Ельцин
Шрифт:
Отсрочка продлилась всего несколько недель. Предвосхищая манеру поведения, к которой он будет прибегать снова и снова, Ельцин заговорил с Гайдаром о том, чтобы «для равновесия» ввести в кабинет Юрия Скокова из оборонной промышленности или свердловского партократа Олега Лобова. Предложение было «гордо отвергнуто» [877] . 30 мая на кремлевском совещании, посвященном энергетической политике, Ельцин объявил, что освобождает от обязанностей молодого министра топлива и энергетики Владимира Лопухина, пользовавшегося поддержкой реформаторов и числившегося в черном списке министров, отставки которых потребовал съезд. Ельцин пишет: «Помню два лица: совершенно пунцовое, почти алое — Гайдара и белое как полотно — Лопухина. На них тяжело было смотреть» [878] . На место Лопухина был назначен Виктор Черномырдин, инженер, красный директор с Урала; его также сделали вице-премьером. В середине июня вице-премьерами были назначены еще двое опытных управленцев — Владимир Шумейко и Георгий Хижа.
877
Ельцин Б. Записки президента. С. 258.
878
Там же. С. 256.
Ельцин не посоветовался с Гайдаром, увольняя Лопухина. По мнению Гайдара, он понимал, что, узнав о подобных планах, тот подаст в отставку. Гайдар действительно подумывал об этом, но друзья его отговорили. 15
879
Гайдар Е. Дни поражений и побед. С. 190–91; второе интервью автора с Егором Гайдаром, 31 января 2002. После совещания Ельцин сказал Гайдару, что он безуспешно пытался дозвониться ему, чтобы сообщить об увольнении Лопухина. Гайдар этому не поверил.
880
Ельцин предоставил Гайдару утвердить назначение Геращенко от своего имени. Позже Гайдар назвал это самой большой его ошибкой 1992 года и сказал, что лучше было бы оставить на своем месте предшественника Геращенко, Георгия Матюхина. Ельцин также говорил своим сотрудникам, что почти сразу же пожалел об этом назначении. Гайдар Е. Дни поражений и побед. С. 195; Батурин Ю. М. и др. Эпоха Ельцина: очерки политической истории. М.: ВАГРИУС, 2001. С. 235.
Когда съезд собрался на зимнюю сессию (Съезд народных депутатов собирался два-три раза в год), двенадцать месяцев, отведенных Ельцину на кадровые и экономические решения, истекли. Ельцин обратился к депутатам с просьбой утвердить назначение Гайдара на пост премьер-министра, но в ходе голосования, состоявшегося 9 декабря 1992 года, поддержали кандидатуру Гайдара только 467 человек, в то время как против высказались 486 (в работе съезда принимали участие 1068 депутатов, из которых 252 заседали в Верховном Совете). Раздосадованный, Ельцин решил обсудить свое решение с народом. 11 декабря он приехал на Московский автомобильный завод имени Ленинского комсомола, где производили печально известный «Москвич». Из документов правительства он знал, что российские заводы переживают тяжелые времена.
«Но всё это было на бумаге. А здесь, в огромном, пропахшем машинным маслом темноватом сборочном цехе, все накопившееся за год реформ разочарование и недовольство вставало в реальный рост. Рабочие встретили Ельцина молча, раздались только жидкие хлопки, что было для него совершенно непривычно. Не было ни одобрительных возгласов, ни плакатов со словами поддержки. Президент явно занервничал. Рабочие слушали в молчаливом напряжении. Заключительные слова выступления — „Верю в вашу поддержку“ — не вызвали ожидаемого энтузиазма. Заранее подготовленную резолюцию поддержали, но без всяких эмоций» [881] .
881
Батурин Ю. и др. Эпоха Ельцина. С. 251.
Рабочие кричали, что Ельцин должен прекратить конфликт с Хасбулатовым и реанимировать социалистическую экономику. Один из наблюдателей заметил, что если бы руководство завода и профсоюзный комитет не щелкнули бичом, то в поддержку резолюции проголосовало бы всего 10–20 человек. Садясь в служебную машину, Ельцин был мрачнее тучи [882] .
Встреча на АЗЛК и поединок характеров с парламентом дали Ельцину отрезвляющий урок. Он провел переговоры с Хасбулатовым, в ходе которых они пришли к вычурному решению выбрать премьер-министра, который работал бы до принятия новой российской конституции. 14 декабря на съезде было выдвинуто 18 кандидатур; Ельцин сократил этот список до пяти, отклонив кандидатуру Георгия Хижи, промышленника из Санкт-Петербурга, который был явным фаворитом депутатов; съезд провел предварительное голосование; президент должен был выбрать из троих ведущих кандидатов и представить его имя на утверждение. 637 голосов набрал Юрий Скоков, 621 — Виктор Черномырдин, 400 — Гайдар. Ельцин поддержал Черномырдина, который и был утвержден 721 голосом [883] . Гайдар, Бурбулис и еще несколько реформаторов были выведены из нового Совета министров. Камикадзе сгорели, а командующий, отправивший их в смертельный полет, остался на посту.
