Эротические страницы из жизни Фролова

Архипов Велиар

– А как на самом деле это произошло?
– заторопила дочь, поскольку Ирина замолчала и о чем-то задумалась.

– Дождалась момента, когда могла ему как бы уступить. Он к этому времени совсем меня разжалобил. Сетовал, что никто его не понимает. Что он уже полгода не видел голой женщины - а сам так хочет, что с ума можно сойти. Что ни с кем надолго не получается, хотя он и старается быть хорошим. И готов на все, чтобы сделать женщину счастливой. И даже перечислял, что именно - но все такое, что смешно, ей-Богу, за ним повторять.

– Ну и?

– Подполз ко мне на коленях и зарылся в юбке. Тогда я и решила

как бы уступить. Но уступать не пришлось, поскольку дальше он ничего не предпринимал. Ждал. Я вначале подумала, что от несмелости. Погладила его по голове. Прижала к животу. Стянула с себя блузку. А он поднял голову, только когда я начала вставать со стула. Увидел, что я в одном лифчике и стал сам лихорадочно раздеваться. Понял, что я уже согласна…

Она вздохнула.

– Все рассказывай, - тихо потребовала Светка.

– Разделся совсем, а потом вкрадчиво провозгласил: "Ты не бойся, я с презервативом". И стал натягивать его на себя. А я сижу на диване, как дура, и смотрю. Когда, наконец, одел, на меня уставился - мол, почему это я дальше не раздеваюсь. Я и поняла тогда, что никакой несмелости в нем нет. И стыдливости тоже. Это совсем другое. Будь он действительно стыдливым и несмелым, я бы ему, наверное, по-настоящему отдалась. Впрочем, с ним это невозможно и по другим причинам.

– Что значит - по-настоящему?

– Ну, целовала бы. Обнимала. Активничала. А так - отлежала под ним, как тюфяк…

– Нет, подожди. Не забегай вперед. Давай, как вы начали.

– Сняла я юбку. Сама. А он стоит, в трусы уставился. Те, прозрачные. Как бы изучает, поскольку давно не видел. Сняла и трусы. Села. И он ждет, - ждет, когда лягу. Легла. Диван у него широкий, а спинка низкая. Смотрю - он примеривается, как ему на меня лечь. Сейчас, думаю, ляжет, да не туда, куда надо. Дрожит, дергается, а ведет себя так, будто это я должна ему подставляться. Чтобы ему удобно было. Я и подставилась - задрала ногу на спинку дивана, а вторую откинула, чтобы он коленкой не наступил. А сама уже думаю - давай скорее все делай и кончай, ну тебя в баню. Муж покойной подруги. Вот тут он сразу и навалился. Слушайте, мне просто неприятно это вспоминать. Сама же ему дала и так теперь неприятно. Честное слово. Он как кролик отмахал задницей десять минут, потом закряхтел и кончил. Я ничего не почувствовала. Вообще ничего, - даже неприятного. Это сейчас вспоминать противно, а тогда даже этого не было. Только в самом конце вдруг ревность охватила: с какой это стати я отдаю ему тело, принадлежащее моему мужу? Хотела было выскользнуть, а он оказывается уже и кончил. И сам выскальзывает. Ну и черт с тобой, думаю, - слава Богу, что хоть в резину, а не в меня.

– И все?

– Все. Слез сразу и начал снимать презерватив. Так увлеченно, будто и забыл обо мне. Знаете, что он потом сделал? Поднял его так рукой и говорит: "Смотри, почти полный". Я чуть не задохнулась, сдерживая смех. Хотите верьте, хотите нет.

– А у него сильно стоял?
– без всякого стеснения поинтересовалась Светка.

– Да. Вполне дееспособный мужик. И презерватив был действительно почти на треть заполнен его выделениями. Он его так торжественно понес в туалет, что я таки не сдержалась - прыснула в кулак. Он не услышал, уже в туалете был. А я сразу в ванную заскочила и закрылась. Попробовала рукой - а у меня все почти сухо. Забыла, когда такое было после этого. И вообще,

такое чувство, что ничего этого и не было. Даже после резиновых пальцев гинеколога остается ощущение, что там побывало что-то постороннее. А от него вообще ничего не осталось.

– Может, таким образом он берег тебя? Ну, я имею в виду твои чувства. Чтобы ты не сокрушалась потом от того, что изменяешь своему мужу. Удовлетворила, мол, по дружески, а на чувства, мол, ни ты, ни он и не посягали. Мне кажется, что я бы на его месте вполне мог поступить примерно так же, - осторожно предположил Виктор.

– Ты так думаешь?
– озадаченно посмотрела на него Ирина.

– Не знаю. Просто предположение.

Она снова обратилась взглядом в потолок, а Светка с нескрываемым интересом уставилась на ее глаза, пытаясь, видимо, угадать, о чем она сейчас думает.

– Нет. Он бы потом себя иначе вел. Мы еще с полчаса сидели одетые. Его как подменили. Знаешь, что он чувствовал? Что наставил тебе рога. И именно от этого испытывал восторг. Не от меня самой, не от того, что меня трахнул - слушайте, вот откуда это слово так прижилось, точнее и не скажешь - а от того, что попользовался твоей собственностью. Витя, он не только так и не попытался снять с меня лифчик, - даже не прикоснулся рукой к груди. Ему это было просто неинтересно. Я вообще была интересна ему прежде всего, как чужая собственность. Он обыкновенный примитивный баклажан. Вроде и инфантильным нельзя назвать - по меньшей мере в физиологическом смысле. Но что-то такое в нем есть. Какой-то особенный - чувственный, что ли - инфантилизм.

– Не особенный. Судя по тому, что я слышал от многих мужчин - это вполне обычный стереотип. Таких мужчин очень много. Может быть даже большинство. Может быть даже - подавляющее.

– Бедная Настя. Ведь он и с нею был таким же - я теперь в этом уверена. Вспоминаю их тогдашних и все больше в этом убеждаюсь. И ты тоже… Почему ты ее потом еще раз не вылюбил? По-настоящему, а не так, как той ночью… Подумаешь, верность мне сохранял… Ни я, ни Пашка тогда не догадались бы. Зато она хоть раз, хоть перед смертью почувствовала бы, что на самом деле в жизни бывает…

Она замолчала, поняв видимо, куда ее занесло в присутствии дочки. Но поправлять себя не стала. И отец с дочерью тоже замолкли, спрятавшись на время каждый в свои мысли.

Ирка как Ирка. Сначала уверяла дочку, что "не сможет при ней", а теперь такого наговорила, что не поймешь, как дальше себя вести. Впрочем…

– А я бы ему за "рога" в морду дала бы, - внезапно возникла Светка.

– Он же не говорил так. Я просто почувствовала.

– Ну и что? Вот взяла бы и врезала - как только почувствовала. Сковородкой, например. Ему помочь хотели, а он… Если еще раз станет клеиться, ты так и сделай. Или давай я, а?
– загорелась вдруг она.

– Что - ты?
– чуть не испуганно спросила мать.

– Ну, врежу.

Ирка с недоумением уставилась на нее, а у самой в глазах забегали-заметались странные, явно позапрошлые мысли, будто она прозревать вдруг стала в какие-то только ей заметные закрома пространственно-временного континуума.

– Я… да, ты права… - все еще сверкая бегающими в зрачках невидимыми зайчиками, забормотала она, - я еще раз должна с ним трахнуться…

– Обойдешься, - вежливо заметил муж.
– Достаточно с него и одного сеанса. И с тебя тоже.