Энни из Грин Гейблз
Шрифт:
Но чтобы спокойно принимать подобные известия, Энни нужно было расстаться со своей индивидуальностью. Она ведь словно состояла из «огня и свежей росы», и все жизненные треволнения воспринимались ею с утроенной силой. Маленькие радости приводили её в неописуемый восторг, а от лёгких обид она всегда плакала навзрыд. Марилла понимала это, и всякий раз её охватывало смутное беспокойство за импульсивное создание, которое острее, чем кто-либо другой, более уравновешенный, переживала все взлёты и падения на жизненном пути. Поэтому, Марилла считала своим долгом охлаждать её пыл и выявлять, будто освещая ярким лучом, все «подводные рифы» бурливого океана её натуры. Она не слишком преуспела в этой борьбе, что весьма её огорчало. Крушение взлелеянной мечты или надежды зачастую ставило Энни на грань отчаяния. А от удачи она готова была прыгнуть до небес. Марилла уже отчаялась воспитать из Энни эдакую «пай-девочку»… Но она также очень сомневалась, что полюбила бы Энни больше, если б та вдруг стала… примерной, чопорной или манерной.
Энни отправилась спать тем вечером подавленная, поскольку Мэтью сообщил,
Но всё кончается рано или поздно; даже бесконечно долгие ночи сменяются праздничными днями, когда вас приглашают на чай к пастору. Утро, несмотря на неблагоприятные прогнозы Мэтью, выдалось чудесным, и Энни просто сияла от счастья.
– О, Марилла, что-то, словно бутон раскрывшееся во мне сегодня, заставляет любить всё и вся! – воскликнула она, перемывая посуду после завтрака. – Я чувствую себя потрясающе! Ах, если б это состояние длилось долго! Пусть приглашают меня на чаепития каждый день, – и я стану… примерным ребёнком! Это такое важное событие в моей жизни! Мне даже страшно… Что если я выкину чего-нибудь снова? Пасторы никогда не приглашали меня на чай! Не вполне уверена, что знакома со всеми правилами этикета, хотя и усердно учила их с тех пор, как приехала сюда, по специальному журналу «Вестник Семьи»; в нём есть такой специальный раздел для тех, кто изучает правила этикета… Я страшно боюсь сотворить какую-нибудь глупость или не сделать того, что следует. Например, согласуется ли это с правилами хорошего тона, если ты берёшь добавку чего-нибудь вкусненького?
– Проблема в том, Энни, что вы слишком много думаете о себе. Прежде всего, сообразите, что в вашем поведении понравится миссис Аллан, а что – нет! – сказала Марилла, попадая «не в бровь, а в глаз» со своим советом, что, откровенно говоря, случалось не слишком часто. Энни вдруг осенило.
– О, как вы правы, Марилла! Я постараюсь вообще о себе не думать! – воскликнула девочка.
Она, видимо, никак не нарушила правил этикета, ибо вернулась домой поздно, когда уже смеркалось; закат окрасил скользившие по небу облака в розовый и шафрановый цвета, и у Энни было всё так же легко и празднично на душе. Она радостно рассказывала о событиях дня Марилле, устроившись на большой красной каминной плите возле кухонной двери и положив голову, всю в завитках, на мариллины колени.
Холодный ветер дул с полей и с покрытых пихтами западных холмов; он сердито свистел где-то в кронах тополей, а над садом мерцала одинокая звезда. Сонмы светлячков испуганно, хаотично метались по Аллее Влюблённых, то исчезая, то вновь появляясь среди папоротников и скрипевших от ветра ветвей. Энни смотрела на эту картину, и ей казалось, что даже этот холодный ветер и звезда, и светлячки, – всё связано вместе в единый волшебный клубок.
