Ельцын в Аду
Шрифт:
– Я учил: «...При коммунизме не должно быть государства, но если останется капиталистическое окружение, армия и аппарат будут», значит, будет и государство! И люди хорошо и весело жить должны – без забот, с максимально удовлетворенными потребностями, словом, как у нас тут сейчас!
– «Какой же это к-коммунизм?
– не унимался Молотов.
– Х-хорошее жилье, хорошая жизнь, обеспеченность – этого, с обывательской точки зрения, достаточно. Если все бедняки б-будут жить более-менее хорошо, значит, это уже социализм, не капитализм. Это еще не п-полный социализм...»
– «Капитализм – неравное распределение блаженства, а социализм – равное распределение убожества», - подал реплику Черчилль.
– «При социализме даже убожество распределяется неравномерно!» - опроверг британского лорда советский писатель Василий Аксенов.
– Не обращать внимания на вражьи голоса!
– скомандовал Сталин.
– Вы же о коммунизме, а не о социализме говорили, - интеллигент попытался остановить поток словоблудия, который извергал из себя Вячеслав Михайлович.
– Поясните товарищу, чем отличаются эти две социально-экономические формации, - подтолкнул «каменную жопу» на правильный путь Ильич.
– При социализме на все нужно записываться...
– начал было один из ходоков, однако Молотов его сразу оборвал:
– Очень отличаются. «Видите, дело в чем. Когда не будет к-классов, не будет товарно-денежных отношений, уровень производства еще не будет таким, что можно каждому...»
– Максимальное удовлетворение получить?
– При мне у всех советских граждан, в отличие от прочих людей, имевших всего пять чувств (зрение, слух, вкус, обоняние, осязание), было шестое – «чувство глубокого и полного удовлетворения», - попытался открыть «телемост» между зонами Брежнев.
Ницше тут же воспользовался моментом:
– Как у Вас дела, герр Брежнев?
– Неплохо, совсем как наверху: почти живой!
– А почему Вас в народе называют «бормотуха пять звездочек»? Почему «бормотуха», раз Вы мужчина? И какое отношение Вы имеете к лучшему французскому коньяку? А правда ли, что Вы отдали приказ в надписи над Мавзолеем в слове «Ленин» поставить две точки над буквой «е»? Действительно ли Вы уволили Подгорного за то, что тот слово «дубленка» произносил как «дуб Ленька»?
Брежнев обиженно замолчал. Молотов тем временем продолжал свой ликбез:
– «Нет, не м-максимальное – наибольшее. Максимального удовлетворения вообще никогда не будет. Это очень зря Сталин употребил, это, т-так сказать, заигрывание. Что значит – м-максимальное? Каждый заведет себе рояль, к-каждый заведет себе авто – это же абсурд. Значит, не м-максимальное, а удовлетворение всех основных потребностей. Все будут иметь, любой п-пользуйся – общественным. Вот раньше, я в том числе, и все м-министры и прочие пользовались столовой. Заплатил 60 рублей в месяц и п-получил все продукты. Выработал 100 дней тру-трудовых – получай. Маркс и говорит»: каждая б..., простите, «каждый б-будет получать за проработанное свое количество дней. Работал, в-вырабатывал башмаки, 100 пар, проработал 100 дней над этими башмаками, ты берешь пару лишь башмаков, а остальные 99 ты получишь другими продуктами, и выбирай, что тебе нужно».
– Это какой-то первобытный натуральный обмен, а не высшая формация!
– выразил недоумение Ницше.
– Но какой-то учет будет? «Социализм есть учет», так Ленин учил...
– вспомнил интеллигент.
– «... И контроль», - Ильич дополнил свое знаменитое изречение.
– «С-самый строгий. Самый строгий. Коммунизм дальше идет, потому что тогда будет такое изобилие, тогда надо не только уничтожить классы, а уничтожить разницу между физическим и у-умственным трудом. Меж г-городом и деревней можно уничтожить, но еще останется разница в уровне». Что мы и наблюдаем. Ясно ведь видно, что вы – с-селяне и интеллигенция, пролетарии таких дискуссий не затевают. И физический труд в н-нашем обществе исчез, он слился с умственным...
– Если уничтожить классы, как же останется разница между городом и деревней?
– «Энгельс г-говорил об этом, что крестьянства не будет, но жители гор б-будут жить в других условиях и не захотят у подножия жить. У них свои проблемы. Нельзя все это будет уравнять, и нет в этом н-необходимости, и никто этому мешать не будет. Хочешь в д-деревне жить – пожалуйста, но ты будешь в менее культурных условиях жить. И театров будет м-меньше у тебя. Возможно, у тебя б-будут кино и телевизор». А может, и не будут – как сейчас...
– Без них никак нельзя!
– всполошился Ницше.
– Как и без телефона! Ведь продукты заказываются при коммунизме по телефону, а выдаются по телевизору. Невиданный технический прогресс!
– А почему мы ни продпайка, ни зарплаты не получаем?
– не унимался интеллигент.
– «...При социализме, Ленин говорил, никто из д-должностных лиц не будет получать выше среднего рабочего... включая и с-секретаря Генерального, и председателя Совнаркома, Совета Министров... Это осуществляла Парижская к-коммуна. Но разве у нас это есть?.. А главное в том, что нельзя п-преодолеть бюрократизм, пока один 100 получает, а другой 1000 в месяц...»
– Вам оклад платили или Вы были на государственном обеспечении?
– философ не упустил возможности узнать нечто новое.
– «Оклад».
– А сколько?
– «Не знаю. Никогда не интересовался. Практически неограниченно. По потребности. На жизнь имеешь, вот и все. В этих пределах».
– Все-таки, наверное, герр Джугашвили здесь переборщил.
– «Безусловно. И не только Сталин, все мы тут... Я много думал над этим, между прочим. Никому нельзя. Никому нельзя».
Как это: никому? Мне – можно, подумал Ельцин.
Вячеслав Михайлович тем временем все предавался приятным воспоминаниям:
– «Зарплата у нас была, конечно. Видите, в отношении нас это нарушалось, потому что зарплата, а кроме того, все обеспечено. Фактически на государственном обеспечении. Я сейчас точно не могу сказать, сколько мне платили – менялось это несколько раз. После войны, кроме того, это уже инициатива Сталина, ввели так называемые пакеты. В закрытом пакете присылали деньги, очень большие деньги – военным и партийным руководителям. Нет, это было, конечно, не совсем правильно. Размеры были не только чрезмерны, а неправильны».