Ельцын в Аду
Шрифт:
Ницше многозначительно закивал призрачной головой:
– «Мы, воздухоплаватели духа», отлично понимаем друг друга, хотя и не всегда соглашаемся. И ни на что не надо закрывать глаза! В области познания «слепота – не заблуждение, а трусость». Я, как и большевики, - «разрушитель бурого покоя»! Человек у Вас выступает не в его гуманистическом, а лишь в классово-социологическом смысле. Для Вас нравственно все, что служит делу мировой революции. Безнравственно и преступно все, что мешает. Вот почему Вы, герр Ульянов, не постеснялись дать в 1905 году совет московским боевикам: обливать кипятком правительственные войска, брызгать серной кислотой в лица городовым. Нужно – ограбили банк, нужно – прибегали к финансовым махинациям! Ведь цель оправдывает средства!
– С Вашей философией, господин Ницше, у марксизма есть весьма схожая идея: «морали и нравственности в политике не бывает, а есть лишь целесообразность».
– Коли так, - спросил Ельцин своего гида, - то чем Ленин и Сталин лучше Гитлера, который тоже искренне хотел любыми средствами обеспечить величие Германии? И почему об одном говорят как о величайшем преступнике, а на примере жизни и деятельности двух других обучали будущих граждан демократического общества?
– Это вы, россияне, так поступаете – и не смейте приписывать свою глупость остальным!
– осадил экс-гаранта «первый имморалист».
– Ваша «главная ошибка в том, что не понимаете, так сказать, нутра, ленинского подхода, - снизошел до разъяснения (не Борису, а Фридриху) Молотов.
– У того все время подкоп под капитализм, под буржуазную идеологию с самых разнообразных позиций и так метко и в такой форме. Возьмите вы Ленина – у него каждая работа, каждая строчка – бомба про империализм. Это главное в Ленине».
Философ сразу же ухватился за подвернувшийся шанс получить новую информацию:
– Какая наиболее яркая черта господина Ульянова Вам запомнилась, герр Молотов?
– «Целеустремленность. И умение бороться за свое дело. Ведь в Политбюро почти все б-были против него – Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин. Тогда в Политбюро Ленина п-поддерживали только Сталин и я».
– Не слишком ли Вы его возвеличиваете? Признайтесь: совершал ли герр Ульянов ошибки?
– «Безусловно. Я как первый кандидат в Политбюро при голосовании б-был полноправным членом «пятерки», и был единственный раз, когда я голосовал против Ленина...
Летом 1921 года Ленин п-предлагал закрыть Большой театр. Говорит, что у нас голод, такое т-трудное положение, а это – дворянское наследство. В порядке с-сокращения расходов можем пока без него обойтись...
И п-провалился Ленин. Большинство – против. Сталина не б-было. Я помню, что я т-тогда и голосовал в числе тех, которые не согласились. А убытка большого нет. Тут, видно, он п-перенервничал. «На черта нам!...» Один из самых т-трудных годов. Переход к нэпу».
– А почему его преемником стал именно герр Джугашвили?
– После Гражданской войны в России образовалось м-множество «оппозиционных групп всевозможных. Ленин считал это очень опасным и - т-требовал решительной борьбы, но ему и нельзя было выступать в качестве прежде всего борца против оппозиций, против разногласий. Кто-то должен был остаться н-несвязанным всеми репрессиями. Ну, Сталин взял на себя фактически громадное б-большинство этих трудностей и преодоление их. По-моему, в основном, он с этим делом п-правильно справился. Мы все это п-поддерживали. В том числе, я был в числе главных п-поддерживающих. И не жалею об этом.
Сталин не раз г-говорил, что если бы сейчас Ленин был бы жив, наверно, д-другое сказал бы – куда там нам! Он бы, наверно, что-то п-придумал то, чего мы пока не можем. Но то, что Сталин после н-него остался – громадное счастье. Громадное счастье, б-безусловно. Многие р-революции погибли. В Германии, в Венгрии... Во Франции – Парижская коммуна. А м-мы удержали».
– Но ведь сколько крайностей допущено было!
– «Без к-крайностей ни Ленина, ни Сталина представить нельзя. Нет, н-нельзя жить, не только представить...»
– Но говорят, что в последние годы жизни герра Ульянова господин Джугашвили его не любил?
– Это неправда!
– пылко вмешался в интервью революционер Р. Арсенидзе.
– Сталин «преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его мыслями, копировал его настолько, что мы в насмешку называли его «левой ногой Ленина».
– Следя за действиями Владимира Ильича, я всегда повторял про себя: «Учимся понемногу, учимся», - успехнулся в усы Коба.
– И Ленин п-платил ему взаимностью!
– опять перехватил эстафету разговора Вячеслав Михайлович.
– «На XI съезде появился так н-называемый «список десятки» - фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина б-было написано: «Генеральный секретарь». Ленин организовал фракционное с-собрание «десятки». Где-то возле Свердловского зала Кремля комнату н-нашел, уговорились: фракционное собрание, троцкистов – нельзя, рабочую оппозицию – нельзя, демократический централизм тоже не п-приглашать, только одни крепкие сторонники «десятки», то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек д-двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин д-даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин г-говорит: «Товарищ Сталин, Вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список «десятки» надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор – и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!»
А ведь на X съезде Ленин з-запретил фракции.
И голосовали с этим п-примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это б-больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос д-достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин, видимо, п-посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, г-готовился, чувствуя болезнь свою.
– «Умение оказать давление – вот то, что Ленин высоко ценил в Сталине», - бросил реплику Троцкий. Молотов его проигнорировал и продолжил рассказ:
– «Сталин был п-предпочтительнее для Ленина не только по причине большей дисциплинированности и исполнительности. Но и по своей судьбе, х-характеру убеждений ближе к той Системе, которую спроектировал и начал строить вождь большевиков». А вообще они во многом очень п-похожи. «Микоян ведь с-сказал к его 70-летию: «Сталин – это Ленин сегодня».
– Тем не менее герр Джугашвили скрыл от партии и народа завещание своего предшественника?
– Что за вранье!
– возмутился Вождь.
– Его читали (правда, по делегациям, а не в зале) на партийном съезде! А в 1936 году оно было издано, с моими комментариями, в «Сборнике произведений к изучению истории ВКП(б)», Политиздат, тиражем 305 тысяч экземпляров!
Ницше в очередной раз попробовал спровоцировать скандал:
– А кто из этой великой пары сильнее как личность?
Душа Молотова с испугом посмотрела на Кобу, но кривить собою не стала:
– «Конечно, Ленин в-выше Сталина. Я всегда был т-такого мнения. Выше в т-теоретическом отношении, выше по своим личным данным. Но как практика Сталина никто не п-превзошел».
– А кто был более суровым?
– «Конечно, Ленин. Строгий б-был. В некоторых в-вещах строже Сталина. Почитайте его записки Дзержинскому. Он нередко прибегал к самым крайним мерам, когда это было необходимо. Тамбовское восстание приказал п-подавить, сжигать все. Я как раз б-был на обсуждении. Он никакую оппозицию т-терпеть не стал бы, если б была такая возможность. Помню, как он упрекал Сталина в м-мягкотелости и либерализме. «Какая у нас диктатура? У нас же кисельная власть, а не диктатура!»