– О, Марилла, я сказочно провела время! Мне подумалось, что живу я не напрасно! И даже если меня уже никогда не позовут на чай к пастору, я всегда буду так думать. Когда я пришла к их дому, миссис Аллан встретила меня в дверях. Она была одета в такое изящное платье из бледно-розовой кисеи с множеством оборочек и рукавами до локтей и выглядела, словно ангел. Мне и в самом деле хочется, Марилла, в будущем стать женой пастора. Он не станет обращать внимания на рыжий цвет моих волос, поскольку голова его будет занята более возвышенными мыслями. Но, наверное, зря я об этом размечталась, ведь супруга пастора должна быть, прежде всего хорошей. Одни люди – положительные, а другие – нет. И я отношу себя к числу последних. Миссис Линд утверждает, что я постоянно грешу. И как бы я ни старалась с этим бороться, мне не стать даже такой, какими уже изначально являются хорошие люди. Всё это очень напоминает геометрию. Конечно, старания дадут свои всходы… миссис Аллан – очень хорошая, и я сильно полюбила её. Знаете, есть такие люди, в которых мгновенно влюбляешься. Мэтью и миссис Аллан – из их числа. И сколько нужно потратить сил, чтобы полюбить таких… э… как миссис Линд. Ты, разумеется, прекрасно знаешь, что не любить их нельзя, ведь они столько знают и являются активистами церкви, но тебе приходится постоянно внушать себе любовь к ним и стараться не забыть, что ты любишь их… Сегодня на чаепитии присутствовала одна маленькая девочка, посещающая воскресную школу в Уайтсенсе. Её зовут Лоретта Бредли, и она очень милая. Ну, конечно, не совсем родственная душа, но всё равно хорошая. Мы в элегантной обстановке пили чай, и я думала, что соблюдала все правила этикета. После чаепития, миссис Аллан музицировала и попросила нас с Лореттой ей подпевать. Миссис Аллан оценила мой голос и сказала, что я должна петь в хоре воскресной школы. Меня охватил такой трепет, Марилла, от этого простого предложения! Я столько мечтала о том, чтобы петь в хоре воскресной школы наряду с Дианой, но всё боялась, что мой «звёздный час» никогда не придёт. Лоретта заторопилась домой довольно рано, так как в отеле Уайтсенса сегодня вечером большой концерт, и её сестрёнка должна выступать на нём. Лоретта рассказала, что американцы, проживающие в отеле, дают благотворительные концерты в пользу больницы в Шарлоттатауне каждые две недели. Обычно они многих приглашают выступить. Лоретта ожидает, что однажды и её пригласят. Я с благоговением посмотрела на неё. После того, как она ушла, состоялся разговор по душам между мной и миссис Аллан. Я всё ей рассказала:
Глава 23. Энни попадает в беду из-за дела чести
И Энни пришлось потерпеть даже больше двух недель. Почти целый месяц пролетел с тех пор, как в Эвонли отведали пирога с болеутолителем, и что-то ничего нового, из ряда вон выходящего, не происходило в её жизни. Конечно, в виду рассеянности нашей маленькой героини, с ней постоянно чего-нибудь случалось: то водрузит на полку в буфете корзину с рукоделием и выльет в неё целую кастрюлю простокваши, вместо того, чтобы скормить её поросятам; то оступится да и полетит с моста прямо в ручей, когда размечтается по дороге в школу… Но это всё не в счёт.
Через неделю после чаепития у пастора Диана Берри устраивала вечеринку.
– Приглашены только избранные! – важно заявила Энни Марилле, – девочки из нашего класса.
Всё прошло на высоте, и ничего экстраординарного не случилось ни до, ни после чая. Когда вечеринка устала от многочисленных игр, многих потянуло на маленькие шалости, которые иногда носили несколько дерзкий характер. Школьники считали, что без них жизнь стала бы пресной и неинтересной. Вначале дерзкие выходки считались уделом мальчиков, но девочки вскоре решили от них не отставать, и за лето натворили столько всего, что можно было бы издать объёмистое учебное пособие по шалостям.
