Ельцин
Шрифт:
Октябрьский пакет реформ проходил под эгидой «шокотерапии», но включал в себя спектр мер более широкий, чем тот, что изначально подразумевался под этим термином в Латинской Америке и посткоммунистической Восточной Европе, в частности отмену контроля над ценами, направленную на то, чтобы остановить спираль инфляции и способствовать экономическому росту [837] . Ельцин, как он без лишних сантиментов написал в книге «Президентский марафон», планировал решить две основные задачи, которые привели бы к революции в экономике, а заодно и в обществе: «Отпустить цены, то есть ввести реальный рынок, насильно, жестко, как приказали сажать картошку при Петре I. И второе — создать частную собственность… создавать класс собственников» [838] . Петр был светочем для Ельцина еще со школьных времен. Ельцин был зачарован образом царя — просвещенного реформатора, и вот ему выпала возможность сыграть роль Петра, хоть и в протодемократическом государстве — у его подданных было право голоса, и они могли провалить его на следующих выборах. Ельцин знал о маниакальных склонностях Петра, о чем он сказал в 1993 году журналисту, который заметил, что Петр «лично обезглавливал» своих врагов. Это правда, согласился Ельцин, «но зато сколько он сделал для России, тоже надо иметь в виду» [839] .
837
Это выражение связано со взглядами экономиста Джеффри Сакса. Шоковая терапия в узком смысле была впервые применена в Боливии в 1985 году, а на территории Восточной Европы — в Польше в 1990 году. Сакс,
838
Ельцин Б. Президентский марафон. С. 102.
839
«Мужской разговор». Некоторые ведущие российские историки, получившие возможность свободно оценивать прошлое, в 1990-х годах разоблачали Петра I как неуклюжего деспота, а Ельцин в те же годы стремился подражать этому царю. См.: Zitser E. A. Post-Soviet Peter: New Histories of the Late Muscovite and Early Imperial Russian Court // Kritika. № 6 (Spring 2003). Р. 375–392.
Хотя при подведении итогов этот период часто представляют как один прыжок (это отражено и в ельцинской «покаянной» речи по случаю его выхода на пенсию), для образа мыслей Ельцина в то время характерны гибкость и реализм. В «Записках президента» он трезво пишет, что поставленная Петром задача перекроить русских в настоящих европейцев была «глобальной целью, которой в течение жизни одного поколения не достигнуть. В каком-то смысле эта цель Петровских реформ не достигнута до сих пор». «Мы стали европейцами, но при этом остались сами собой». За каждым валом реформ в российском прошлом следовали мощная обратная реакция и откат, утверждает Ельцин. Он был исполнен решимости сломать этот шаблон: «Сделать реформу необратимой — такую цель я ставил перед собой». Если бы произошла реструктуризация экономики и «грандиозные политические изменения», процесс стал бы необратимым, а возвращение коммунистов — невозможным. «Тогда вслед за нами обязательно придут другие, которые доделают все до конца, продвинут страну к процветанию» [840] .
840
Ельцин Б. Записки президента. С. 235. Примерно год после путча Ельцин часто говорил о возможном возвращении коммунистов к власти, считая эту угрозу вполне реальной. В мае 1992 года, например, он высказался за скорейшее изменение российской конституции. «Иначе те силы, которые сейчас группируются, прежний, так сказать, партаппарат, развернутся так, что с ними очень трудно будет бороться». См.: «Борис Ельцин: я не скрываю трудностей».
