Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Советский рефлекс подсказывал, что решение практически любой человеческой проблемы можно поручить государству. Либеральный подход, сторонниками которого были молодые реформаторы, западные державы и организации, к чьим советам Ельцин прислушивался, предполагал, что решения должны лежать вне сферы деятельности государственных органов. Если бы Ельцин действовал строго в этом направлении, то логично было бы раздробить посткоммунистическую государственную структуру, чтобы она не мешала проявляться силам гражданского общества. С учетом размеров бюрократического аппарата, можно сказать, что это не было достигнуто, поскольку количество сотрудников в федеральных, региональных и муниципальных органах управления в России с 1992 по 2000 год увеличилось почти на 10 % (с 2 682 000 до 2 934 000 человек) [962] . Но эти цифры не учитывают огромное количество хозяйственников, которые после рыночных реформ больше не считались государственными служащими. Шокотерапия и либерализация цен ослабили административную и правовую власть бюрократического аппарата над российским обществом. А приватизация, от ваучеров 1992–1994 годов до залоговых аукционов 1995–1997 годов, ослабила монополию государства на ресурсы страны [963] . Ельцин поддерживал практически все подобные шаги и считал, что после окончания реформы во владении государства останутся только электро- и атомная энергетика, военно-промышленный комплекс и железные дороги [964] . На залоговых аукционах, первый из которых был проведен по указу № 478 от 11 мая 1995 года, правительство передало в управление частным банкам 12 крупных и дорогостоящих объектов собственности, преимущественно в области добычи нефти и полезных ископаемых, взамен получив от банков условно-безвозвратные займы. Банкам было разрешено проводить аукционы, в ходе которых они сами могли сделать ставку на акции, размещенные у них в виде обеспечения кредитов. Победителями на аукционах становились сами акционеры или аффилированные фирмы — потрясающий пример использования собственного положения в корыстных целях. Право собственности на государственные акции было перераспределено год спустя [965] .

962

См.: Albats Y. Bureaucrats and the Russian Transition: The Politics of Accommodation, 1991–2003 // Ph.D. diss., Harvard University, 2004.

Р. 93.

963

Обзор см.: Barnes A. Owning Russia: The Struggle over Factories, Farms, and Power. Ithaca: Cornell University Press, 2006.

964

Б. Ельцин, третье интервью с автором, 12 сентября 2002.

965

О процессе аукциона см.: Freeland C. Sale of the Century: Russia’s Wild Ride from Communism to Capitalism. Toronto: Doubleday, 2000. Сhap. 8; Hoffman D. E. The Oligarchs: Wealth and Power in the New Russia. N. Y.: PublicAffairs, 2002. Сhaps. 12, 13.

Сокращение полномочий государственного аппарата, хотя и было желательным, порождало множество проблем. Главной из них была неясность в разделении общественной и частной сфер, а также в вопросе об ответственности за то, чтобы государство окончательно не развалилось на части. Сместившиеся границы дали гражданам новые возможности. Потребительство и материальное благополучие — запретный плод при коммунизме — теперь всячески приветствовались, но грань, отделяющая законные желания от незаконной алчности, не была четко определена. Неуверенность в завтрашнем дне сужала временную перспективу и будила в чиновниках жадность; шанс набить собственный карман многим виделся как возможность защититься от туманного будущего. Как заметил язвительный Олег Попцов: «Когда же она [власть] скоротечна и в обществе бедном, вдруг лишившемся всякого гарантирующего начала, опасность использовать власть во имя своего безбедного существования за пределами короткого времени властвования возрастает стократно» [966] .

966

Попцов О. Хроника времен «Царя Бориса». М.: Совершенно секретно, 1995. С. 71.

