Это было у моря
Шрифт:
С тех пор я пил из тысячи рек,
Но не смог утолить этой жажды.
Nautilus Pompilius — Жажда
Санса
1.
После телефонного разговора с сестрой Санса оборвала связь — больше она слышать ничего не хотела. И так было слишком. Слишком много, слишком больно. Она сама искала правды — сама ее и получила. Что теперь было делать со всей этой бесформенной грудой обломков, осколков и разбитых надежд, которые теперь невозможно было собрать воедино (да и незачем было) — она не знала. По сути, она сейчас понимала, что ко всей этой горе фактов, рассказов, чужих домыслов она была просто не готова. Ей думалось, что правда будет представлена в
Санса не хотела ничего собирать. Она хотела готовое обвинительное заключение — даже не читать вслух — судить. Это оказалась еще тяжелее, чем просто смотреть со скамьи. Своих же судишь — не чужих! Но когда выяснилось, что осуждать и приговаривать ей придется собственную любовь, Санса замерла и отступила. Отступила, пряча взгляд и теряя все свои аргументы и претензии. Обвинительное заключение не выдерживало критики, свидетели перешли на сторону подсудимого, а прокурор медлил и брал паузу за паузой. Все было в ее руках — а руки дрожали. И не спрятаться было ни за париком, ни за судейской мантией. Это был только карнавал — но приговором, как всегда, была смерть. Честнее было бы выйти из-за трибуны и встать рядом с обвиняемым — плечом к плечу, рука об руку. Но на такой подвиг Санса была, как выяснилось, не готова. Поэтому она просто сбежала из зала суда, заслоняясь собственной тенью как щитом от слишком жёсткой истины. А когда оказалась на улице, в тумане — поняла, что двери, что закрылись за ней, больше не откроются. Она вышла из своей же собственной сказки — в чужую. Куда тут было идти — она не знала. Но за свои поступки надо было отвечать. Она теперь взрослая — и путь, что лежал впереди, начинался у дверей и вел в неизведанные еще дали. В конце концов, она сама туда рвалась.
Санса прошла из гостиной и приоткрытую дверь хозяйской спальни, где Бриенна, уже одевшись, собиралась на какой-то прием. Оставаться одна Санса не хотела и боялась. В тишине ее бы начали догонять оставленные позади мысли, что, словно призраки, толпились теперь у дверей в ожидании своей очереди. Поэтому надо было всеми правдами и неправдами увязаться за радушной хозяйкой, у которой не хватило бы духу на решительный отказ. И Санса решила рискнуть:
— Бриенна, можно я пойду с тобой?
Бриенна, шёпотом ругаясь, перекладывала из увесистого рюкзака в некое подобие барсетки внушительных размеров кошелек и какие-то бумаги — бедная сумка уже раздулась до необычайных размеров и явно не собиралась закрываться. Она бросила свое полубезнадежное занятие, выпрямилась и с удивлением взглянула на Сансу.
— Что? Ты уже закончила с телефоном?
— Да, я поговорила с сестрой.
— И что там?
— Потом. Я сейчас не готова это обсуждать. Просто возьми меня с собой.
— Куда? — Бриенна смотрела с таким недоумением, словно Санса, как минимум, попросила ее спрыгнуть за компанию с крыши высотки.
— Ну, на прием.
— Но как же я тебя возьму? Ты же не одета… К Тириону еще, положим, ты поехать можешь… Но на раут в таком виде могут даже и не пустить, с них станется…
Бриенна критически осмотрела Сансу и ее одежду.
— Нет, в таком
Бриенна нырнула в свой не слишком большой гардероб и вытащила оттуда белую сорочку и темный шнурок галстука.
— Ну вот как-то так. Лучше бы тебе, полагаю, помыться. Освежиться. Сможешь сделать это быстро? И потом надень вот это — она не прозрачная, так что надевай прямо на майку. И подвяжи ее, что ли. А то она тебе до колен дойдет.
Санса забрала рубашку, благодарно кивнув хозяйке и метнулась в ванную. Через десять минут она, приглаживая мокрые волосы, благоухающая любимыми Бриенниными духами, вышла оттуда — уже в новой рубашке, которую она завязала не очень тесным узлом на талии.
— Да, так сойдет. Поехали, поехали тогда! А то мне непременно надо к Тириону — отдать ему флэшку Джейме. Там старые правки этого его сценария.
— А что, дело движется? — боязливо спросила Санса.
— Да, и очень неплохо. К лету, возможно, будет даже искать кандидатуры на главные роли — если все сложится. У меня даже спонсоры уже нарисовались. А ты не хочешь попробовать себя в актерстве?
— Нет, спасибо. Лицедей из меня, прямо скажем, никудышный. Да и не мое это. Мне бы в колледж поступить.
— Ну, как знаешь. Внешность у тебя очень яркая — могла бы сделать себе неплохую карьеру. Ну, да это дело такое — не хочется, значит — не надо. Надо то, к чему душа лежит. Ты нас еще всех удивишь по части искусства — я в это верю!
— Спасибо. Ну что, едем? — Санса взглянула на себя в большое зеркало, едва ли замечая, что она там увидела. Поправила черный шнурок, овивающий слишком широкий воротник рубашки.
— Да, да. А то времени почти нет. И вот что, Санса, — Бриенна явно собиралась поднять этот вопрос раньше, но, похоже, что-то ее смущало, — на рауте ты можешь встретить своих старых знакомых.
— А именно?
— Серсею, например. Или ее детей. Они иногда появляются и отдельно от матери.
Санса почувствовала, что у нее запылали уши. Ну, все один к одному! Старые воспоминания, встречи из прошлого — тени за дверью сгрудились в кучу и ждут ее. Ничего — она не боится. После всего того, что они сами с собой и с друг другом сделали — чем ей может навредить какая-то Серсея?
— Это ничего. Она же не будет скандалить на публике!
Бриенна покачала головой:
— Едва ли. У Серсеи неприятностей и так хватает. Да и редко она сейчас выходит в свет. Это я так, на всякий случай тебя предупреждаю. Кто предупрежден — тот вооружен…
— А Тирион? Он тоже поедет на прием?
— Это уж совсем вряд ли. Если бы он ехал — я бы знала. Но нет, вроде бы, этот он решил пропустить. У него сейчас хватает дел. Он и сам говорит — вместо того, чтобы тратить время на глупости, лучше поработать в тишине, глядя в лица собственных героев, а не на всякую досужую шушеру, транжирящую на платья деньги родителей. Он выходит только когда ему становятся нужны новые впечатления для писанины. И он прав. Мне по работе положено — а то бы тоже ни за что не пошла.