Ельцин хотел, чтобы выбранный путь выдержал первый этап перемен и пережил его самого, а тратить время на то, чтобы получить одобрение своих планов со стороны населения или хотя бы уведомить людей о том, что их ждет, он не собирался. Его критики сразу заметили это. Ельцин, сказал в 1992 году Юрий Буртин, обращался с народом, «как с маленьким ребенком, который не понимает собственных интересов и которого нельзя допускать к важным государственным делам» [841] . Сомневаюсь, чтобы Ельцин был склонен к такому высокомерию. Сам Буртин пишет, что самонадеянность по отношению к народу в мозгах Ельцина и его окружения соседствовала со страхом, желанием угодить и обращением «к предрассудкам и далеко не лучшим чувствам малосознательных слоев населения» [842] . Само общество после стольких лет жизни при коммунизме оказалось недостаточно организованным, чтобы отстоять или продвинуть общие интересы своих членов, особенно в такой момент, когда разбитые родовые идолы валялись на полу храмов. Историк Юрий Афанасьев, бывший сопредседатель МДГ, в статье, опубликованной в том же томе, что и статья Буртина, говорил о том, насколько неразвито в России гражданское общество, и что политические партии, которые теперь вполне могли быть сформированы на законных основаниях, остаются чисто иллюзорными начинаниями: «Отсутствие крупных общественных групп, отчетливо сознающих собственные групповые интересы, позволяет администрации Б. Ельцина откровенно игнорировать нынешнюю слабенькую „многопартийность“» [843] . Большинство граждан ждали действий от своего лидера и надеялись на лучшее.
841
Буртин Ю. Горбачев продолжается. С. 60.
842
Там же.
843
Афанасьев Ю. Прошел год… // Буртин Ю., Молчанов Э. Год после августа. С. 9.
Слова Ельцина и его готовность занять место премьера не оставляли сомнений в том, кому на руку эта политическая карусель. Но он оставил себе пути к отступлению. В середине 1992 года он сделал Гайдара исполняющим обязанности премьер-министра. К концу 1992 года Гайдар и его покровитель с 1991 года, Бурбулис, были выведены из состава правительства. Ельцин утверждал, что всегда считал группу Гайдара — Бурбулиса «командой матросовых, которые бы приняли огонь на себя и продвигались бы вперед… которые сгорели бы, но остались в истории» [844] . Знали ли его воины о своей самоубийственной миссии? Ельцин уверял, что никогда не разговаривал с ними об этом, но первый «матросов» считает, что такой разговор был. Вспоминая те годы, Гайдар пишет, что во время первой встречи предупредил Ельцина о том, что после того, как самые непопулярные решения будут приняты, президенту, возможно, придется распустить правительство. Ельцин «скептически улыбнулся, махнул рукой — дескать, не на того напали» [845] . Либо президент не хотел раскрывать карты, либо, что более вероятно, еще не был уверен в том, какую комбинацию разыграть.
844
Телень Л. Избиратель Борис Ельцин.
845
Гайдар Е. Дни поражений и побед. С. 105.
В октябрьском манифесте об экономических реформах, который Ельцин огласил на Съезде народных депутатов, говорилось о том, что кардинальный прорыв необходимо сделать в сфере ценообразования. 90 % розничных и 80 % оптовых цен в России должны были выйти из-под контроля государства и определяться только спросом и предложением. Ельцин устроил помощникам разнос, когда в отпечатанном проекте речи не оказалось раздела, посвященного либерализации цен [846] . Другим приоритетом была макроэкономическая стабилизация, связанная с сокращением дефицита бюджета и эмиссией денег и кредитов. Затем необходимо было провести приватизацию государственной собственности, чтобы получить «здоровую смешанную экономику с мощным частным сектором». Половина мелких и средних фирм в течение полугода должны были перейти в руки частных владельцев; крупные предприятия предстояло реорганизовывать в акционерные общества, акции которых впоследствии следовало распределить и продать по свободным ценам. Эти действия Ельцин назвал упреждающими и в то же время реакцией на сложившуюся обстановку. Выходцы из номенклатуры уже обходили контроль над ценами, переправляя товары на черный рынок и спекулируя валютой. Они тайно накапливали деньги и пытались завладеть государственной собственностью либо получить с ее помощью доход: «Приватизация в России давно идет, но дико, стихийно, нередко на криминальной основе. Сегодня нужно перехватить инициативу, и мы намерены это сделать».
