий порою до ясновидения, он словно ловит скрытые улыбки, взгляды, слышит лёгкое перешептыванье и угадывает колкости, которые рождаются в его адрес.
Гнев поднимается в узкой чахлой груди Павла, стянутой парадным мундиром.
Он едва сдерживается, чтобы не запыхтеть, не зафыркать, как делает это дома, если недоволен и раздражён чем-нибудь…
Только выпученные, как у лягушки, глаза бегают быстрее обычного, да скулы шевелятся от напряжения на этом забавно-строгом, одеревенелом лице…
Крупная, полная, любезная, уступчивая, даже сентиментальная до слезливости, великая княгиня смотрела кротко и наивно, а её светлые высоко приподнятые брови придавали пухлому лицу выражение постоянного изумления.
Но за этой внешностью таилась немецкая холодная рассудительность, настойчивость, которую часто проявляла княгиня при осуществлении своих желаний. Выдержка и такт этой женщины в конце концов дали ей известного рода власть над необузданным Павлом, хотя он того не сознавал, а жена старалась тщательно маскировать свою силу под личиной покорности.
Примерно такие же соображения мелькнули в голове Густава, когда он быстрым и внимательным взором всмотрелся в великую княгиню.
«Дети совсем не похожи на него, – окидывая взором обоих великих князей и двух сестёр-княжён, решил Густав. – Это хорошо… Вот только разве этот мальчик…»
Король остановился на мгновенье на Константине, схожем с Павлом, но по фигуре и манерам напоминающем скорее мать, чем отца.
Неожиданно самая неподходящая, дикая мысль мелькнула в причудливом мозгу юного короля: «У княгини такой пышный бюст… Как он может обнять жену своими коротенькими, тоненькими руками?.. Должно быть, это ему никогда не удаётся!»
И, словно желая глубже спрятать эту глупую догадку, Густав с самым серьёзным и почтительным видом обратился к великому князю:
– Ваше высочество, я так много слыхал о вашей любви к армии и к военному делу вообще… Надеюсь, вы не откажете познакомить меня с ходом ваших занятий.
– Для меня нет ничего интереснее военных наук и упражнений.
Лицо Павла мгновенно преобразилось. Выпяченные, крепко сжатые губы сложились в искреннюю улыбку, такую наивную, детскую, какой нельзя было, казалось, увидеть на лице некрасивого, желчного человека сорока двух лет. Вокруг глаз, тоже прояснённых и подобревших теперь, разбежались лучами тонкие морщинки; две глубокие складки по бокам носа пролегли ещё глубже, так что получилась странная смесь, детская добрая улыбка на злом лице старика.