Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)
Шрифт:
294. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[Март 1775]
Для изследования и щета соляных дел1 я никого не вижу и придумать не могу, окроме Павла Сер[геевича]. Да ему придать брата его Ми[хаила], да двух офицер в гвардии, как то Маврина2 и еще кого.
Оне хорошохонько в ясность приведут и выдут из унынья, будто в опале. А буде, голубчик, на то скажешь, что неловко, то Андрея Шувалова3 не изволишь ли. Он щет знает. А буде найдешь, что все мои пропозиции бешены, то не прогневайся, аще за неименьем людей,
295. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[Март 1775]
Друг мой сердечный, указ о соляном разбирательстве весьма пространен. Это первый его порок. Другой есть то, что дело сие до кончания века не кончится тем обрядом, и столько винных по всей Империи сыщем, что более будет крика, нежели добра. И на конец из двух одно выйдет: или иных простить и других наказать придет[ся], или же покрыть дойдет Генеральным указом. Третий порок есть тот, что, называя везде директора, сие уже похоже будет на персональное гоненье в умах людей, кои того, может быть, и стерегут, чтоб кричать о чем. И четвертые: все сие будет делаться под Свят[ым] имянем твоим. Пятые: все дело сие есть свойства такого нежного, что Петр Шува[лов], который, конечно, был человек с отменными качествами и который желал сим делом прославиться и принести Империи пользу, от нея понес народную ненависть1.
И так, дабы добро зделано было, а вред, колико возможно, отвращен был, мое мнение есть указ сей написать коротче и просто сказать, что как мое желание есть видеть устройство и порядок во всех частях и доходах и того для…
Второе, делать исполнение его короткое и возможное. Третье, избегнуть в нем все то, чтоб отзываться могло персональным гоненьем на директора или ином кого. Четвертое, тебя сим не отягощать, ибо от сего более будет ненависти и труда и хлопот, нежели истинного добра. Сверх того, пока сие Вы велите изготовить, я Князю Вязем[скому] велю также написать и который мне понравится, того и подпишу, или же из обеих сочиню своим лаконическим и нервезным штилем2, в котором обыкновенно более дела, нежели слов.
Третье, прощай, милюха, более о сем при случае словесно поговорим, а что на уме и на совести имела, то Вам чистосердечно сообщила. Еще должна Вам сказать того, что, чаю, Вы знаете, что Шапкин такой же, по крайней мере, плут, как и Моисеев3, аще не больше.
296. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[Март 1775]
Горячи[шь]ся по пустому, миленький. Не изволь гневаться. Право, отвадишь истину сказать, как думаю. Прийди скорее. А я тебя ни отроду не сравняла с Шуваловым. А указ переписать нужно.
297. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[Март 1775]
Встав из-за стола, получила я гневное Ваше письмо1. Признаюсь, велика моя вина, что требую, чтоб в моих указах избежено было противуречие и сказано было, какой ни есть, только претекст, дав оный Вам же на выбор. Я дурачить Вас не намерена, да и я дурою охотно слыться не хочу. Прочия изражении письма Вашего принимаю за спыльчивость, на которых ответствовать не буду, а еще меньше горячиться попустому, ибо Вы сами знаете, что Вы вздор написали.
Прошу, написав указ порядочно, прислать к моему подписанию и притом перестать меня бранить и ругать тогда, когда
298. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[Март 1775]
Батинька, право, приймуся за соляное дело и Камынина1 означу. А ты весьма мил.
299. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[До 14 марта 1775]
Батинька, буде Петр Панин возвратил мой экземпляр, прошу прислать1. Опасаюсь, чтоб мерзкий толк не зделали в людях прежде времени. От понедельника до пятницы, кажется, прочеть можно было.
300. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[18 марта 1775]
Я приехала домой, освободясь от своей пакотильи, [116] при чтении которой многие тронуты были до слезы1. Позабыла я тебе сказать, что вчерась Вел[икий] Кня[зь] поутру пришед ко мне, пока я убиралась; велела я ему с Стрекаловым прочесть в спальне всю сию пакотилью, и он сказал Сте[пану] Фед[оровичу], прочтя прощение бунта, что это рано. И все его мысли клонились к строгости2.
116
От фр. слова pacotille — дешевый товар.
Сие-то я хотела тебе вчерась сказать, голубчик. Буде ты не будешь ласковее прежнего, то, то, то, право, обедать не буду.
301. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[До 19 марта 1775]
Прошу родительницу поздравить и от нас и послать к ней сей гостинец1. Об сбавке с соли просим не говорить более. Дело зделано будет к нашему рождению, а до тех пор таить станем2. А ты сударка и сударка милая и безпримерная.
302. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[После 6 апреля 1775]
Батинька, я тринадцать лет назад приказала Коллегии экономии, чтоб все, что мироварению надлежит, зделать серебряное. И теперь вижу, что варят в серебре, а понесут в церемонии всенародно миро в оловянных премерзких сосудах. Пришло мне на ум на сей случай: пока поспеют серебряные, не можно ли дать взаймы из мастерской или Оружейной кувшины серебряные, но с тем, чтоб опять поставлены были в Грановитую к праздникам мирного торжества. И буде мысль моя Вам нравится, прикажи по ней исполнить, слышишь, душа.
303. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[После 14 апреля 1775]
Голубчик родной, при сем посылаю к тебе бухарский мешок для любопытства. Вели Егорьевскому полку мешки [для] денег делать таковые. О Архиерее и архимандрит[е] приказала указы написать1. Прощай, душа.
304. Екатерина II — Г.А. Потемкину
[До 17 апреля 1775. Москва]
Дабы Крестинека в Синбирске определить комендантом1, надлежит выправиться, не полковничье ли это место, ибо он только что майором и в подполковники пожаловать можно, а в полковники много.