Неотчетливость этих границ являлась лишь частью проблемы. Москва увлеченно имитировала иностранные модели, эта тенденция просачивалась за рамки политики. Иногда это проявлялось в мелочах — например, после того, как в феврале 1992 года, Ельцин увидел в Кемп-Дэвиде Джорджа Буша разъезжающим на электромобиле для гольфа, электромобили были приобретены и для резиденции «Барвиха-4». Но этим дело не ограничивалось. Склонность к подражанию и самообольщение подталкивали Ельцина и его соратников к институциональным нововведениям (президентство и вице-президентство, конституционный суд и т. п.), которые зачастую были недостаточно разработанными и не соответствовали моменту и окружающей обстановке. Как саркастически заметил сам Ельцин в «Записках президента», «возникали красивые структуры, красивые названия, за которыми ничего не стояло» [967] . Все это приводило к искажениям самой инфраструктуры государства. И тому появлялись все новые доказательства: удвоилось количество преступлений с применением насилия, — по этому показателю Россия приблизилась к таким странам, как Колумбия, Ямайка и Свазиленд; махровым цветом расцвела коррупция, особенно после приватизации; границы стали проницаемыми; граждане откровенно уклонялись от уплаты налогов, что приводило к росту бюджетного дефицита; была подкошена система социальной защиты; люди перестали доверять обесценившемуся в результате инфляции рублю и перешли на доллары, денежные суррогаты и бартер [968] . Армия — главная жемчужина в короне Русского государства со времен Ивана Грозного — сократилась с 2,75 млн человек в 1992 году до 1 млн в 1999 году; после вывода войск из Восточной Европы офицеры и рядовые ютились в палатках; денежное содержание многих членов офицерского корпуса систематически задерживалось [969] . А коммунистической партии, иерархический аппарат и массовое членство в которой поддерживали Советское государство на плаву, больше не было.

967

Ельцин Б. Записки президента. С. 168.

968

См.: Holmes S. What Russia Teaches Us Now: How Weak States Threaten Freedom // The American Prospect. № 33 (July — August 1997). Р. 30–39; Woodruff D. Money Unmade: Barter and the Fate of Russian Capitalism. Ithaca: Cornell University Press, 1999; Ruling Russia: Law, Crime, and Justice in a Changing Society / Ed. W. A. Pridemore. Lanham, Md.: Rowman and Littlefield, 2005; The State after Communism: Governance in the New Russia / Ed. T. J. Colton, S. Holmes. Lanham, Md.: Rowman and Littlefield, 2006.

969

Taylor B. D. Politics and the Russian Army: Civil-Military Relations, 1689–2000. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 307–309.

Внутри аппарата госуправления Ельцин столкнулся с ослаблением дисциплины и ответственности, свидетельством чему может служить история о двух министрах-реформаторах из первого кабинета, рассказанная им самим. Эдуард Днепров, министр образования, занявший свой пост в 1990 году, хотел изменить школьную программу и сумел что-то сделать, «благодаря тому, что успел проработать при „старом режиме“, когда начальства еще слушались». Андрей Воробьев стал министром здравоохранения в конце 1991 года, и к его аргументам в пользу частных клиник и врачей никто не прислушался: «У Воробьева сразу начался полный развал в его системе. Никто ничего не понимал и не хотел делать по одной простой причине — перестал работать аппарат министерства» [970] . Для бунтаря Ельцина главным было оставаться непреклонным «начальником для начальников». Но теперь послушание начальников всех уровней оказалось под вопросом.

970

Ельцин Б. Записки президента. С. 259–260.