Вначале Кэрри Слоан загнала Руби Джиллис на огромную, старую ветлу, что росла перед входной дверью в дом Берри. Та ловко взобралась на дерево, к явному разочарованию Кэрри. Руби смертельно боялась порвать новое, муслиновое платье, недавно сшитое её мамой, и брезгливо морщилась при виде толстых, зелёных гусениц, облепивших ветлу.
Потом Джоси Пай стала уговаривать Джейн Эндрюс попрыгать на левой ноге вокруг сада, не останавливаясь и не опуская правую ногу на землю. Та начала было, но, обогнув третий угол, не выдержала, признав своё поражение. И так как Джоси ликовала больше, чем следовало, Энни Ширли предложила ей пройтись по забору, который возвышался над восточной границей сада Берри. Чтобы спокойненько прогуляться по краю забора требовались определённая сноровка, неплохой вестибулярный аппарат и минимальная высота каблуков. К сожалению, это было понятно лишь тому, кто когда-нибудь сам пытался проделать этот номер. Впрочем, у Джоси Пай обнаружились врождённые способности к хождению по заборам, которые она в себе культивировала. Это в некоторой степени компенсировало ей недостаток целого ряда других способностей. Джоси пошла по краю забора Берри с таким беззаботным видом, словно ей это не составляло абсолютно никакого труда. Все с невольным восхищением взирали на очень довольную своей победой Джоси; многие девочки в своё время лишь понапрасну ободрали себе коленки, пытаясь проделать то же самое. Джоси благополучно спустилась с забора, с горделивым румянцем на щеках, и вызывающе взглянула на Энни. Та решительно тряхнула своими рыжими косами и сказала:
– Подумаешь, пройтись по забору, который, в общем, не так уж и высок! Я знаю одну девочку в Мэрисвилле, которая пройдётся по самому торцу крыши и глазом не моргнёт при этом! Ну, вам до такого далеко!
– Не думаю, что такое возможно, – решительно заявила Джоси. – Вот вы бы точно не смогли!
– Это я-то? – Энни так и подскочила в воздухе.
– Ну, тогда – вперёд! – всё с тем же вызовом воскликнула Джоси. – Взбирайтесь на крышу кухни Берри и пройдитесь по ней.
Энни побледнела, но ничего не оставалось делать, как принять вызов. Она пошла по направлению к дому и увидела лестницу, прислонённую к стене. По ней можно было забраться на крышу.
– О! – хором воскликнули пятиклассницы кто в восторге, а кто с сомнением и тревогой.
– Энни, не надо! – взволнованно крикнула Диана. – Вы можете упасть и разбиться насмерть! Не обращайте внимание на Джоси! Разве можно подбивать кого-нибудь на такое рискованное дело?!
– Я должна, Диана! Это – дело чести, – серьёзно ответила Энни. – Пройдусь по этой крыше или… или разобьюсь! Вам завещаю своё колечко из искусственного жемчуга, если со мной что-то случится!
С этими словами Энни начала подниматься по лестнице. Все вдруг сразу замолчали. Вот она достигла торца крыши и пошла по нему, балансируя и прекрасно осознавая, что даже воображение ей мало чем сможет помочь на такой высоте. Она сделала несколько шагов прежде, чем произошла катастрофа. Девочка вдруг покачнулась и потеряла равновесие. Она упала и заскользила вниз по раскалённой крыше, разрывая на своём пути переплетения плюща пятилистного. Столпившиеся внизу девочки одновременно вскрикнули от ужаса. Если бы Энни упала с того края крыши, по которому она поднялась на неё, Диана бы неминуемо стала наследницей кольца из искусственных жемчужинок. К счастью, она проехалась вниз, по скату крыши, с другой стороны; крыльцо воспрепятствовало падению девочки с большой высоты, самортизировав удар и задержав тело её перед падением на землю. Тем не менее, когда все, кроме Руби Джиллис, которая словно вросла в землю и немедленно впала в истерику, бросились к Энни, то обнаружили её лежащей навзничь среди жалких остатков плюща.