Есть на Волге утес
Шрифт:
— Благодари Андреяна Максимыча. Итти бы вам всем троим в Арзамас, к помещику. Теперь же вы принадлежите господу богу и ему. Откупил он вас. Батю лечи — может, выходишь.
Выехав из слободы, Аленка остановилась на берегу, нарвала листьев подорожника, вымыла их в воде, положила на спину отца. Сняв с себя исподницу, расхлестала ее на ленты, перевязала. Отец стонать перестал, но в сознание не приходил.
В пути он умер.
6
Как проснулся воевода после той злополучной ночи, так и задурил. Ни домашние, ни городские дела на ум не идут. Из столичных приказов грамоты одна за другой идут — их не только исполнять, читать воевода не успевает. Одна лишь мысль в голове — как бы девку Аленку увидеть. Холопы каждый вечер ноги ему парят, боли стали проходить, а сна нет. Только закроет воевода глаза, а перед ним Аленка стоит. Полы сарафана под пояс заткнуты, ноги — будто репа, икры — словно балясины точеные. Уж до чего дело дошло — стоит воеводе повернуться на левый бок, как чует он всем телом девичье тепло. Очнется воевода, а рядом пустота, и рука плетью падает на холодную перину...
Помучился Василий Максимович и давай брата звать:
— Пропадаю я, Андреяшка! Околдовала меня ведьма подлая. Жить без нее не могу, ночи не сплю. Что делать?
— Бери, да и вся недолга. Теперь она моя крепостная. Куплена.
— А что люди скажут?
— Тебе ли на людей оглядываться. А ей ныне де« ваться некуда. Отец умер, мать тоже на ладан дышит. Если хочешь, я Логина пошлю. Пусть сватает.
— Посылай.
Нагретая солнцем земля покрывалась разноцветьем трав, в полях колосилась рожь. Вокруг буйствовало лето. Аленка сидела на краю свежей могилы. Внизу, в землянке, причитала мать. У Аленки слез нет, они ушли, отлетели вместе с юностью в тот миг, когда она коснулась окоченевших рук отца и поняла, что его уже нет и никогда больше не будет. Не плакала Аленка и тогда, когда мать упала на тело отца и забилась в рыданиях. Она дала матери выплакаться, сходила в кузню, принесла молоток и зубило, срубила на кандалах заклепки, сняла их с рук отца. Гроб делать было некому, Ортюху положили на перевернутую скамью, обмотали кусками полотна, опустили в сырую и темную пасть могилы. Мать положила на холмик кандалы, сказала:
— Всю жизнь вольным хотел быть, а умер в цепях.
— Неправду говоришь, мама,— Аленка сдернула железо с могилы.— Он не покорился. Он и мне...
— Знаю. Ты такая же непокорная будешь.
А время шло и надобно было жить дальше. Похлебав кислых шей из щавеля, женщины легли спать. Волнения прошлых дней умаяли их, и они быстро уснули.
Утром Мотя разбудила дочь:
— На берегу кто-то гомонит? Сходи.
Аленка возвратилась быстро:
— Несписочные это, беглые, как и мы. В берегу землянки роют, жить здесь будут. Андреян их тут до зимы спрятать хочет.
— Пойдем, посмотрим.
Они вышли из землянки, тихие, скорбные. К ним сразу же подошли мужики, бабы, ребятишки. О смерти Ортюхи они уже знали.
— Не тужи, Матрена,— сказал один.— Проживем как-нибудь. Соседями будем, помогать друг другу станем. Бог поможет.
.— Бог-то бог, да сам не будь плох,— заметил другой,— Всех нас батоги и железы ждут. В слободе народишко остался всякий, они тоже эти места знают — укажут.
— Народишко, может, и утаит, а вот подьячий, собака, за полушку продаст. Да и барин, если выгода выйдет...
— Ему-то кака выгода?