Испытываемые Ельциным затруднения проявлялись и на международной арене. Правительства стран по всей Евразии столкнулись с невероятно сложными проблемами, но в четырнадцати из пятнадцати постсоветских столиц сквозь мрак трудностей пробивался луч радости — радости освобождения от иностранного, то есть российского — владычества; этот чудесный эликсир нес объединяющее воздействие и обеспечил реформаторам в этих странах спокойный стартовый период. В Москве такой радости не ощущалось. Украинцы, казахи, грузины получили государственность и вошли в мировое сообщество. Ельцин же и россияне получили меньше, чем имели раньше, — всего лишь уменьшившееся государство, судорожно пытающееся сохранить влияние в регионе, не говоря уже о месте СССР в международной политике. Трое из четверых российских граждан в 1992 году принимали крах Советского Союза как свершившийся факт; двое из троих об этом сожалели [971] . Когда разрыв стал окончательным, это только ухудшило политический имидж Ельцина. «Я был убежден, — пишет он, — что России нужно избавиться от своей имперской миссии». Новому государству, коим стала Россия, «нужна и более сильная, жесткая… политика, чтобы окончательно не потерять свое значение, свой авторитет». Но утвердить авторитет в постсоветском пространстве не удавалось. Ельцин сам оплакивал рану, нанесенную низложенной правящей нации прямо в сердце: «Мы [россияне] вроде как стыдимся того, что такие большие и бестолковые, не знаем, куда себя деть. Нас мучает какое-то ощущение пустоты» [972] . Если окончание холодной войны и крах Советского Союза сделали США единственной сверхдержавой, то Россия оказалась единственной бывшей сверхдержавой. Одна страна получила комплекс превосходства, другая страдала от комплекса неполноценности, лекарства от которого не было.

971

Beissinger M. R. Nationalist Mobilization and the Collapse of the Soviet State. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. Р. 440–441; цит. по: Wyman M. Public Opinion in Postcommunist Russia. N. Y.: St. Martin’s, 1997. P. 166–167.

972

Ельцин Б. Записки президента. С. 153, 394. Хотя Ельцин никогда не говорил о том, что тоскует по СССР, его жена в 1997 году сказала: «У меня, как у всех, тоже ностальгия по Советскому Союзу, как по большой семье, когда мы были все вместе. А сейчас внезапно вроде бы разбежались. Мои институтские друзья теперь живут за границей — в Минске, на Украине, в Казахстане». Интервью 1 марта 1997 для «Эха Москвы»: http://www.echo.msk.ru/guests/1775.

Ельцин не преувеличивал, когда говорил, что над Россией и бывшим СССР в первой половине 1990-х годов «висела тень смуты, гражданской войны» [973] . Горбачева справедливо продолжают хвалить за самоотречение и предотвращение кровопролития. Ельцин заслуживает большего признания, но не всегда его получает. Скорый распад страны после беловежских договоренностей был во много раз предпочтительнее попыток спасти единое государство путем насилия. В России Ельцин сумел сдержать реваншизм, шовинизм и ностальгию по Советскому Союзу. В «ближнем зарубежье» ему удалось прийти к пониманию с большинством бывших советских республик: он вернул на родину располагавшиеся на их территории войска, не предпринимал попытки использовать русское население как пятую колонну и поддержал экономику этих стран, поставляя им нефть и газ по сниженным ценам. Самыми взрывоопасными вопросами в регионе были вопросы о территориях, расположенных за пределами России и заселенных преимущественно русскими и русскоязычными. В этот список попали северные районы Казахстана, Приднестровье и на Украине Донбасс, Крым и Одесса. Ельцин никогда не предъявлял претензий на эти территории. Миротворческая деятельность российских военных в трех непрочных государствах (Молдове, Грузии и Таджикистане) граничила с вмешательством во внутренние дела и покровительством промосковски настроенным регионам, но это было скорее исключение, лишь подтверждавшее правило.

973

Ельцин Б. Президентский марафон. М.: АСТ, 2000. С. 62.

