Ельцын в Аду
Шрифт:
Согласно приказу № 130, если партизан не выходил из лесу и не сдавался через две недели после заключения семьи в концлагерь, его близких отправляли в Северные лагеря («на переработку»). Фактически в этом не было необходимости, мерли и здесь.
– Гляньте, насколько вы, большевики, опередили Гитлера с идеей концлагерей!
– удивился Ницше.
– Почему я об этом ничего не слышал?
– Не знаю, - пожал плечами Тухачевский.
– Операции Красной Армии не скрывались. В газетах печатались списки расстрелянных, необходимость и полезность красного террора обсуждалась в прессе, так же подробно сообщалось и про восстание. Газеты выходили с заголовками: «Губерния объявлена на положении Кронштадта!», «Мы уничтожаем семьи бандитов – они должны отвечать за них!», «Травить их удушливым и отравляющим газом!».
Я исполнил этот наказ партии. 12 июня я подписал приказ об использовании газов. На Тамбовщину направили химический полк, пять химкоманд, специальные снаряды. У одного только села Пахотный Угол газами было убито 7 000 крестьян, в том числе женщин и детей, прятавшихся в лесу. Послушайте свидетелей.
... Вскоре после газовой атаки ребятишки пошли в лес за ягодой: «После красных у нас в деревне с едой было плохо»... Войдя в лес, мы заметили, что листва и трава имеют какой-то красноватый оттенок, мы никогда такого не видели... кругом лежали трупы людей, лошадей, коров в страшных позах, некоторые висели на кустах, другие лежали на траве, с набитым землею ртом, и все в очень неестественных позах. Ни пулевых, ни колотых ран на их телах не было. Один мужчина стоял, обхватив руками дерево. Кроме взрослых, среди трупов были дети».
Придя в себя после газовой атаки и дав оклематься всем присутствующим в кабинете, маршал продолжил доклад:
– К октябрю 1921 года восстание было почти полностью подавлено. Отдельные отряды уже не имели связи друг с другом, но сопротивлялись до осени 1922 года.
– Сколько ж Вы людей в могилу отправили?
– поинтересовался «первый имморалист».
– Всю 70-тысячную Единую армию Антонова можно смело считать покойниками. Число истребленных крестьян – порядка 100-150 тысяч. Потери Красной Армии – не менее 10 тысяч.
– Подумаешь!
– поморщил нос Сталин.
– У меня есть вояка покруче! Где товарищ Жуков?
– В хрущевской зоне проходит курс страданий от лучевой болезни, - доложил Берия.
– Как это его угораздило?
– Будучи первым заместителем министра обороны, он отдал приказ 40-тысячной дивизии пройти через эпицентр ядерного взрыва сразу после его проведения...
– Зачем такие сложности? Проще было бы взорвать бомбу прямо над ними...
– Я хотел проверить, как личный состав выживет в зоне радиационного поражения и какое время после этого похода сможет сражаться, - объяснил появившийся Маршал Победы.
– И каков результат?
– Сражаться могли еще пару недель. Половина затем умерла быстро, остальные – медленно и достаточно долго... Теперь вот я вместе с каждым из этих сорока тысяч умираю от лучевой...
– Долго еще?
– Двадцать тысяч осталось. Но, как закончится, все начнется сначала...
– Ерундой занимались, товарищ Жуков! И опыты на животных, и разведданные по атомному проекту, добытые у американцев, и сведения о последствиях взрывов в Хиросиме и Нагасаки дали столько информации, что вполне можно было бы обойтись без подобного эксперимента. Не бережете Вы людей...
– Кто бы говорил!
– хмыкнул Троцкий.
– Вот, видите, товарищ Жуков и есть истинный большевистский Наполеон! Наглядный, так сказать, пример бонапартизма!
– Коба выразил «иудушке» ноль внимания и фунт презрения, одновременно поддев своего заместителя по Верховному Главнокомандованию.
Жуков обиделся и повторил фразу, сказанную им на пленуме ЦК КПСС, когда он, разжалованный из министра обороны СССР в пенсионеры, покидал зал:
– «... Бонапарт, Бонапарт! Бонапарт войну проиграл, а я- выиграл!»
– Как смеете Вы равняться со мною!
– раздраженно прошипел император.
– Чего с тобою равняться, когда ты мне не ровня!
– отбрил французишку Георгий Константинович.
– Тактик ты был хороший, не отрицаю. А стратег – никудышный! Треть всех своих кампаний профукал! Войну в Египте вчистую проиграл, всего с несколькими сотнями людей домой вернулся! Булонский лагерь устроил на берегу Ла-Манша, полтора года просидел - Англию так и не атаковал! Не закончив кампании в Испании, кинулся очертя голову на Россию. Ты, самоназванный гений, не знал о гибельности войны на двух фронтах?! В результате был разгромлен и там, и там! О кампаниях 1813, 1914 и 1915 годов и говорить не хочу – результат известен: русские с союзниками оказались в Париже, а ты – на островах, сначала на Эльбе, затем на Святой Елене. Выигрывал ты только у бездарей, когда же мерился силами с действительно великими полководцами – Кутузовым, Веллингтоном, проигрывал. И в решающих своих баталиях получал по сусалам: вспомни Бородино, Лейпциг, Ватерлоо!
– В битве под Москвой восторжествовали мои войска! Мы потеряли 29 тысяч солдат, русские – 52 тысячи. Вдобавок твои соотечественники ушли с поля боя, да еще 20 тысяч раненых бросили на нашу милость, они потом чуть ли не все погибли...
– Это – всего лишь тактический перевес, пиррова победа! Бородино сломало хребет и дух твоей Великой армии. Твоя слава – во многом результат хорошей пропаганды!
– Да как ты смеешь! Я больше половины из своих 60 сражений выиграл с меньшим количеством войск, чем у неприятеля, и почти всегда терял меньше личного состава. А ты во всех своих битвах имел двух-трехкратное численное преимущество, солдат и офицеров не жалел, за что на фронте тебя жутко боялись! Ты – просто мясник в маршальском мундире!
– Зато я остался непобедимым!
– Врешь! Под Вязьмой 5-я армия, входившая в состав твоего фронта, была почти полностью уничтожена! И разве ты не несешь ответственности за поражения летом и осенью 1941 года, когда служил начальником Генерального штаба?
– Тебе хорошо говорить – ты на протяжении почти всей своей карьеры был сам себе начальник, а я выполнял дурацкие и самоубийственные приказы партийного руководства, ничего не смыслящего в военном деле!
... Через несколько дней после начала войны члены Политбюро приехали в наркомат обороны. Войдя в кабинет Тимошенко, Сталин тут же заявил, что они прибыли для ознакомления на месте с поступающими сообщениями с фронтов и выработки дополнительных мер. По знаку наркома в кабинете остались Жуков и Ватутин, заместитель Георгия Константиновича.
– «Ну что там под Минском? Положение не стабилизировалось?» - спросил Генсек начальника Генштаба.
– «Я еще не готов докладывать».
– «Вы обязаны постоянно видеть все как на ладони и держать нас в курсе событий, сейчас Вы просто боитесь сообщать нам правду».
Жуков, будучи еще до приезда членов Политбюро во взбешенном состоянии, не выдержал:
– «Товарищ Сталин, разрешите нам продолжать работу».
– «Может, мы вам мешаем?» - съехидничал Берия.
– «Вы знаете, обстановка на фронтах критическая, командующие ждут от наркомата указаний, и потому лучше, если мы сделаем это сами – наркомат и Генштаб».