Энни из Грин Гейблз

Монтгомери Люси Мод

– Энни, вы… вы мертвы? – пронзительно взвизгнула Диана, бросаясь на колени рядом с не подававшей никаких признаков жизни подругой. – О, дорогая Энни, только одно слово! Скажи мне, ты мертва?

К громадному всеобщему облегчению, в том числе к неописуемой радости Джоси Пай, которая, несмотря на отсутствие воображения, уже было представила, как её заклеймят убийцей юной Энни Ширли, девочка села на землю и с трудом проговорила:

– Нет, Диана, я жива. Но у меня так болит…

– Что? Что болит? – сочувственно спросила Кэрри Слоан.

Но прежде, чем Энни успела ответить, из дома вышла миссис Берри, при виде которой Энни безуспешно попыталась вскочить, но, вскрикнув от боли, вновь повалилась на землю.

– Что случилось? Где у вас болит, Энни? – строго спросила миссис Берри.

– Лодыжка, моя лодыжка! – простонала

Энни. – Ой, Диана, найди скорее своего отца! Пусть он поможет мне добраться до дома. Возможно, я никогда больше не смогу ходить, а уж скакать на одной ноге, как Джейн вокруг сада – и подавно.

Марилла собирала летний урожай яблок в саду, когда увидела мистера Берри, переходившего через мост. За ним следовала целая процессия маленьких девочек, возглавляемая миссис Берри. Мистер Берри нёс на руках Энни, чья голова безжизненно склонилась к нему на плечо.

В тот момент Марилла вдруг осознала, что значила для неё Энни. Раньше ей казалось, что ей просто нравится – нет, очень нравится эта рыженькая девчушка. Но когда она, не помня себя, ринулась вниз по склону холма к печальной процессии, она уже знала, что Энни для неё – дороже всего на свете.

– Мистер Берри, что… что с ней случилось? – бросилась она к отцу Дианы. Такой бледной, как полотно, её уже не видели много лет.

Ответила сама Энни, приподнимая голову:

– Марилла, не беспокойтесь. Я ходила по крыше и свалилась с неё. Кажется, лодыжка повреждена. Но, это лучше, чем если бы я сломала себе шею, Марилла! Не будем делать из мухи слона!

– Как чувствовала, что на этой вечеринке с вами что-нибудь случится! – проворчала Марилла, чувствуя значительное облегчение от того, что девочка заговорила: – Несите её сюда, мистер Берри! Давайте положим здесь, на софе. Господи, ребёнок в обморочном состоянии!

Действительно, ощутив новый приступ острой боли, Энни потеряла сознание.

Мэтью, прознав о несчастном случае, прямо с поля поспешил за доктором, и вскоре они явились вместе. Выяснилось, что Энни в гораздо более плачевном состоянии, чем предполагалось. Лодыжка её была сломана.

Тем вечером, когда Марилла поднялась в комнатку в восточном крыле, Энни, лежавшая в постели, жалобно спросила её слабым голосом:

– Вам жаль меня, Марилла?

– Сами виноваты! – буркнула та, задёргивая занавески на окнах и зажигая лампу.

– В том то и суть. Вот почему вам должно быть меня жалко! – многозначительно заметила девочка. – Да, я виновата, и от этого – ещё больнее. Если б можно было свалить всё на кого-нибудь другого, я бы так не расстроилась. Но что сделали бы вы, Марилла, если б это вас подстрекали пройтись по крыше?

– Конечно, осталась бы стоять на земле; пусть их подстрекают сколько душе угодно! Господи, какой абсурд!

Энни вздохнула.

– Но вы так сильны духом, Марилла! А я – нет. Я просто не снесла насмешки Джоси Пай. Она всегда переходит мне дорогу. Но я за всё получила сполна. А в обмороке мне не понравилось, и доктор так больно вправлял мне сустав! Я выхожу из строя на шесть – семь недель. Когда же теперь увижу нашу новую учительницу? Она уже и не будет новой, к тому времени, как я появлюсь в школе! А Гил, то есть вообще все, так опередят меня в учёбе, что даже страшно подумать! Но всё это я вынесу, только вы не сердитесь на меня, Марилла!

– Ладно вам, я и не сержусь вовсе! – сказала Марилла. – Вы – просто несчастный ребёнок, какие тут могут быть сомнения! От самой себя страдаете. А теперь давайте ужинать!

– Какое это счастье, что у меня нет причин жаловаться на своё воображение! – воскликнула Энни. – Надеюсь, с ним я не пропаду. Что делать людям, у которых слабо развито воображение, когда они ломают себе что-нибудь?

