Ещё один плод познания. Часть 2
Шрифт:
– Да, - промолвила девочка, - и мне опять за Элизу очень неспокойно... Через час - позвонишь маме? Или будить жалко?..
– Да она, боюсь, не сможет заснуть, - сказал Андре, - разве что снотворного ей дадут... Ты сама поспала бы...
– Он видел, что её всё-таки, несмотря на волнение, начинает клонить ко сну - и ещё бы не клонило: полудетский организм после бессонной ночи!..
– Может быть, и посплю... Папа, дедушке с бабушкой позвони, что мы едем... А ты волнуешься перед разговором с ними?
– Не то чтобы слишком. Ты мне поможешь. Ты мне очень помогла и сейчас, когда мы разговаривали с этой женщиной. Так же точно и мама поддерживала меня, если мне было... трудно...
– Жюстин движением руки показала - я понимаю, и не надо ни полунамёком о ТОМ при чужом человеке, пусть и не очень знающем язык... Но папа и не собирался ничего пояснять, папа был уверен - она понимает, о чём он...
Дочка положила голову ему на колени, ей очень захотелось закрыть глаза и уйти сейчас пусть не в сон, но в преддверие сна, - и думать, что можно долго ещё так полулежать, и думать, как добр Бог, спасший её от операционного ножа...
– и засияет уже вблизи чудесный город, где можно будет любить всех и быть любимой всеми, и соединить взрослое с детским...
И Винсену тоже хотелось сейчас - довериться! И этому чудесному Бернуа, и... очень хотелось ему, безмерно доверившись, с детской беспомощностью уткнуться в ту длань, которая никогда не отпустит, но и не надо, чтобы отпускала, потому что как же всё-таки восхитительно она умеет - щадить!.. Эта длань пощадила их, он это чувствовал; и ему очень хотелось и дальше быть в ней, держащей и не дающей упасть, выпасть куда-то в непроглядно чёрную пучину... От нас уже ничто не зависит сейчас... да и зависело ли раньше? Но уж сейчас-то - точно нет; это словно в университете я сдал экзамен... время истекло, у меня забрали исписанные листы, и всё! Теперь - только ждать... и так хорошо, что больше ничего делать и нельзя, и не надо!.. Он испытывал чувство благословенной беспомощности и бесконечной благодарности, и губы его, сделав очередную затяжку, беззвучно зашептали: "Слава Тебе, великий и добрый Боже, за милость, за спасение доченьки нашей, и за то, что мы с ней сейчас едем и что здесь, на моих коленях засыпает она, а не под общим наркозом... и за то, что не сгинули ни малышка, ни мы тогда, в машине, что позволил нам вытащить её, спасти живую душу и не погибнуть самим; и теперь спаси её опять, не допусти погибели; укрепи и разум, и руки доктора Бернуа, и ассистента, и медсестёр, и санитаров, и Элизу маленькую охрани и огради от непредвиденного кровотечения, и от разрыва тканей, и от всего, что может быть губительным... Сделай так, чтобы выжила она, и пусть не отторгнется, а примется эта чудом доставленная, чудом обретённая почка... Пусть примется она... а мы удочерим Элизу, мы будем растить её и заботиться о ней - я это обещаю, Луиза и Жюстин этого хотят... Мы всё оплатим - и лекарства, сколько бы их ни понадобилось, и курсы терапии, и гемодиализ, если понадобится, - и мы ей устроим комнатку там, где у нас компьютер сейчас... а его можно и в гостиную переместить, мы там точку сделаем...
– Он опять затянулся, глянул на дочку - она неожиданно сама для себя заснула...
– Боже, благодарю Тебя и славлю ещё и за то, что она, Жюстин, узнала о взятом мною на свою душу, - и поняла меня!.. И сделай так, чтобы ни папе, ни маме не стало плохо, когда они услышат об этом; помоги нам с Жюстин рассказать бережно и чутко, подготовив и смягчив; вложи нам в уста нужные слова - Ты ведь вложил их мне, когда я с женщиной этой говорил... И пусть Пьер полюбит малышку Элизу!.."
Потом он позвонил родителям. Ответил отец - заспанным голосом... хорошо, что они спали... я всполошил их, конечно, но что поделать - нежданно вломиться хуже, это иногда очень пугает... "У нас всё нормально, мы с Жюстин будем у вас через час примерно...
– тихо, чтобы не разбудить дочку, сказал он...