Вспомним о Югославии — еще одной коммунистической многонациональной

федерации. События там показались бы школьным пикником в сравнении с пожаром, который мог разгореться в центре Евразии, если бы русские взяли на себя роль сербских националистов и ксенофобов, а Ельцин стал вторым Слободаном Милошевичем. Русских было в пятнадцать раз больше, чем сербов, а война русских против нерусских в бывшем СССР или всех против всех вспыхнула бы на территории, превышающей по площади Южную Америку, где находились миллионы солдат, тысячи единиц атомного оружия (значительная часть которой изначально находилась не под контролем Москвы), и тысячи тонн ядерных материалов [974] . Министр иностранных дел России Андрей Козырев, который занимал этот пост с 1990 по 1996 год, хорошо знал обстановку на Балканах и не раз обсуждал с Ельциным возможность реализации в России югославского сценария. Похожие разговоры вел с президентом и Гайдар, который в детстве жил в Белграде и окончил там среднюю школу [975] . На память для сравнения приходили также разделение стран и гражданские войны на Индийском полуострове, в Северной Африке и Индокитае. Историк Стивен Коткин без преувеличения пишет о том, чего смог избежать Ельцин: «Деколонизация заморских территорий Западной Европы была жестокой и кровавой. Распад советской империи… мог стать гораздо более кровопролитным и даже привести к концу света», который наступил бы в результате термоядерного всесожжения [976] .

974

71 % от 11 тысяч советских стратегических боеголовок базировалось в России, 16 % на Украине, 12 % в Казахстане и 1 % в Беларуси. Россия полностью контролировала стратегические боеголовки на подводных лодках, но лишь 62 % ракетных боеголовок и 24 % боеголовок воздушного базирования. См.: Гайдар Е. Гибель империи: уроки для современной России. М.: РОССПЕН, 2006. С. 421–422.

975

Первое интервью автора с Андреем Козыревым, 19 января 2001, и второе интервью с Егором Гайдаром, 31 января 2002. Главный советник президента Клинтона по вопросам России и Евразии вспоминает, что Козырев был просто одержим положением в Югославии и опасался, что использование силы против сербов пробудит националистические настроения и приведет к власти «русского Милошевича». Talbott S. The Russia Hand: A Memoir of Presidential Diplomacy. N. Y.: Random House, 2002. Р. 73–74.

976

Kotkin S. Armageddon Averted: The Soviet Collapse, 1970–2000. Oxford: Oxford University Press, 2001. Р. 92.

К дипломатическим переговорам с мировыми державами выходец из Свердловска поначалу оказался удручающе не подготовлен. Козырев сообщил главам США и западноевропейских стран, что отношения с Ельциным нужно перевести на личный уровень и обращаться к его лучшим инстинктам [977] . Ельцин пристрастился называть иностранных лидеров по имени, часто добавляя «мой друг» (мой друг Джордж, мой друг Билл, мой друг Гельмут), что было не так-то легко для флегматичного русского мужчины. Дружба с послом США в России в 1991–1992 годах Робертом С. Страусом помогла Ельцину разобраться в отношениях с Соединенными Штатами [978] . Ельцин учился быстро. Во время своего первого официального визита в Вашингтон на совместном заседании американского конгресса 17 июня 1992 года он фразами Рональда Рейгана сказал, что Россия «сделала свой окончательный выбор в пользу цивилизованного образа жизни, здравого смысла и универсальных человеческих ценностей… Коммунизм не имеет человеческого лица. Свобода и коммунизм несовместимы». Упомянув о достигнутом между ним и Бушем соглашении о сокращении ядерных вооружений к 2000 году, Ельцин прямо сказал американцам, что в успехе его «большого скачка наружу» заинтересована не только Россия, но и Запад: «Сегодня свободу Америки защищают в России. Если реформы провалятся, это обойдется в сотни миллиардов» [979] .

977

Первое интервью А. Козырева.

978

Посол Страусс дал неформальный отзыв на проект обращения Ельцина к конгрессу. Ельцин спросил, будут ли члены конгресса обращаться к нему с вопросами, и с облегчением узнал, что такие вопросы к иностранным гостям не предусмотрены. Интервью автора со Страуссом и Джеймсом Ф. Коллинзом, оба 9 января 2006. Коллинз был первым заместителем Страусса в посольстве.