882
Вячеслав Терехов, интервью с автором, 5 июня 2001 года.
883
Самые большие разногласия возникли по поводу исключения Хижи, с которым Ельцин не хотел работать в тесном контакте. Один из депутатов возразил, что имелось «джентльменское соглашение» о включении его в финальный список, но Ельцин это отрицал. Отвечая на вопросы журналистов после голосования, он сказал: «Нужно же учитывать и мое мнение». Цит. по: Тодрес В. Съезд // Независимая газета. 1992. 15 декабря; Андреев Н., Чугаев С. У Гайдара — голоса искренних сторонников, у Черномырдина — доверие съезда // Известия. 1992. 15 декабря. Хижа вышел из состава правительства в мае 1993 года.
Если у Гайдара, как в 1991 году с энтузиазмом отмечал Ельцин, был минимум «советского багажа», то о Черномырдине, ветеране нефтяной промышленности, основателе и руководителе государственной компании Газпром, которая в 1989 году получила в свое распоряжение все активы Министерства газовой промышленности СССР, сказать такого было никак нельзя. Уроженец Оренбургской области (как и Наина Ельцина), Черномырдин был на двадцать лет старше Гайдара и всего на семь лет моложе Ельцина, с которым они сблизились, когда тот возглавлял Свердловский обком и они вместе курировали прокладку трубопроводов по территории области. После конфликта с Горбачевым Черномырдин отнесся к Ельцину лучше большинства партократов [884] . В «Записках президента» Ельцин написал: «Нас с Виктором Степановичем объединяют общие взгляды на многие вещи». Президент и новый премьер принадлежали к одному поколению. У Черномырдина были принципы, но он «не витал в облаках» [885] . Прочно стоящему на земле Черномырдину предстояло стать незаменимой фигурой в политике, в течение более чем пяти лет выполнять обязанности премьер-министра и войти в историю благодаря своей компетентности, хитроумию, необъективности в отношении газпромовской монополии [886] и неповторимому косноязычию. Как и Ельцин, Черномырдин развивался в соответствии с духом времени.
884
Черномырдин был заместителем министра нефтяной и газовой промышленности СССР с 1982 по 1985 год и отвечал за западносибирские разработки, в том числе и за прокладку нефтепроводов по территории Свердловской области. В интервью он говорил мне, что жил тогда в Тюмени, столице соседней со Свердловской области. В феврале 1985 года Черномырдин был назначен министром и часто встречался с Ельциным в бытность того завотделом и секретарем в аппарате
885
Ельцин Б. Записки президента. С. 326.
886
«Виктор Степанович… почти открыто симпатизировал Газпрому, который создавал практически своими руками». См.: Ельцин Б. Президентский марафон. М.: АСТ, 2000. С. 120.
Газетные заголовки 1992 года во всей красе показывают, какие препятствия стояли на пути ельцинской программы реформ. Вплоть до насильственного роспуска Съезда народных депутатов осенью 1993 года и навязывания президентской конституции, настроенные против депутаты постоянно следили за Ельциным из-за его плеча и обладали юридической, а зачастую и политической властью, чтобы сорвать его планы. Но одной из самых серьезных его проблем была аморфность исполнительной власти, включавшей в себя вице-президента, на которого нельзя было положиться, главного банкира, более лояльного парламенту, чем Ельцину, и министров и советников, стремящихся набрать очки и перетянуть президента на свою сторону. Крупные производители в России, все еще остающиеся государственными, выпрашивали финансовую поддержку. Зарождающийся частный бизнес набрал силу только в банковской сфере и пользовался этим, чтобы оказывать вредное лоббистское влияние на политику. Банки требовали (и получали от этого колоссальную прибыль) передать им контракты на переводы кредитов из Центробанка в конкретные фирмы и сектора, а также позволить им выплачивать отрицательные реальные процентные ставки вкладчикам, защитить их от иностранных конкурентов и от обязательного страхования вкладов [887] . Хотя население продолжало наблюдать за этим отстраненно, все прекрасно осознавали опасность общественного недовольства; и правительство, и оппозиция по-прежнему считали мнение народа имеющим реальный вес ресурсом.
887
См. по этому вопросу: Treisman D. S. Fighting Inflation in a Transitional Regime: Russia’s Anomalous Stabilization // World Politics. № 50 (January 1998). Р. 250–252.
