Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
>Почему же я раньше этого не чувствовала? Только сейчас. Впервые в жизни.
>Не впервые. Мы ведь из живой материнской воды вышли, жили в ней - всего столько лет назад, сколько живем снаружи своей мамы. Иначе, наверное, и не смогли бы ощутить - если бы это не осталось в памяти тела.
>От твоих рук в ней так много поверхностей… и они такие разные… колышутся, колышутся… и уходят куда-то вдаль… и возвращаются снова… Ты придешь ко мне весь?
>Конечно. Подожди. Побудь сама.
>Я не сама. Со мной твои
>Не спеши, моя голенькая, не спеши… Слышишь, как громко капают капли?
>Да… хлюпают… так звонко… и эхо, эхо от них… так далеко уходит… в самую-самую даль… и высь… и глубину… А вокруг такая тишина… Что ты хочешь?
>Поворачивайся и плыви спинкой туда, в средний угол. А я рядышком лягу.
Он вошел в воду и опустился рядом с нею. Подложил левую руку под ее голову, а правую ногу перекинул через коленку и мягко уложил между ее разинутых ног.
>Как с мамой… Теперь нам все можно, да?
>Нам можно все, что можно нам.
>А как ты знаешь, что можно нам?
>Я еще не знаю.
>Мы почувствуем, да?
>Да.
>Тогда ласкай.
>Ласкай-полоскай. Так это называется.
>Одним словом?
>Да.
>Красиво…
Совсем-совсем недавно - каких-то пятнадцать быстрых лет назад - она была маленькой клеточкой внутри своей мамы. Внутри его Иринки. Одной единственной клеточкой… Тогда она еще не была его дочерью. Ждала, когда придет он и оплодотворит ее собою.
И он пришел и проник в нее. И переиначил в ней все по своему подобию.
И тогда она стала его дочерью…
Он проник в нее и она стала его дочерью…
И вот она снова рядом с ним. Совсем взрослая. Теперь уже его дочь и… странная непонятной ему странностью любовница… Не пускающая в себя никого, кроме своего отца… даже мысленно. Зачем же тогда ей дана такая красота? Не для него же!.. Такие великолепные пропорции, такая гладкая волнующая кожа, такие манящие выпуклости груди и лона, такая упругость изящных губ - так податливо расходящихся навстречу его пальцам…
Плотно сжатое колечко на дне ямки под губами от первого же его прикосновения сразу раскрылось и пустило внутрь, лишь слегка подрагивая краями. И совсем не сопротивлялось - ни единой капельки времени - легко расходясь в стороны, пропуская и второй палец, и как бы даже приглашая в себя третий - почти точно так, как это бывает от теплой воды у ее мамы…
И, так же, как мама, она совсем расслабилась, уронив голову за его руку, безраздельно и безропотно доверяя ему свое тело в ожидании удивительного…
Кончиками пальцев он осторожно провел по складкам - очень легко и мягко, ведь у нее там еще не зажило после того негодяя - боясь задеть ту самую точку прямо под лоном, от касания которой Ирка начинает сходить с ума…
>У меня всюду внутри под кожей что-то щекочется… и щиплет - но так приятно… Боже,
Он медленно убрал пальцы из влагалища и снова стал гладить ее кожу - по всему телу, от лица до пальчиков на ногах, - а она совсем сомлела, заискрилась невидимыми, но четко ощущаемыми под пальцами искорками, и кожа стала покрываться мелкими-мелкими пупырышками, а водные поверхности над ними засуетились, запрыгали мелкими протуберанцами…
Ну вот. Все так же. Почти все так же. Все почти так же. Вот только эта странно трепещущая пелена между их пространствами, образованная невероятно сложным переплетением бесконечного числа волнующихся поверхностей - ее он раньше никогда такою не видел… Но узнал сразу, узнал, потому что откуда-то знал ее смысл и назначение - это была пленка, защищающая дочь от притязаний отца… И он знал, что не должен касаться ее руками… но она уже была измята и надорвана, поэтому легко поддалась его движению, трусливому и очень осторожному, медленному и нерешительному… а потом стала вдруг сплетаться надорванными краями с поверхностями его личных зрительных, слуховых, тактильных, и всех остальных и прочих ощущений и чувств…
Никогда не касайтесь так своей дочери…
Ему послышалась легко узнаваемая, но совсем незнакомая мелодия. Мелодия поверхностей и пространств - именно так он всегда воспринимал органную музыку.
Органную… словно и в самом деле это была музыка, исходящая из ее внутренних поверхностей и пространств - сердца, легких, селезенки, печени, надпочечников, почек, яичников, матки, влагалища…
Нет. Не так. Вовсе не так. Она лишь пронизывала их, но исходила откуда-то 'uзглуби. Изглуби. Из самого глубокого и далекого далека…
>Щиплет, папочка, щиплет… еще, еще так делай…
Какое красивое слово…
Сквозь мягкую органную мелодию он чувствовал эти ее ощущения под своими ладонями. Понимал, что вызывал их он, но происходили они из ее собственного пространства. Попытался вдруг представить себе, откуда они идут, откуда на самом деле происходят.
И это ему сразу и легко удалось…
Он никогда ничего подобного не осознавал.
Никогда не представлял себе этого именно так.
И застыл под завораживающим очарованием понятого и почти воочию увиденного…
Об этом невозможно говорить словами. Об этом вообще нельзя никому говорить - ни словами, ни как-либо иначе.
Никогда не касайтесь так своей дочери…
>Ну что же ты, папа, я же жду, я же изнемогла уже вся, у меня же все дрожит - оттуда, снизу, папочка…
И он опустил руку вниз и вошел в нее ею так, как входит в Иринку. И она пропустила его пальцы точно так, а он точно так коснулся ими той самой, таинственной точки***.< И точно так же туда пошла теплая струя воды. И точно так же она тут же вытолкнула ее назад - уже почти горячей. И пустила в себя снова. И снова вытолкнула между его пальцев.