979

Russian President’s Address to Joint Session of Congress // The Washington Post. 1992. June 18. Ричард Никсон, всегда относившийся к Ельцину с восхищением, смотрел выступление по телевизору. «Когда Никсону казалось, что высказывания Ельцина вызывают недостаточно энтузиазма, он возмущенно кричал на телевизор, обращаясь к конгрессу: „Аплодируйте же, ослы!“» Цит. по: Crowley M. Nixon in Winter. N. Y.: Random House, 1998. Р. 97.

Надежда на прочное сотрудничество с западными правительствами и институтами и поддержку посткоммунистического Российского государства извне оказалась эфемерной. В 1991–1992 годах, когда проходила реформа цен и уровень жизни падал, ни Соединенные Штаты, ни Евросоюз, ни страны «Большой семерки» и не подумали простить России ее внешний долг — наследие режима, который реформаторы пытались похоронить в прошлом. Бремя внешнего долга, опустившееся на Россию, вполне сопоставимо с бременем репараций Первой мировой войны, возложенным на Веймарскую Германию [980] . Американский Акт в поддержку свободы, принятый в октябре 1992 года, предусматривал выделение около 400 млн долларов на техническую и гуманитарную помощь всем постсоветским государствам — капля в море, если учесть масштабы реальной потребности. При президенте Клинтоне американская двусторонняя помощь составила 2 580 500 000 долларов. Две трети этой суммы были потрачены в 1994 году, и при отсутствии этнического лобби, которое отстаивало бы интересы России, российская доля сократилась с 60 % в 1994 году до менее 20 % в 1999 году [981] . С 1993 по 1999 год американская помощь составила 2,5 доллара в год на каждого россиянина. Это около 1 % американского оборонного бюджета на 1996 году или четверть стоимости одного авианосца класса «Нимиц». И это в период, когда исчезновение советской угрозы позволило Америке сократить численность армии на 30 %! Причем деньги поступали в первую очередь американским подрядчикам, а не россиянам и российским организациям. Многосторонняя помощь, оказываемая через Всемирный банк и Международный валютный фонд, в который Россия вступила в июне 1992 года, была больше, но пришла с опозданием; к тому же поступала она в виде кредитов, а их нужно было возвращать. «Несмотря на просьбы о помощи от радикальных реформаторов, цели которых можно было только одобрить… Фонд медлил и выделял скромную поддержку на весьма жестких условиях» [982] . Билл Клинтон образно сравнил эти усилия с «сорокаваттной лампочкой в чертовски темной комнате» [983] . В рамках программы «Совместное уменьшение угрозы», спонсируемой сенатором-демократом Сэмом Нанном и сенатором-республиканцем Ричардом Лугаром, были выделены средства на прекращение эксплуатации ядерных арсеналов на Украине, в Беларуси и Казахстане и на повышение общей безопасности. Как по российским оценкам, так и по моим, эти выгоды меркнут перед ущербом, нанесенным политикой механического расширения военного альянса НАТО на восток и включения в него бывших советских республик и стран, зависевших от России, но не самой России.

980

Ferguson N., Granville B. Weimar on the Volga: Causes and Consequences of Inflation in 1990s Russia Compared with 1920s Germany // Journal of Economic History. № 60 (December 2000). P. 1061–1087.

981

Goldgeier J. M., McFaul M. Power and Purpose: U. S. Policy toward Russia after the Cold War. Washington, D. C.: Brookings, 2003. P. 94.

982

Gould-Davies N., Woods N. Russia and the IMF // International Affairs. № 75 (January 1999). Р. 7–8. МВФ выделил в помощь России в июле 1992 года 1 млрд. долларов, в июне 1993 года — 3 млрд, в апреле 1995 года — 6,8 млрд.

983

Talbott S. Russia Hand. Р. 286. Клинтон сказал это американским правительственным чиновникам во время перелета в Россию в ночь с 31 августа на 1 сентября 1998 года.