Не столь очевидной на первом году правления Ельцина — по крайней мере, для тех, кто не имел доступа к неофициальной информации, — была роль его глубинных мыслей и внутренних запретов, отчасти связанных с тем самым советским багажом, отсутствие которого он так ценил в своих приближенных, отчасти бывших реакцией на общественные настроения. К примеру, в период весенних препирательств относительно банковских кредитов и экономической стабилизации Гайдар обнаружил, что Ельцин невосприимчив к доводам о необходимости жесткой финансовой политики: «Раз за разом во время наших встреч или заседаний правительства он возвращается к вопросу, почему бы не пополнить, пусть даже за счет эмиссии, оборотные средства», чтобы поддержать на плаву оставшиеся без средств фирмы. «Приводимые нами доводы теперь не кажутся ему достаточно убедительными» [888] . Кроме того, Ельцин категорически отказал Гайдару, который требовал немедленно положить конец рублевой зоне на территории бывшего СССР. Денежная реформа прошла только в июле 1993 года.
888
Гайдар Е. Дни поражений и побед. С. 183.
Вспоминая в мемуарах историю с Лопухиным, Ельцин пишет, что у него были собственные мотивы, не продиктованные докучливыми парламентариями или лоббистами:
«Дело в том, что сам-то я — человек, десятилетия работавший в советской хозяйственной системе. У нее нет от меня тайн. Я знаю, что такое наша безалаберность, как реально устроена жизнь на крупном и мелком предприятии, я знаю лучшие и худшие качества наших директоров, рабочих, инженеров. Несмотря на то что по своей профессии я строитель (что, безусловно, наложило какой-то отпечаток), с жизнью тяжелой и легкой промышленности я знаком не понаслышке — в Свердловске приходилось глубоко вникать во всю эту кухню.
И если, скажем, ко мне приходит пожилой человек, производственник, и взволнованным голосом говорит: Борис Николаевич, я сорок лет в „Газпроме“, что делает ваш Лопухин, там же то-то происходит, вот цифры, там кошмар, все летит к черту, — сердце мое, разумеется не выдерживает».
Гайдар, добавляет Ельцин, «жал» на него через Лопухина, чтобы отпустить цены на энергоносители, а он «считал, что мы не можем идти на столь жесткий вариант» [889] .
Маневры вокруг формирования и переформирования Совета министров сделали очевидным следующий факт: президент решил стать политически независимым от своих союзников и сторонников. Это относилось и к движениям интеллигенции, вместе с которыми он шел к власти. Гавриил Попов, избранный мэром Москвы, покинул свой пост в июне 1992 года, чтобы основать частный университет; на его место Ельцин назначил Юрия Лужкова, красного директора, муниципального чиновника; никто из членов Межрегиональной депутатской группы не получил заметного поста. Лидеры близкого к группе движения «Демократическая Россия» считали Ельцина своим должником за поддержку, оказанную ему в 1990 и 1991 годах. Двое сопредседателей движения, Лев Пономарев и Глеб Якунин, громко заявили о том, что Ельцин должен прислушаться к их рекомендациям при формировании кабинета министров и назначить членов «Демократической России» своими представителями в регионах. В октябре 1991 года Пономарев и Якунин приехали в Сочи, где тогда отдыхал Ельцин, и добились встречи с ним. Во время беседы президент делал заметки, обсуждал совместные действия — и ничего не предпринял впоследствии [890] . Третий сопредседатель, Юрий Афанасьев, хорошо известный Ельцину по работе в МДГ, возглавил группировку, выступившую против любого сотрудничества с президентом. В начале 1992 года Афанасьев и бывший диссидент Юрий Буртин осудили «авторитарную деградацию» при Ельцине и вышли из состава «Демократической России», которая вскоре распалась на воюющие между собой фракции. Почему, задается вопросом Буртин, реформа «отдана в руки маленькой кучки каких-то молодых людей… о которых полгода назад никто и слыхом не слыхивал и чьи способности руководить этим делом решительно ничем не подтверждены?» [891] . Отношение Ельцина к бывшим сподвижникам становится ясно из данной им в мемуарах оценки Афанасьева, «вечного оппозиционера»: «Такие люди очень нужны, но не в правительстве. Где-то в стороне, на холме, откуда лучше видно…» [892]
889
Ельцин Б. Записки президента. С. 256, 258. Не все управленцы в нефтяной промышленности поддержали контроль над ценами. Как пишет Гайдар, было немало и тех, кто хотел снятия ограничений.
890
Интервью автора с Львом Пономаревым и Глебом Якуниным, 21 января 2001. См. также: Выжутович В. Мы поддерживаем Ельцина условно // Известия. 1991. 7 октября.
891
Буртин Ю. Горбачев продолжается // Год после августа: горечь и выбор / Под ред. Ю. Буртина, Э. Молчанова. М.: Литература и политика, 1992. С. 60. Подробности см. также: Шейнис В. Взлет и падение парламента: переломные годы в российской политике, 1985–1993. М.: Московский Центр Карнеги, Фонд ИНДЕМ, 2005. С. 677–687.
892
Ельцин Б. Записки президента. С. 245.