Это было у моря
Шрифт:
Без рук не получилось. И со скромностью тоже они погорячились. Санса поймала себя на том, что тщетно пыталась отодвинуть ремень безопасности с груди Сандора, чтобы залезть ему ладонью под рубашку. Боги, как тяжело… Его рука гладила ей спину, и от этого хотелось изгибаться и потягиваться, как кошке… Как Санса и подозревала: машина – это неудобно…
– Ну все, хватит. Хватит, сказал! А то сейчас открою эту долбанную крышу, чтобы и тебя, и меня охладило дождем.
– В прошлый раз, как ты помнишь, это нам не особо помешало…
Сандор невольно рассмеялся, и это как-то сняло напряжение.
– Да, и вправду. Ты – маленькое чудовище. И Пташкой ты только прикидываешься. Зловредная
– Про мои ночи ты все знаешь. Ты же все время за мной следил…
– Почему это все время? Иногда я тоже сплю. Особенно это приятно делать рядом с тобой, ведьмочка.
Санса почти застонала:
– Я потому и говорю, что нам совершенно необходимо спать в одной кровати. А не то улечу на шабаш. Если не будет тебя – ты как мой якорь…
– Ну, спасибо, что хоть не тихая гавань. Я даже как-то обескуражен. Это бросает вызов общественному мнению и с таким трудом созданному мной образу. Тебе стоит спросить обо мне у Джоффриных поклонниц. Они тебе живо расскажут, кто я, да что. Или, пожалуй, лучше не надо…
– Ну их в пекло, поклонниц. Я знаю больше них. Я счастливее их – за моей спиной стоит настоящий мужчина. Мой собственный рыцарь… А они влюблены в чудовище.
– Боги, Пташка, ты безнадежно патетична. Ну какой еще рыцарь? Скорее тебя надо поздравить с приобретением – за тобой увязался приблудный Пес. Страшный, дикий, наводящий тоску, да еще и уродливый. Но может временами побрехать. Или цапнуть…
– Прекрати говорить, что ты уродливый – мне это неприятно слышать. Это, в конце концов, заставляет сомневаться в моем вкусе…
– Нет, это все заставляет сомневаться в твоём рассудке. И совершенно правильно, заметь…
– Дурак.
– Сама такого выбрала, теперь не жалуйся.
– А я и не жалуюсь. Я собой горжусь – в кои-то веки меня потянуло не на мишуру. А на суть…
Санса было опять потянулась к Сандору, а тот, вместо того, чтобы принять ее в объятья, вдруг неожиданно завел мотор, дернув ручку переключения передач с такой силой, что бедный Астон Мартин скакнул, как взбесившийся кролик, которого блоха укусила за брюхо, и, рыча, рванул вперед, с трудом вписываясь в узкий поворот. Через залитое нескончаемым дождем стекло (пока они стояли, машину словно окатило из ведра прозрачной водой - Сандор забыл включить «дворники», и теперь капли на гладкой поверхности собирались в потоки по бокам, летя легкими струями назад, к лесу) была уже видна усадьба, унылым торчком выглядывающая из-за зеленого высокого забора. Сам дом был выкрашен в белый с желтыми элементами и все это сейчас, под серыми низкими облаками, приобрело странно неприкаянный и потерянный вид. Как одуванчик, растущий из трещины асфальта, вокруг которого едут машины и деловито топают сотни неуклюжих ног.
Как же Сансе туда не хотелось… Она вздохнула и покосилась на Клигана, чье лицо было сама решимость. Теперь он, пока не въедет в ворота, точно не остановится. Какой все же проклятый зануда! В такие моменты Сансе особенно было приятно осознавать, что эта непробиваемая в своем закоренелом упрямстве башка теперь принадлежит ей. Его волосы. Его плечи. Эти руки, так небрежно-уверенно сжимающие руль дурацкой Серсеиной тачки (почему-то весь салон тетка отделала черным с красными вкраплениями, а руль был неожиданно бело-серебристым) – ладони были в два раза больше слабых рук Сансы. И все же теперь у нее появилось такое право – протягивать руку, легко касаться – без опаски, что ее сейчас укусят. Разве что слегка зарычат, вот как сейчас… Его еще надо было приручать – но нить доверия уже связала их вместе.