846
Батурин Ю. и др. Эпоха Ельцина. С. 177. В своем выступлении Ельцин заявил, что ценовая реформа пройдет до конца декабря. Гайдар и другие убедили его не называть точной даты.
Самое скрупулезное внимание в своей речи Ельцин уделил политике прорыва. «Весь опыт
Заговорив о том, во что обойдутся реформы и на кого ляжет их тяжесть, Ельцин вступил на скользкую почву. С выборов 1990 года он утверждал, что может привести Россию к рынку (слова «капитализм», столь неприятного для русского уха, он избегал вплоть до второго срока) так, что рядовые граждане не пострадают. Во время президентской кампании 1991 года он критиковал Горбачева за повышение цен на товары и продукты, произведенное в апреле Госкомценом: «Они не должны начинать экономическую реформу, бессовестно перекладывая все тяготы на население» [847] . Теперь же, когда за политику отвечал он, ему пришлось призвать к затягиванию поясов: «Хуже будет всем примерно полгода. Затем снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а к осени 1992 года, как обещал перед выборами, стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей» [848] . Срок в один год был по большей части плодом его воображения. Такой прогноз был более оптимистичен, чем программа «Пятьсот дней», в которой на стабилизацию отводилось два года. Гайдар считал, что минимальный срок, за который может восстановиться экономический рост, составляет два-три года, и категорически отрицал в интервью и в мемуарах, что мог дезинформировать Ельцина по этому вопросу [849] .
847
Yeltsin Discusses Candidacy, Issues, Rivals / FBIS-SOV-91-110. June 7 — September, 1991. Р. 64–65. Во время кампании Ельцин давал массу популистских обещаний, которые, несомненно, должны были осложнить путь к рыночной экономике. Он обещал индексировать минимальные зарплаты, пенсии и студенческие стипендии на 150 % от среднего советского уровня. Ельцин уверял избирателей, что средства на все это найдутся, если остановить часть финансовых переводов советскому правительству. В июне 1990 года он заявил, что у него есть три альтернативные схемы ценовой реформы, при этом каждая из них «предусматривает такой механизм, который не допускает снижения уровня жизни». См.: Горбачев — Ельцин: 1500 дней политического противостояния / Под ред. Л. Н. Доброхотова. М.: Терра, 1992. С. 205.
848
Обращение Президента России.
849
Гайдар, первое интервью с автором, 14 сентября 2000. В октябрьской речи Ельцин сказал, что во время избирательной кампании обещал улучшение жизни к концу 1992 года. Я не нашел подобного заявления. В мемуарах Гайдар пишет, что начиная с программы «Пятьсот дней» самым соблазнительным для Ельцина и других политиков в любой программе радикальной реформы были временные рамки. «Сама по себе реалистичность или нереалистичность программы с экономической точки зрения не имела значения. Даже ложная идея, овладевшая массами, становится материальной силой». См.: Гайдар Е. Дни поражений и побед. С. 65. Ельцину приходилось иметь дело с этой силой и до и после ухода Гайдара.
Ценовая реформа, отсроченная на две недели по просьбе Украины и Беларуси, началась 2 января 1992 года. Вслед за этим вступили в силу бюджетные ограничения. 29 января вышел указ № 65 «О свободе торговли», который положил конец государственной монополии, существовавшей с конца 1920-х годов. За исключением ряда запрещенных предметов, таких как оружие и наркотики, россияне могли свободно продавать и покупать что угодно, не получая особого разрешения. По сути, товарообмен в России перестал считаться преступлением. Одним из первых решений Гайдара на посту вице-премьера стало назначение председателем Госкомимущества (Государственного комитета по управлению имуществом) молодого экономиста из Санкт-Петербурга Анатолия Чубайса, которому было поручено разработать проект денационализации. В декабре 1991 года он представил подробный доклад, в котором предлагалось передавать активы «трудовым коллективам» и отменить правительственные нормы выработки и субсидии. В первой половине 1992 года были упразднены Госплан, Госстрой, Госкомцен, Госснаб, Госагропром и их подразделения; сохранилось лишь несколько промышленных министерств, почти все остальные были лишены управленческих прав и преобразованы в холдинговые компании. 20 августа 1992 года, через год после путча, Ельцин провозгласил программу, которая должна быть создать «миллионы собственников вместо нескольких миллионеров» и состояла в распределении ваучеров, дающих гражданам право приобрести акции 15 тысяч государственных компаний.
