Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
– Давай. Теперь ты. Про ту женщину.
– Ее Флорой зовут, - сказал он и замолчал.
Хоть ты не развязывай язык, - взмолилась вдруг к нему просящим взглядом жена. Видимо, дошло до нее, чего она сама уже наговорила. Не хватало еще про тот вертеп добавить… Он, впрочем, и сам не собирался сегодня откровенничать. Может, в другой раз. А может и вообще не стоит в такое посвящать. Но и сочинять на ходу он не был готов.
– Она заболела. С сердцем что-то. Это ее муж, Валентин, звонил. Просил заехать, проведать. Я и проведал.
– А муж
– Что знает?
– Ну, что ты с ней.
– Очень даже знает. Он сам меня попросил.
– Да ты что?
– удивилась она и повернулась к нему лицом, приподнявшись на локоть.
– С а м??
– Сам.
– Зачем?
– Давай, я тебе в другой раз об этом расскажу.
– Он что, сам не может? И поэтому пригласил тебя?
– В другой раз. Хорошо?
– Ладно. Только не обмани. Но я пока поняла именно так. Он ее, наверное, очень любит. По-настоящему. Он же не баклажан?
– Нет.
Она намерилась было еще что-то по этому поводу спросить, но Виктор, видя умоляющие Иркины глаза, внезапно нашелся и спросил сам:
– А что это ты сейчас так увлеченно читаешь? Тоже, небось, эротику?
– Нет. Штирнера. "Единственный и его собственность" - так называется.
– Роман?
– Нет, - с великодушной улыбкой снова возразила она, - чистая философия. Философия человека. И всего того, что ему принадлежит.
– И ты в этом что-то волокешь?
– Ну, как тебе сказать… Запутано, конечно. В какой-то замкнутый овал. Но мне очень интересно. Кроме того, Толик мне все потом разъяснит, чего сама не догоню. Он жутко любит разъяснять, говорит - лучшая тренировка ума, очень полезная для освоения разных мыслей и идей. Кстати, тебе Лена проговорилась, куда мы с ней завтра идем?
– Нет.
– К одному библиоману. Ее знакомому. Она у него раньше медицинские книги брала - по поводу вагинизма. Я сама хочу все почитать. Она сегодня с ним созванивалась.
Любое напоминание о дочкиной болезни мгновенно меняло настроение родителей. И они сразу притихли, как бы не зная, о чем дальше говорить. И Светка замолчала, о чем-то задумавшись.
А почему бы не отвести ее к Валентину? Он ведь гинеколог, - вдруг вспомнил Виктор.
– Наверняка сталкивался в своей практике с чем-нибудь подобным. Может, он сможет ей чем-то помочь? Почему он сразу об этом не подумал?
Вот почему. Он тут же представил себе, как Валентин лезет пальцами в дочкино влагалище. И даже вздрогнул. Такая вдруг ревность охватила - буквально насквозь всего пронзила. Он и не ожидал от себя такого. Украдкой взглянул на женщин - не поняли ли чего? Нет вроде. Валяются, о своем думают. Впрочем, что ты дергаешься?
– поправил он себя.
– Можно же и Флоре показать. Или поговорить, - она ведь сексопатолог, еще ближе…
Нарушила затянувшееся молчание снова Светка:
– Вы любиться сегодня будете или как?
– Будем, - ответил отец.
– Ма, ты не обидишься, если я папу спрошу что-то нехорошее?
– Не знаю.
– Если
– Хорошо.
– Па, а тебе не противно, что мама из-под него - да под тебя?
– Я ее обмыл.
Светка выставила к матери голые ягодицы, но та не шлепнула, а только погладила их. И дочь совсем осмелела:
– А почему вода была розовая?
– Мама добавляет в нее зернышки марганцовки. А откуда ты знаешь, что розовая?
– Я видела. Подглядывала за вами. Целые несколько минут. А вы этого даже не заметили…
И улеглась на спину, глазами в потолок - так, как лежала мама. А потом жалобно спросила:
– А почему ты меня так не обмыл, а?
– А ты хочешь так?
– Да. Очень. Но почему ты сам этого не сделал? Тогда.
Он не знал, что ответить. Как ей объяснить, что ему и в голову не могло прийти такое?
– Для этого особенное настроение нужно. Это… не просто… это… как бы секс… только еще слаще… и интимнее… Особенный… И не всегда получается… Нужно совсем… отвлечься от всего, понимаешь? Я умею это только с мамой. И то не всегда. Редко. Я не уверен, что смогу с тобой.
– Ты ведь маленькую меня обмывал. Мне кажется, что я до сих пор помню те твои руки…
Обмывал… Это же совсем другое, дурочка. Нельзя такого с дочерью. Страшно. Слишком интимна эта связь.
>Можно, папочка. Я уже взрослая. Ты же смог со мной в яську любиться? Смог. И так тоже сможешь. Я же не такая, как все. Я такая, как Лена. Особенная.
>Хорошо, - неуверенно согласился он.
– Я попробую.
И метнул на Ирку многозначительный взгляд, от которого та поднялась и ушла в ванную, чтобы подготовить ее именно так, как она готовит для них самих. Я буду осторожен, - ответил он на ее встречный взгляд, оставленный ею в пространстве над их дочерью.
>Разве это страшно?
– спросила дочь.
>Нет. Это удивительно.
И она покорно и доверчиво расслабилась в ожидании удивительного…
Он принес ее в ванную, а Ирина уже исчезла, будто и не стало ее в доме, и они оказались совсем одни в квартире, в доме, и дальше - на долгие километры окружившего их густого пространства, очень густого, но такого легкого, каким оно бывает только во сне, в преддверии чего-то необычного и таинственного; и он опустил ее голенькую в теплую воду, и она в ней была легка как лепесток, а он плавными движениями рук заволновал горизонт, разглаживая под ним мягкие и упругие дочкины поверхности…
Человек состоит не из вещества. Из вещества состоит его тело. Смотри как оно прекрасно, как лёгко и трепетно, как плавно колышется оно в воде…
>У нашей воды такие мягкие поверхности, словно они живые. Это от твоих рук наверное, да?
>Они живые и есть.
>Да. И сама вода как бы живою становится… моей собственной частью… или продолжением… Почему так?
>Не знаю. Наверное потому, что давления между поверхностями почти сравниваются и кожа перестает ощущаться границей тела.