Санса откинулась на глубокую спинку сиденья. Возможно, и не стоило так на него давить про эту ночь. Если она начинала настаивать - он сопротивлялся до последнего. Если же отступала – чаще шел сам ей навстречу. Потому что независимо от условностей, чувства долга, ответственности друг за друга и всех этих местами только мешающих глупостей была бурная, как поток, карнальная связь. И она не меняла своей длины. Двигался
========== VIII ==========
Ты говоришь, что небо - это стена, -
Я говорю, что небо - это окно.
Ты говоришь, что небо - это вода.
Ты говоришь, что ныряла и видела дно.
Может быть это и так,
Может быть ты права.
Но я видел своими глазами
Как тянется к небу трава
Ты говоришь, что нет любви
Есть только пряник и плеть
Я говорю, что цветы цветут
Потому что не верят в смерть
Ты говоришь, что не хочешь быть
Никому никогда рабой
Я говорю: значит будет рабом
Тот, кто будет с тобой
Может быть, я не прав
Может быть, ты права
Но я видел своими глазами
Как тянется к небу трава.
Стоит ли спорить с тобою всю ночь
И не спать до утра
Может быть, я не прав.
Может быть, ты права.
К чему эти споры - настанет день
И ты убедишься сама
Есть ли у неба дно, и зачем
Тянется к небу трава
Может быть я не прав.
Может быть ты права.
Но я видел своими глазами
Как тянется к небу трава
Nautilus Pompilius - Небо и трава
Интермедия 5.
Серсея села наконец за стол – тут, в отличие от дома, она занимала председательское место. Гости были рассажены: так, чтобы всем было интересно, чтобы всем было вкусно. Она умела тасовать людей, как бывалый игрок для полноты картины сортирует по группам имеющиеся на руках карты. Джоффри на этот раз сидел между двумя пожилыми джентльменами – если можно их, конечно, так назвать, все равно вылезли-то из грязи. Один был владельцем того самого глупого частного клуба, где в начале августа сорвалась вечеринка. Серсея до сих пор смотрела на него, слегка прищурив глаза, словно с затаенной угрозой – надо же держать марку. Никто не смеет их обходить, никто не может осмелиться поставить в очередь Серсею Баратеон, урожденную Ланнистер. Всем, кто вознамерится это сделать, придется заплатить – рано или поздно, но в обязательном порядке. Второй тип – что сидел между Джоффри и Мирцеллой, (которой по случаю ужина мать разрешила надеть новое «взрослое» платье - легкое, на тонких бретельках, с узкой юбкой, а не с обычными пушистыми оборочками в кукольном стиле) – был еще более важной шишкой. Он владел почти всей землей вокруг этого курортного города – от побережья до густых грабовых лесов, окольцевавших низину, поля и небольшие холмы позади последних полос домов, смотрящих на море. Его поддержкой стоило заручиться прежде всего. Если, как предполагала Серсея, она сможет забронировать серию концертов на будущий год в клубе, а в качестве спонсора выдвинуть землевладельца, то она, не особо задумываясь, выкупит этот дом, и в самом ближайшем будущем. Пусть себе Роберт сидит в этой вонючей столице, со своими шлюхами и собачьими боями. Джоффри уедет в колледж (со своей молодой женой, естественно), дела на севере будут на мази, а она вполне сможет при этом раскладе жить на два дома. Томмена надо отправить в закрытую школу – совсем от рук отбился… Заодно он там похудеет авось. Мирцелла уже большая – да и вообще, ее можно перевести на домашнее обучение – она не Джоффри - милая и послушная, как воск в материнских умелых руках. Да, отличный план… Кстати, этот земельный барон вполне себе даже ничего, несмотря на возраст – импозантен, загадочен. Это может стать неплохим времяпровождением… После Пса Серсея чувствовала себя слегка не в своей тарелке. И действительно, не стоит тратить себя на всякую шваль. Она достойна большего, чем дворовые шавки. А Пса надо все равно вышвырнуть вон. Только вот рот ему заткнуть. Серсея уже приготовила увесистый конверт – он лежал у нее в секретере и ждал своей очереди. Клиган, похоже, и сам уже был не рад своей службе – ну еще бы, после всей этой истории с их встречами бедняга места себе не находит. Ну, будет знать, как кобениться. Пусть себе идет обратно в подзаборщину, к своим шлюхам, где, собственно, ему и место – а на нее будет смотреть теперь снизу вверх – как цепная тварь на луну. Хорошо!