Мгновенные последствия этих мер, как хорошо известно, были ужасающими. Наперекор оптимистичным ельцинским прогнозам, ситуация не улучшилась ни к осени 1992 года, ни в следующем году, ни еще через год. В январе 1992 года потребительские цены выросли на 296 %; инфляция в 1992 году достигла фантастического уровня 2520 %, обратив в прах рублевые сбережения миллионов граждан, которые хранились под матрасами или на счетах в банках, потому что купить на них все равно было нечего. Реальный объем национального производства падал каждый год вплоть до 1996 года (на 14,5 % в 1992 году, на 8,7 % в 1993 году, на 12,7 % в 1994 году, на 4,1 % в 1995 году и на 3,5 % в 1996 году), немного вырос в 1997 году (на 0,8 %) и снова упал в 1998 году (на 4,6 %) до самого низкого уровня — на 40 % меньше, чем в 1989 году, и на 35 % меньше, чем в 1991 году, когда Ельцин стал президентом России. Трудовое население жило в страхе увольнений, поскольку предприятия получали меньше государственных дотаций и заказов, правительственный бюджет был урезан. В 1993 и 1994 годах задержки выплаты зарплат, пенсий и государственных пособий стали обычной практикой, причем составляли они несколько месяцев, а то и лет [850] . Положение в России в 1990-х годах можно сравнить с Великой депрессией в США 1929–1933 годов.
850
По социологическим опросам, 9 % российских рабочих в 1993 году не получили полной зарплаты за предыдущий месяц. В 1994 этот показатель вырос до 49 %, а в начале 1996 года — до 66 %. 18 % работников в 1994 году и 32 % в 1996 году вообще не получили зарплаты за предыдущий месяц. См.: Lehmann H., Wadsworth J. Wage Arrears and the Distribution of Earnings in Russia / William Davidson Institute, University of Michigan, Working Paper. № 421 (December 2001).
Статистические данные, иллюстрирующие характер изменения валового внутреннего продукта и уровня народного благосостояния, вызвали бурю возмущения политическим курсом Ельцина в годы его пребывания у власти и существенно омрачили последующие оценки итогов его эпохи. Именно из-за этих данных ни один сторонник Ельцина и его реформ не считает возможным обойтись в своих похвалах без соответствующих оговорок [851] . Напомним, что Ельцин и сам, уходя на пенсию в 1999 году, публично покаялся в том, что не оправдал повышенных надежд на плавный переход России от деспотического прошлого к изобильному будущему.
851
Даже это самое взвешенное западное исследование — Aron L. Yeltsin: A Revolutionary Life. N. Y.: St. Martin’s, 2000 — не составляет исключения. Некоторые из наиболее благоприятных мнений о политике Ельцина были высказаны либеральными экономистами. См.: Aslund A. How Russia Became a Market Economy. Washington, D. C.: Brookings, 1995; Building Capitalism: The Transformation of the Former Soviet Bloc. Cambridge: Cambridge University Press, 2002; Shleifer A. A Normal Country: Russia after Communism. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2005. Диаметрально противоположные оценки вы найдете в книгах: Hedlund S. Russia’s «Market» Economy: A Bad Case of Predatory Capitalism. L.: UCL, 1999; Hough J. F. The Logic of Economic Reform in Russia. Washington, D. C.: Brookings, 2001; Goldman M. I. The Piratization of Russia: Russian Reform Goes Awry. L.: Routledge, 2003; Satter D. Darkness at Dawn: The Rise of the Russian Criminal State. New Haven: Yale University Press, 2003.