Элла и Миша. Начало
Шрифт:
Я судорожно глотаю. Одержимость моей матери полетами с годами становилась сильнее. Всякий раз, когда подобная мысль застревает в ее голове, она с упорством твердит об умении летать. Помню однажды, не так давно, она ушла из дома, и я обнаружила ее на старом мосту, пытающейся и в самом деле взлететь. Это был один из самых страшных дней в моей жизни, и именно тогда я осознала, насколько тяжелым было ее состояние. Если бы я не появилась вовремя... Что ж, не люблю слишком много об этом думать.
Когда ее веки начинают смыкаться, я понимаю, что ее накрывает усталость, которую
– Дочка, - говорит она, волоча ноги к лестнице, - я немного вздремну. Скоро вернусь.
– Хорошо.
– На всякий случай следую за ней по лестнице, дабы убедиться, что она доберется до комнаты. Затем я помогаю ей лечь в постель и накрываю одеялом.
– Элла Мэй, я абсолютно уверена, что могу летать, - шепчет она прямо перед тем, как отрубиться.
После того, как я ее уложила, принимаюсь собирать грязную посуду и упаковки от еды с комода, и прибираюсь. К тому времени, как я покидаю комнату, она уже крепко спит.
Чувство облегчения накатывает на меня, как только я закрываю за собой дверь. И одновременно испытываю вину за радость оттого, что она уснула, но в глубине души понимаю, что в этом нет ничего плохого, потому что я устала и, в конце концов, сорвалась бы на нее и усугубила ситуацию.
Я спускаюсь вниз выбросить мусор в ведро и помыть тарелки. Затем собираю алкогольные бутылки и складываю их в мусорный контейнер. Разбираю счета, сортируя их на стопку из просроченных и тех, которые можно отложить на некоторое время, а после тащусь в комнату и падаю на кровать. В доме стоит тишина. Покой. И я чувствую себя совершенно одинокой. Как и всегда, находясь здесь.
Когда мои веки закрываются, я думаю о другом месте, о другом мире, о другой жизни, где моя единственная забота - это школа, я сама, и чем заняться в субботу вечером.
Протягивая руки, я просовываю их под подушку и провожу пальцами по конверту, который спрятала пару месяцев назад, прямо перед выпускным. Единственное письмо, которое я действительно была рада получить - уведомление о зачислении в университет Лас-Вегаса. Честно говоря, ему я была удивлена. Хотя полученная стипендия не вызвала у меня большого потрясения. Расходы она не покрывала. Но у меня имелись кое какие сбережения от нескольких подработок. Как только я окажусь в Вегасе, сразу же найду работу и будут вкалывать не покладая рук, чтобы выжить. Я хочу - нуждаюсь в шансе выбраться отсюда. Хотя меня все еще одолевают сомнения, что мне не удастся. Покинуть маму. Оставить ее на попечение отца-алкоголика. И кроме того, как же Миша.
Миша и наше соглашение уехать из города вместе.
У меня не хватило смелости сказать ему о рассылки заявлений в колледжи, не говоря уже о зачислении в один из них, находящемся отсюда в двенадцати часах пути.
И что мне черт побери с этим делать? Как я всем расскажу? Как мне оставить все свои обязательства?
Тяжело вздохнув, я утыкаюсь лицом в подушку и ненадолго задумываюсь о том, чтобы не поднимать голову для глотка воздуха. Может быть, я просто перестану дышать. Сдаться было бы проще. Послать все к чертям. Попрощаться
В конце концов, когда моему лицу становится слишком жарко, а легкие горят от недостатка кислорода, я переворачиваюсь на бок и делаю глубокий вдох. Затем бросаю взгляд на будильник на тумбочке. Шесть тридцать семь. Дерьмо! Я должна была встретиться с Мишей в шесть. Надеюсь, он не ушел, потому что я с нетерпением ждала, когда наконец выберусь сегодня из дома.
Только я начинаю отталкиваться от кровати, как спустя секунду скрипит окно и в комнату проникает солнечный свет.
– Ты прямо как старуха.
– Шутит Миша, стуча ботинками по полу.
– А ты - жуткий извращенец!
– Парирую я, перекатываясь и прижимаюсь щекой к матрасу, сдерживая улыбку.
– Прокрадываешься в мою комнату, словно отмороженный.
– Ага. И, черт возьми, горжусь этим, - дерзко отвечает он. Спустя мгновение матрас прогибается, он взбирается на мою кровать и прижимается ко мне, располагая свою грудь и бедра вдоль моей спины и попы.
– Почему ты в постели?
– Сплю, - бормочу я, прижимаясь к его теплому телу.
– Не видишь что ли?
– И, очевидно, болтаешь во сне.
– Он смеётся, пальцами проводя по задней части моего обнаженного бедра и щипает за ягодицу, выглядывающую из-под джинсовых шорт.
– Какого черта, Миша!
– Визжу я, переворачиваясь на бок, и сердито смотрю на него.
Он одет в черную футболку с зеленым логотипом, темные джинсы с шипованным ремнем и сапоги с развязанными шнурками. Взгляд увенчан его классической "я такой очаровашка" усмешкой.
– Это за то, что назвала меня жутким извращенцем, - отвечает он.
– Еще раз так назовешь, и я буду вести себя соответственно.
– Но ты постоянно ведешь себя как извращенец, - замечаю я. Что также является правдой. Ему все сходит с рук из-за симпатичной и обаятельной внешности.
Когда он пальцами сжимает изгиб моего бедра, его глаза цвета морской волны темнеют.
– Назови меня так еще раз, и я покажу тебе, насколько я извращен.
Игнорируя глупое трепетание в животе, я закатываю глаза и щипаю его за руку. От смеха в уголках его глаз лучатся морщинки.
Его смех стихает, он убирает светлые волосы с глаз и пристально смотрит на меня.
– Итак, насколько мне известно, мы сегодня вроде как собирались пойти на вечеринку, но я подумал, может, вместо этого отправимся на гонку?
– Его палец прослеживает линию вниз по моей скуле, одновременно прикусывая серебряное колечко, украшающее его нижнюю губу.
Глупые бабочки снова возникают в моем животе, и во мне нарастает паника. Как всегда, я даже не уверена, что делать с этим проклятым ощущением. В последнее время оно часто проявляется, особенно когда Миша прикасается ко мне или прикусывает кольцо на губе. Я нахожу этот трепет немного отвратительным. Нежелательным. Захватывающим. Ужасающий. Сбивающим с толку. По правде говоря, слишком много ощущений.