– Луиза? Она при ребёнке... Да, сейчас уже идёт операция... Папа, не волнуйся, я не веду, мы едем на такси... "
И опять - размышления. Этот вечер, эта ночь, думал он, посланы нам как знамение!.. Мы никогда не будем отпущены в ту жизнь, что была до вечера и ночи двухмесячной давности. И в этот промежуток, в эти два месяца мы тщетно пытались делать вид, что живём так же, как жили раньше!.. Но мы, может быть, будем пощажены; и спрашивается с нас, может быть, всё-таки в щадящем объёме... С нас спрашивается, но над нами всё-таки не тяготеет проклятие, нам это... возвещено... Рука, в которой мы бьёмся, бросила нас к Элизе - спасать! А спасающие ребёнка не могут быть прокляты... как же верно сказала моя Луиза!.. И лопнул нарыв тайны, которую делил я только с нею... и с теми четырьмя... Теперь и Жюстин знает, и она - со мной!.. И родители мои сегодня узнают... а позже, наверное, и родители Луизы... Нам теперь позволено рассказать...
Да, может быть, это будет в щадящем объёме... Если, если, если маленькая Элиза выдержит пересадку, и откроет глаза, и почка примется... нет, она не будет здоровой, с ней надо будет по врачам... Но она будет жить, пойдёт в садик, в школу... а потом у неё могут быть и любовь, и семья - это не заказано... и почему бы нет - у неё же такие глаза, как бутоны... и это тоже Луиза первая заметила! Ей не заказано счастье!.. Пересаженная почка работает в среднем лет пятнадцать-двадцать... но потом, в конце концов, можно прибегнуть к гемодиализу; и, может быть, ещё что-то придумают за это время, наука на месте не стоит... А "по врачам" - это же иногда... а так она будет играть, рисовать, смеяться... и бегать, надо надеяться, тоже!..
Тогда, два месяца назад, мне казалось, что только своих спасают "любой ценой"; ну а нынче - вот на что довелось нам пойти ради спасения этой малышки, рождённой не нами... Нет, нам не будет позволено жить только ради себя... и пусть!.. Мы ведь разве не приняли её в "свои"?..
И ещё в том смысле "щадящим" будет удочерение Элизы, подумалось Винсену, что у неё поражены только почки, но не лицо, не речь, не мышление, не ручки и ножки... слава Богу... а то ведь люди растят детей и в инвалидных колясках, и, упаси Боже, умственно неполноценных... Нет не хочу об этом, не хочу, это "не с нами, не нам, не о нас..." - мысленно шарахнулся он от всплывших, колыхаясь, из глубин воображения воспоминаний о том, что доводилось порой видеть мельком... Нет, нет, этому испытанию мы не будем подвергнуты!.. Она должна пойти в обычный садик, а пока - надо нянечку... Да, и не просто нянечку, а квалифицированную, хорошо бы с образованием медсестры; это такие расходы, что... а, ладно, расходы - не самое тяжкое, хоть бы только они... А затем он подумал, вновь совестясь этой мысли, - столь же, сколь и впервые поймав себя на ней ещё в первой больнице, после разговора с уполномоченной социального отдела, - ещё об одном "щадящем" моменте: девочка не "из этих"... она белая... Он не был "злобным" расистом, но расовый барьер всё же существовал для него, ему трудно было представить, как бы принял он в свою жизнь, в круг близких своих кого-то, чья кожа иного цвета... Но нет, никто не будет коситься на нас, дивясь "несоответствию", когда мы будем гулять с ней... Когда... ЕСЛИ, - вдруг пугающе вторглось в сознание... Господи, как же я смею сейчас о такой ерунде!.. Но избавь меня от угрызений за мысли, это слишком, это сверх того, что я способен выдержать...
Надо отвлечься... ну-ка почитаю то, что дала эта женщина; темно ещё, но фонари подсвечивают... поближе к глазам - и можно читать; а ехать ещё больше часа...