В 1992 году в Кемп-Дэвиде Ельцин нажимал на президента Буша, пытаясь убедить его назвать в общем коммюнике Россию и США «союзниками». Буш отказался. На тот момент предполагалось, что достаточно будет «переходной риторики» о «дружбе и партнерстве» [984] . Идиомы переходного периода сохранялись, даже когда новая волна политики сдерживания заставила Ельцина занять оборонительную позицию. Западные правительства не считали помощь преобразованиям в России своей приоритетной задачей и даже не пытались найти для России нишу в новой схеме безопасности Европы и Азии. Со своей стороны, Ельцин не раз говорил о том, что российская политика должна быть такой же самостоятельной, как и жизнь российских граждан. В 1991–1992 годах, когда потребность в снижении долговых обязательств была особенно сильной, он не стал обращаться с соответствующей просьбой. Встречаясь в июне 1992 года с Клинтоном, когда тот баллотировался на пост президента, Ельцин подчеркнул, что Россия — «великая держава», которая не собирается «просить милостыню». Встретившись с ним в Ванкувере в апреле 1993 года, уже после того, как Клинтон стал президентом, Ельцин сам заговорил о внешней помощи, «но не очень большой», поскольку крупномасштабные субсидии подставили бы его под огонь критики за то, что он делает Россию зависимой от других стран [985] . В этот период он неоднократно упоминал о том, что Россия может когда-нибудь присоединиться к НАТО, хотя его правительство никогда не формулировало такой цели публично. В январе 1994 года Ельцин говорил Клинтону о том, что постсоветские государства должны войти в НАТО всем блоком, после периода акклиматизации; то же он повторил репортерам в августе. К декабрю этого года, когда Вашингтон и альянс начали рассмотрение потенциальных новых членов, Ельцин сообщил вице-президенту Элу Гору, что Россия никогда не войдет в этот альянс, поскольку страна «очень, очень большая», а НАТО — организация «довольно маленькая». «Ельцин поставил Гора в неудобное положение, пытаясь убедить его в том, что Россия когда-нибудь действительно может стать членом НАТО» [986] . Позже такие разговоры возникали редко и никак не перекликались с принимаемыми решениями.

984

Goldgeier J. M., McFaul M. Power and Purpose. P. 54.

985

Talbott S. Russia Hand. P. 32, 63.

986

Там же. С. 115, 145.

Поделиться:
Популярные книги

Назад в СССР: 1986 Книга 5

Гаусс Максим
5. Спасти ЧАЭС
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.75
рейтинг книги
Назад в СССР: 1986 Книга 5

Неудержимый. Книга III

Боярский Андрей
3. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга III

Мастер 3

Чащин Валерий
3. Мастер
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 3

Конструктор

Семин Никита
1. Переломный век
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
4.50
рейтинг книги
Конструктор

Наследник Четырех

Вяч Павел
5. Игра топа
Фантастика:
героическая фантастика
рпг
6.75
рейтинг книги
Наследник Четырех

Чехов. Книга 2

Гоблин (MeXXanik)
2. Адвокат Чехов
Фантастика:
фэнтези
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Чехов. Книга 2

Легат

Прокофьев Роман Юрьевич
6. Стеллар
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
6.73
рейтинг книги
Легат

Земная жена на экспорт

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.57
рейтинг книги
Земная жена на экспорт

Идеальный мир для Лекаря 11

Сапфир Олег
11. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 11

Столичный доктор. Том II

Вязовский Алексей
2. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Столичный доктор. Том II

Столичный доктор. Том III

Вязовский Алексей
3. Столичный доктор
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Столичный доктор. Том III

Пропала, или Как влюбить в себя жену

Юнина Наталья
2. Исцели меня
Любовные романы:
современные любовные романы
6.70
рейтинг книги
Пропала, или Как влюбить в себя жену

Нефилим

Демиров Леонид
4. Мания крафта
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
рпг
7.64
рейтинг книги
Нефилим

Бывший муж

Рузанова Ольга
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Бывший муж