— Ортюху не кто иной, как он под батоги положил. Неужто вы думаете, что Сухота без его ведома донос в Арзамас мог послать.
— Эва! Для чего же?
— Нас устрашить хотели.
— Но почему? Ортюха на него спину гнул. Любого из нас бы...
— Откуда мы беглые — они не знают. А кузнеца уж ловили здесь единожды.
— А мне холопка воеводского двора сказывала,— вступила в беседу молодая бабенка,— что воевода Аленку высмотрел. Подьячий Андрюшка будто зубы скалил. Воевода, мол, сам давно мышей не ловит — ждите, мол, молодых котов. Теперь, мол, девке некуда податься, сама в воеводскую постель полезет
Лленка слушала эти речи, и комок обиды подступал к горлу, не давал дышать. Значит, в смерти отца она виновата, сговорились, гады!
Молодка, поняв, что сболтнула лишнее, перевела разг.овор на другое. Но это другое было такое же горестное и безысходное. Чем тут жить, где работать? Стоит ли ждать, когда придут в Заболотье сыщики, не лучше ли подаваться в иные места? А гам разве легче? И туда дьяки и сыщики ходят. Кто-то заговорил про Стеньку Разина. Собирает-де казак бедных черных людишек против бояр и обещает всем волю. Говорит, что давно нора всем холопам собираться вместе, показать свою силушку. Только кто знает, где этот Стенька?
После полудня приехал на Мокшу Логин. Он вошел в землянку, велел Моте подняться
— Умереть спокойно дайте...
— Ладно, лежи. Я от Андреяна Максимовича. Шлет он тебе пять рублей серебром на первое время. Сказал— в беде вас не оставит. Дочка где?
— К коню ушла.
— Я сватать ее пришел. За воеводу. Скажи — пусть не строптивится.
Мотя долго молчала, что-то обдумывая, потом тихо промолвила:
— Скажу. .
Вошла Аленка. Глянула на приказчика смело, спросила:
— Что надо?
Мать приподняла руку над грудью, покачала: «Не дерзи».
— Что же ты, девка, не долечив воеводу, убежала?— строго заговорил Логин. — Теперь он не только ногами, но и сердцем мается.
— Мне там делать нечего. Траву я оставила, воду греть и без меня есть кому. Холопов у воеводы, я чаю, много.
— Воду греть есть кому, это- правда. А вот грудь воеводе кто будет греть?
— Пусть в баню ходит чаще. Веником греется.
— Окромя шуток говорю — воевода жениться надумал. И тебя, левка, в жены хочет взять. Пойдешь?
— Откажу если? Я знаю — он без венца хочет.
— Воевода упрям и силен. А ты слабая, вся в грехах. Тебя в округе колдуньей чтут. Отдаст он тебя монахам, а те сожгут за всяко-просто.
— Дай подумать.
— Думай. Послезавтра снова приеду. Сватать.
— Какой ты сват! Жидковат немного. Воевода в боярском сане ходит, пусть брата своего пришлет. Иного не приму.
— Не много ли чести? Да и где ты, девка беглая,
таких слов наслушалась? Андреян Максимыч к тебе на поклон не пойдет. \
— Не пойдет, и не надо. Обойдусь без воеводы.
За сутки Заболотье изменилось'совсем. Несписочни-ки изрыли весь берег—в мягкой глине долго ли землянку сделать. Вынул землю, покрыл толстым слоем из пихтовых и еловых лапок, придавил это все плахами на скат, повесил на вход рогожу — и живи. Слава богу, лето — тепло и сухо. Иные изладили шалаши. Они, как понимала Аленка, в затею барина не верили и готовились в бега. Из крепких мужиков Логин сколотил артель лесорубов — теперь Челищев будет продавать втридорога даровые бревна, дрова и иную плотницкую нужду. Баб Ло^ин нацелил на грибы, ягоды и орехи — задаром баб тут никто кормить не будет.