Не один раз Энни возблагодарила Бога во время этих долгих, скучных семи недель вынужденного покоя за то, что он даровал ей богатое воображение. Но не только оно развеивало её тоску. К ней приходило множество посетителей. Школьницы приносили ей цветы и книги, сообщая о последних новостях из жизни подрастающего поколения Эвонли…

– Все так добры ко мне, Марилла, – счастливо сказала Энни в тот день, когда ей впервые, после периода покоя, позволили пройтись по комнате, и добавила:

– Не очень-то здорово, лежать целый день в кровати. Но даже в этом можно отыскать свои плюсы. Оказывается, у меня столько друзей, Марилла! Ведь даже сам суперинтендант, мистер Белл, навещал меня. Он и впрямь

очень хороший человек, хотя далеко не родственная душа. Но он нравится мне, и я так сожалею теперь, что критиковала его за то, как он молился. Надеюсь, обычно молитвы много для него значат; просто тогда он произносил их почти машинально. Если он задумается над этим, то всё будет в порядке с его молитвами. Я ему непрозрачно намекнула на это. А ещё рассказала, какого труда мне стоит сочинять свои маленькие молитвы и делать их интересными. А он поведал мне, как сломал свою лодыжку, будучи маленьким мальчиком. Не верится, что господин Белл, суперинтендант, когда-то был ребёнком… Даже моё воображение отказывается нарисовать мне его маленьким мальчиком. Всё, что оно делает, это рисует его уменьшенную копию, с седыми бакенбардами и в очках, – словом, я всегда представляю его таким, каким он появляется в воскресной школе. Куда проще вообразить маленькой девочкой миссис Аллан. Она, кстати, заходила проведать меня четырнадцать раз! Мне есть чем гордиться, Марилла! Когда ещё и кому жена пастора оказывала столько знаков внимания, и при каких обстоятельствах? И она так умела занять меня во время этих своих визитов! Она никогда не говорила: «Вы сами во всём виноваты! Вам нужно исправляться!» Нет! Она просто объясняла, что пришла, чтобы увидеть меня. И давала понять, что знает, – я могу стать лучше, лишь только нужно мне самой в это поверить. Ко мне даже Джоси Пай заходила. Принимала её так вежливо, насколько это было возможно; я ведь понимаю, она раскаивается в том, что заставила меня залезть на эту крышу… Если б я разбилась, её бы мучили угрызения совести до самой смерти. Диана же вела себя, как настоящий друг: каждый день приходила разделить со мной одиночество. Но… мне уже так хочется поскорей в школу! Я столько слышала рассказов про нашу новую учительницу, что не могу дождаться, чтоб её увидеть! Всем девочкам она нравится. Диана сказала, у неё такие светлые волосы с завитушками и удивительные глаза. Она красиво одевается, а буфы гораздо больше, чем у любой из дам в Эвонли. Через неделю, по пятницам, устраивает перекрестные опросы, причём каждый должен рассказать какой-нибудь стихотворный отрывок или принять участие в диспуте. Это всё так интересно! Джоси Пай призналась, что не любит этого, но ведь с воображением у неё плоховато. Диана, Руби Джиллис и Джейн Эндрюс готовят к следующей пятнице диалог под названием «Утренний визит».

Во второй половине дня по пятницам у них свободное время, и мисс Стэси проводит «полевую практику», то есть экскурсии на природу, где они изучают жизнь цветов, папоротников и птиц.

А утром и вечером она занимается со школьницами физкультурой. Миссис Линд пожимает плечами и говорит, что ничего подобного в школе ещё не было. «Не от того ли, что на эту должность взяли женщину, а не мужчину?» – задаёт она всякий раз себе вопрос. Но мне самой очень нравится такой подход к обучению, и, надеюсь, что найду в мисс Стэси родственную душу.

– Я могу сделать лишь один вывод, Энни, – резюмировала Марилла. – Падение с крыши дома Берри ничуть не отразилось на вашем не в меру болтливом язычке.

Глава 24. Мисс Стэси и её ученики готовят концерт

Только в октябре Энни смогла снова вернуться к занятиям. Вновь наступил этот красочный месяц; все деревья оделись в пурпурные и золотые одеяния, а долины поутру заполнялись нежным туманом, – словно дух осени снисходил на них. Солнце освещало палитру красок осенних цветов, смягчённых туманом. Какие волшебные цвета и оттенки здесь мог различить восторженный наблюдатель – и аметистовый, и перламутровый, и серебряный, и розовый и дымчато-голубой! От обильных рос поля блестели, словно застланные серебристым покрывалом. Ковёр опавших листьев покрывал низины, и лес, с каждым листопадом, становился всё прозрачнее. Тропа Берёз вся утопала в золоте листвы, а увядшие папоротники приобрели тёмно-коричневую окраску. Всё вокруг наполнилось звуками, заставлявшими трепетать сердца девочек, спешивших в школу. Как замечательно снова вернуться туда, где можно сидеть вместе с Дианой за маленькой коричневой партой и смотреть на Руби Джиллис, приветливо тебе кивающую через проход; а ещё – наблюдать за тем, как Кэрри Слоан посылает записки, а Джулия Белл раздаёт всем жевательную смолу на «галёрке». Энни глубоко вздохнула, заточив свой карандаш и разложив учебные картинки перед собой на парте. Сколько же всего интересного в нашей жизни!