Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
Она повернулась к нему с таким удивленным выражением, будто он какую-то чепуху обронил.
– Ты помнишь их брачную ночь?
– неожиданно спросила она.
– В каком смысле?
– Они в час ночи ушли в свою комнату. А мы продолжали пьянствовать за столами. Помнишь?
Свадьбу они играли в доме родителей, - вспомнил Виктор.
– Не дом, а домина. Двухэтажный. В том районе все такие - там строилась для себя почти вся городская элита. Пашкин отец тогда был очень заметной фигурой в госадминистрации. А квартиру для сына устроил уже через месяц после свадьбы.
– Не помнишь, что ли? Как они уже через час
– С какой стати я должен такое помнить? Не помню, конечно.
– А я его тогдашние глаза вспомнила так, будто сейчас вижу.
– И что же ты видишь?
– В них тогда только одно и было - прости меня, Светка, я твоими словами, - что он только что целку ей сбил. Ей-Богу, только это и было. Больше ничего. И веселился потом вместе со всеми вами до утра. Героем дня. А она сидела… как потерянная… и как бы счастливая… и я рядом с нею…
Да, именно так и было, - теперь и он вспомнил.
– И потом, все три года… он ее страшно ревновал. Выслеживал даже. Я сама однажды видела - и тут же ей сказала, а она даже радовалась: "Значит, любит", - говорила. И искренне считала его настоящим мужчиной. А на самом деле он обворовал ее. Она так и не узнала, что означает "настоящий мужчина". Он вообще украл у нее эту часть жизни, понимаешь? Она о ней почти ничего так и не узнала. Безжалостно украл, пользуясь правом собственника. Сам-то он - никакой. Жлоб. Баклажан***. Что он может дать, кроме семени? Ничего. Да и то, небось, в уме отсчитывает. И брать ничего по-настоящему не может. Не способен. Он и не знает, что брать-то нужно. Именно поэтому и ревновал. Боялся, что кто-то другой может взять. Сам не гам, но и другому не дам…
– Ир, о чем ты говоришь? Тебя дочка слушает.
– Пусть слышит. Сексуальная жизнь людей - это огромное пространство, неимоверной глубины и высоты, бесконечное вширь, вдаль и наискось, наполненное удивительными радугами и сияниями, никогда вконец не исчерпываемыми ощущениями, чувствами и переживаниями… Изнутри оно пронизано собственной тайной, а снаружи… снаружи на него наложен запрет, - вот такими, как Пашутин. Их, вероятно, и на самом деле большинство - есть и было. Ничего, кроме банальной кроличьей механики им самим недоступно - может, заговорены они кем-то сверху, может прокляты, может еще почему-то… Поэтому и делают все для того, чтобы скрыть от всех других то, чего сами не видят и никогда не увидят. Это они придумали частную собственность на женщину. Придумали срам. Сочинили порно. Тонкую и изящную пропаганду примитивизма во всем - в чувствах, движениях, мотивах. Подмяли все это пространство под так называемую "любовь", которая в подавляющем большинстве на самом деле и не любовь вовсе, а узы - скрепили в ЗАГСе или церкви актом на собственность и обозвали актом "вечной любви".
– Может, ее это как раз и устраивало. Что, разве только мужчины такими бывают?
– Не говори ерунды. Будто я Настю не знала… Может и бывают - вот пусть таких и берут себе эти… баклажаны. Так нет же - именно таких, как Настя и загребают.
– Не нужно так обобщать.
– Я не обобщаю. А если даже и обобщаю - что, я не права? Да и не бывают. Пространство, о котором я говорю, происходит и исходит от женщины. Каждой, без исключения. Все женщины пропитаны эротикой. Мы из нее состоим. Потому и женщины. Даже так называемые холодные или фригидные - они просто неразбуженые. Нужно только
– Ты не права. В обобщениях. Во-первых - в запретах и всём прочем, что ты перечислила, женщины принимают не меньшее участие. А может и большее. А во-вторых - разве это не призвание именно женщины - как продуцента эротического пространства - разбудить мужчину и окунуть его в него?
Она удивленно вскинула на него глаза.
– Меня так ты разбудил.
– А меня ты. Только если собираешься будить Пашку, то я возражаю. Я тоже собственник. Не в меньшей мере, чем любой другой.
– Но ты же не баклажан?
– вдруг вставила свой голос Светка.
– Нет. Папа не баклажан. Он просто собственник. У нас есть по этому поводу акт.
– У него есть еще собственность. Без всякого акта. Катя.
– И не только Катя. Та женщина, в которой он весь вчера пришел.
– И я, - снова добавила Светка.
– И Лена тоже, - добавила мать.
– Наш папа любую неразбуженую разбудить может.
– К чему ты это?!
– возмутился Виктор.
– А ну не ссорьтесь!
– приказала дочь.
– Мы не ссоримся, - тут же улыбнулся отец и поджал ее к себе за грудки, будто подтверждая свою собственность.
– Мы так обычно разговариваем.
– А ты действительно собираешься еще раз… будить этого Пашутина?
– обратилась она к матери, не скрывая удивления.
– Нет. Папа запретил.
– А если бы разрешил?
– После одного единственного запрета все последующие разрешения недействительны. Но не только поэтому - мне и самой противно. Да и с какой стати? Просто сильно захотелось трахнуть его сковородкой. За Настю. И чтобы никого больше не трогал. Не порочил и не дискредитировал эротику. И вообще - все то лучшее, что бывает между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине. Пусть себе со сковородкой трахается.
Светка прыснула в кулачок.
– Ладно. Я вам тоже о баклажанах кое-что скажу. Об интернете. Мне Таня-Толик разрешают самой в нем шастать. Сколько захочу. Класс, да? Я и на эротические сайты тоже иногда подглядываю. Но особенно в библиотеки. А там тоже эротики полно. Даже в самых респектабельных - они на ней клики себе зарабатывают. Хотя и припрятывают ее как бы в закоулки, чтобы не терять респектабельности. И правильно, наверное, делают. У меня такое впечатление, что всю эротику пишут именно баклажаны. Она у них вся иронией или сарказмом пропитана. Это очень модно сейчас. Так, как бы с высоты собственной сексуальной независимости посмеиваться над озабоченными. Так что я думаю, что папа прав - баклажанов явное большинство. Па, а вы могли бы меня к Тане-Толику на ночь отпускать?
– Зачем?
– Ночью интернет дешевле. Почти в три раза. И связь лучше. Быстрее загружается. Или давайте так - я их вам на ночь приведу, а сама у них останусь. А? И Сережку с собою могу брать. Он ничего и не поймет.
– Светка!
– Что Светка? Все равно вы с ними будете. Я же вижу. И по вам, и по ним. Давайте прямо завтра, а?
– Сваха нашлась. Перестань сейчас же.
И все же заметно было, что Ирка растерялась от дочкиных слов. Беспомощно посмотрела на мужа, ожидая какой-то словесной поддержки. И от Светки тоже не укрылось ее смятение. И, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, она стала тереться об отца - попкой, спиной, темечком - и чуть не ворковать от нежности.