Он начал читать и был сразу захвачен этим торжественно-аристократическим, словно бы "зовущим в древность" тоном. И почему же она сказала, что мы "просто обязаны" прочесть это?.. Итак, Город, царственно-владетельный... и ночные убийцы, демонически беспощадные и бесстрашные, повергающие в ужас его жителей... и не знают люди, как защититься от них... И вот - некий воин и... что-то вроде патриция... "Тетрарх" - это, впрочем, по-гречески - "начальствующий над четвертью"; но неважно, это же вымысел... Он жаждет "воздвигнуться" на врага; Андре на пару секунд отвёл стопку листков... то самое слово, которое я слышал два месяца назад от Мишеля Рамбо: "Если кто грядёт по душу твою, то воздвигнись убить его"... меня это тогда и поразило, и очень поддержало... Так, ну, и что же там дальше? Маленькая дочка, лепечущая "мне страшно, папа..." Боже, именно это, буквально это сказала мне Жюстин - ещё в кондитерской... ей страшно было за нас!.. Что же он сделает, этот воин-патриций? Он тоже боится за близких... Так, теперь - разговор Тетрарха с Царём, Священником и Мудрецом... и вот - опять дом, жена... и эта дочка, и опять "мне страшно, папа"; и он думает - неужели станут они дичью для отстрела... и лучше суд, чем... чем предательство, потому что как же я взгляну им в глаза, если не попытаюсь защитить... Стоп! А ведь и о "дичи", и о таком вот "предательстве" я сам тогда ему - тому же самому Рамбо, - нечто подобное сказал, и он был в восторге - очень художественно... Винсена "пронзила" вдруг догадка - а не Рамбо ли автор?! Ведь он и в своих эссе иногда использует примерно такие же колоритно-звучные архаизмы, как здесь... Что, если это им написано? Тем более, что и женщина с этим текстом в сумке - тоже еврейка, видимо... Нет, впрочем, "тем более" - это я чересчур... что за связь, мало ли у нас евреев... Но как же тут всё словно отражает мои мысли - в тот вечер, в ту ночь... и потом!..
Он продолжал читать. Тетрарх ушёл в ночь от своих близких - отвёл в убежище, но ушёл... Что он чувствовал? А я, когда уехал от них тогда в аптеку, оставив их под защитой запертых дверей?.. Но я именно так мог защитить их; и он тоже... Что же он сделает?.. Сума с золотом, развилка дорог... и ему удаётся замысел, и лебединый пух приводит его к скале, где живёт хищное племя... И он внимательно осматривает проходы и проёмы... Андре буквально затрепетал сейчас в преддверии ещё одной ошеломляющей догадки - неужели он обрушит эту скалу?..
Но не разрешил себе глянуть дальше через страницу-две, приказал себе: "читай не пропуская!.." Он давно знал: если запрыгивать туда, где вроде бы "развязка", минуя путь к ней, впечатление может непоправимо исказиться... Так, вот Тетрарх призывает товарищей; а затем... а затем... Вот оно, увидел Винсен!.. Сума с "воспламеняющимся песком"!..
Он вновь на краткий промежуток времени отстранил пронзавшие, лихорадившие его строки "Сказания", дрожащими руками закурил и задумался... Обдумать это хоть чуточку было ему нужно сейчас, немедленно, сколь бы ни жаждал он узнать, что же там дальше... Нет, это уж слишком... Она сказала, что я обязан прочесть... что мы обязаны... Она дала именно ЭТО именно МНЕ. Что она обо мне знает?.. Да нет, ничего она не может знать, ведь не она со мной, а я сам с ней заговорил!.. Как же это получилось? Кто она? Или, - внезапно охватила Андре религиозно будоражащая идея, - это тоже "знамение", подобно всей невообразимой истекшей ночи?.. Эта мысль вызывала и восторг, и - ещё в большей мере, - страх; он ощутил себя словно бы поднесённым пред самые очи Создателя - может быть, ближе, чем он сам держал только что у своих глаз буковки распечатанного текста... И вдруг прозвучит сейчас обращённый к нему сверхъестественный голос!.. К нему, сейчас, в двадцать первом веке, едущему в такси, держащему сигарету!.. Я здесь, я никуда не выхвачен, успокоил он себя, насколько это было возможно... вот доченька моя спит... вот шоссе, вот мобильный телефон в кармане...
Он опять приблизил листки со "Сказанием"... Да - идут ночью к той скале... да, он взорвал её и успел отскочить!..
И рассказ об этом вручён МНЕ! И я - ОБЯЗАН прочесть! Как же это получилось? Да, Мишель Рамбо тогда говорил - кто бы это мог быть столь отчаянным, чтобы вот так бросить и отскочить сверхпрыжком?.. Если автор - он, то в этом случае хоть что-то рационально объяснимо: эта история впечатлила его... И он же, кстати, высказал идею, что это был предотвращающий удар, - потому-то и привёл ту иудейскую фразу-стих... Но он ли это? Надо будет посмотреть в журнале, в котором он печатается, - в последних двух номерах, они ведь должны были выйти после ТОЙ ночи... Купить можно; это, правда, приложение к газете, но оно, кажется, и отдельно продаётся... и может залежаться, потому что не расхватывают... не для массового читателя...