Ельцын в Аду
Шрифт:
– А теперь ты снова возглавишь свой аппарат — но уже посмертно!
– загоготал появившийся Сатана.
– Ну-ка, бесы, приветственную песнь ему!
Чертов хор затянул:
– «Расцвела буйным цветом малина,
Разухабилась всякая тварь...»
– При чем тут группа «Любэ»?
– удивился ЕБН.
– А это российский гимн, характеризующий твое правление!
– объяснил хозяин инферно.
Экс-президент попытался произвести экзорцизм при помощи одного только презрительного взгляда.
– Не тужься!
– съязвил Дьявол.
– Все свое дерьмо ты оставил на земле. Тут ты его не из себя выбрасывать будешь, а хлебать его!
– Ничего, рогатый, двум смертям не бывать!
– не уступал ЕБН.
– А знаешь продолжение этой пословицы здесь, в моем царстве?
– усмехнулся Черт ?1.
– «...Но семи миллионов смертей не миновать!»
– Ваше адское величество, а что за взрывы постоянно слышатся вокруг?
– не преминул удовлетворить свое ненасытное любопытство Ницше.
– А, шахиды взрываются, как только пытаются перейти мост, ведущий в рай! Это у них наказание такое. Ладно, гуляйте. А ты, Борька, изучай хозяйство — может, твоим все же оно станет.
Кремль стал прозрачным, видимым насквозь — и тут обнаружилось, что весь он представляет из себя одну гигантскую тюрьму. Неожиданно для себя никогда не сидевший в местах лишения свободы экс-президент России проявил потрясающую эрудицию в отношении даже мелких деталей обиталища преступников, перечисляя их чуть ли не со слезой в голосе:
– Ты смотри: реснички, решки, намордники...
– Погоди, Борис! — прервал его философ.
– Я же ни одного слова не понимаю! Переводи, пожалуйста...
– Ну, реснички - металлические наваренные жалюзи; решки - решетки; намордник — наваренный на окно лист железа с небольшими отверстиями для притока воздуха; шнифт — глазок в двери или глаз человека; шконка — кровать; шлемка - тарелка; шлюз - помещение между двух ворот для въезда в зону машин; ПКТ - помещение камерного типа; локалка - огороженные изолированные участки в зоне; запретка - ряд ограждений тюрьмы, зоны.
Ницше, обладавший феноменальной памятью и любовью к филологии, с восторгом запоминал новые для него блатные термины:
– Ух, как ты по фене ботаешь складно! Ой, что-то я сам не по-людски говорю!
– неожиданно для себя испугался он.
– Не только ты, в насквозь криминальной ельцинской адской России все по-бандитски балакают!
– «успокоил» его Сатана.
– Вот и Борька никогда под блатного не косил, в честного человека играл. А здесь проявилась его подлинная сущность — и заговорил экс-президент на своем родном языке! И все в его зоне так базарят, показывая свое истинное воровское нутро!
– Ну, знаете ли, русский язык поистине прекрасен и без фени!
– возразил великий литератор.
– Только в нем возможна фраза из одних нейтральных глаголов, впрочем, могущих иметь и повелительное наклонение: «Додуматься договориться решить пойти найти купить выпить — закусить», к примеру.
– Тут есть изречения куда похлеще!
– многозначительно пообещал повелитель инферно.
– Слушай побольше Трехпалого (это Борькина кличка ) да его блатату — такому научишься!
– Эт точно!
– подтвердила внезапно возникшая мрачно-угольная личность, в коей Борис Николаевич опознал своего персонального беса-искусителя.
– Ну, пекельный тебе привет еще раз, свежеупокоенный! Горжусь! Твои великие грехи и возникновение твоей зоны — и моя немалая заслуга!
– А ты кем здесь?
– спросила своего адского «некрестного отца» жертва его обольщений.
– Цирик, дубак, пупкарь? Погоди, ты ведь раньше был вертухаем...
Ницше не понял, какова разница между названными категориями сотрудников системы исправительных учреждений, но уточнить не успел, потому что внимательно слушал беседу.
– Не, бери выше! Я теперь — дэпан! Специально для бано, то есть тупых, - бес злорадно ухмыльнулся Фридриху, который онемел от такой наглости, - объясняю: дежурный помощник начальника в исправительной колонии или в тюрьме.
Оскорбленная до самой своей глубины душа «первого имморалиста» не вынесла обиды и отреагировала в совершенно несвойственной для очень деликатного и утонченного немца манере:
– Это я — тупой?! Ах ты, мент поганый, рожа мусорская! Заглохни, чмо!
– Где ж ты так базарить наблатыкался?
– удивился Ельцин.
Экс-вертухай тоже сначала обалдел от неожиданности и потому отреагировал вяло:
– Не возьми меня святые! Ты чего кипиш поднимаешь? В кондей захотел?!
– Чего я поднимаю?
– уточнил пришедший в себя философ.
– Куда захотел?
– Кипиш — скандал. Кондей — это, другими словами, кича, шизняк, трюм, - сыграл в переводчика его подопечный.
– А по-русски?
– Ну, карцер...
– Никуда я не попаду!
– злорадно заявил писатель обозленному бесу.
– Эт еще почему?
– Он в другой зоне чалится, - объяснил ЕБН.
– И его еще не окрестили и ничего ему не наболтали... То есть ты, Фридрих, сидишь в другом секторе преисподней, и тебе еще не дали окончательного срока на суде.
– А как насчет тебя, некрестник?
– заулыбался искуситель.
– Небось, воткнули вечность?
– Не, ПЖ, то есть пожизненного срока, пока не дали! Погодь, здесь надо говорить ВС — вечного срока! Может, еще не навсегда ушел на зону! Ничо! Жопа есть — отсижу! Я — пацан: сегодня здесь, завтра — там! Вору — передышка, лягавым — крышка!
Блатная мудрость и самоуверенность бывшего соблазненного клиента только озлобили дэпана:
– Ишь как раздухарился! Это тебе не СИЗО (следственный изолятор, перевожу специально для тебя, Ницше), не ИВС (изолятор временного содержания), не командировка (колония), не поселуха (колония-поселение). Тут — вечная крытка (тюрьма). Санаторий «Незабудка» - побываешь, не забудешь! Даже килишовок (перевод из камеры в камеру) тут не бывает! И в отличие от земли, на скачуху (амнистию) не надейся! Сделать ноги, сквозануть, совершить скок, качок, рывок, а попросту смыться тут не получится.