Это было у моря

Maellon

На какое-то время Арья все же задрёмывала, потом опять просыпалась — картина оставалась одна и та же. Она потеряла ориентиры во времени — за окном стало равномерно темно. Пес смотрелся в окно, как в зеркало, дымил, стряхивал пепел мимо пепельницы, тушил очередной окурок. Арья с досадой обнаружила, что телефон сел, а часы она с собой не взяла. Огляделась в поисках хоть какого-нибудь циферблата в конуре Пса. Но не тут-то было. Часов Клиган, похоже, не держал из принципиальных соображений. Как же он на работу-то успевает?

— Эй, Пес, где у тебя часы?

— Что? — оторвался от созерцания темного окна Клиган.

— Часы. Такая штука со стрелками. Или с цифрами. Или тебе вообще нет

дела до времени?

— Мне до него — нет. Ему до меня, к сожалению, есть.

— Кому?

— Твоему загребучему времени. Оно сидит у меня в голове. Изводит тиканьем днём и ночью. Я не могу от него избавиться. А после того, как исчезла она — оно стало лишь громче. Я ненавижу время. Ненавижу твою сестру. Только она умела его остановить. Время боялось ее. Мое время. А теперь оно лишь дразнит меня — и идет еще быстрее. Ускоряется, как какой-то мерзкий поезд. Вышел из пункта А в пункт Б. По дороге попал в аварию и слетел с рельсов — прямо в море. С тех пор это не поезд — а ковчег…

— Пес — ты бредишь! Кончай пить и скажи мне, где можно посмотреть время.

— Пить я не собираюсь кончать. Вот тебе, видимо, хватит — если уж о времени заныла. И не надо его смотреть — я тебе так скажу. Сейчас четверть первого. Может, чуть больше.

Арья скептически хмыкнула:

— Вот ведь хренов фокусник. Ну, и как мне это проверить? Погоди, вот подключу телефон к зарядке — не поленюсь — и гляну.

— Давай, экспериментатор. Валяй, проверяй.

Арья нехотя слезла с диванчика, нашла в стене у двери розетку, подсоединила туда блок питания, что взяла с собой, и, присобачив кое-как на ощупь шнур к телефону, умудрилась его включить. Часы на панели показывали двадцать минут первого. Арья помотала головой. Нельзя не отдать ему должное. Полезный талант.

— Да, ты был прав. Признаю. Очень удобно, заметь себе.

— Очень. Особенно когда не хочешь знать, что оно идет, это время. А оно топает у тебя в голове. Если тебе так нравится- забирай его себе, это проклятье. Мне уже хватило.

— Погоди, а дядюшкин бренди не помогает, что ли?

Клиган повернулся к ней и недобро ухмыльнулся:

— Ах, вот откуда ты взяла бухло — у дядюшки сперла? Я был лучшего о тебе мнения, волчонок. То есть, ты хочешь сказать, что мы догоняемся бренди Таргариена — и все для того, чтобы ты могла меня расшевелить на предмет откровений? Вот уж ирония судьбы, седьмое пекло! Лучшего ты ничего придумать не могла! То-то я смотрю, что от этого напитка мне только более тошно становится. Спасибо, удружила.

— А что тебе дядя? Чего ты так на него взъелся?

— Да ничего. Он весь такой из себя благородный. Почти шестикрылый посланец небес. Весь белый, строгий такой — прям на картину просится. Не подкопаешься. Даром, что чужих баб уводит, даже с сюрпризом. Опять же — игра в благородство…

— Ты о чем вообще?

— Да так. Об истории. Это неважно.

— Постой, Пес, ты что, с ним разговаривал? С ним, а не с тетей?

— С твоей тетей я никогда не разговаривал. Видел ее мельком. Ее и этого вашего брата. Брендона, кажись.

— Брана.

— Ну, я и говорю. Ты на свою тетку смахиваешь, кстати.

— А дядя?

— Он попытался мне вправить мозги, появившись, как летучая мышь-альбинос из темного переулка. Малость побазарили.

— И?

— И ничего. Потом я уехал.

— Ты приехал, чтобы уехать, это ты хочешь сказать? Или для того, чтобы побеседовать с моим дядей? Что ты, у него просил Сансиной руки? А он тебе отказал?

Пес отвернулся и допил то, что у него оставалось в стакане, тут же плеснув себе еще добрую порцию «ядовитого» бренди.

— Можно сказать и так. Отказал — точно. Это был такой ход судьбы, если хочешь знать. Случай бросил за нас кости — и я проиграл. Не встреться мне твой дядя на перекрестке — я, скорее всего, не сидел бы тут с тобой. Когда я отправил Пташку

к тётке, я думал, что смогу выдержать эту разлуку — ради ее же блага. Но не смог. И понял, что она тоже загибается. По телефону так казалось. И тогда я не выдержал, дал слабину — не из-за нее — она внутри стальная, это я знаю, и выдюжит еще и не такое. Из-за себя. И вместо того, чтобы ехать на север, потащился на восток. Зачем — я сам толком не знал. Убрать это долбаное тиканье из головы. Остановить время. Лечь у ее ног и остаться там — ни на что не надеясь. Да просто увидеть ее лицо! Я все ждал, что она будет преследовать меня во снах, но она, как и Ленор — да, у меня тоже была когда-то сестра — оказалась капризнее чем я думал. В своих кошмарах я видел каждую долбаную рожу: от Восточного моря до Узорных Гор на севере, на котором я никогда не был — но она меня избегала. Один только раз. И то, для того, чтобы опять меня покинуть, одного на этой загребучей земле, на которой я ничего никому не должен, и никто ничего не должен мне. Без нее было так пусто! Так проклятуще никчемно! И я решил рискнуть. Ну и проиграл. Твой дядя оказался лучшим игроком — или лучшим провидцем. Такой швали, как я, далеко до древней мудрости — будущее в вашей крови, не в моей. Он успешно напомнил мне о моем месте и о моем песьем долге. Куда нам от долга — а должен я только одному человеку на этой идиотской земле — твоей сестре. И к ней-то мне было как раз и нельзя. Потому что должен. Потому что обещал. Ей я, правда, тоже много чего обещал. Но, видимо, во мне еще не умер человек — а человек всегда врет. Особенно легко это получается с женщинами. Они почему-то так хотят верить и вверяться — даже таким никчемным лжецам, как я. Ты, волчонок, почти что не женщина — ну или как там. Уже — еще — поди тебя пойми! Недоженщина — не то, что твоя сестра. Короче, если какой-то хрен начнет тебе говорить, что он будет вечно с тобой и нет силы, что сможет его от тебя оторвать — не верь. Таких сил предостаточно. И, в основном, они все сидят в голове — или в том, что ниже пояса. Долг, честь, всякие страхи — а долг и честь - это, прежде всего, страхи, обойдут на прямой любую бабу.

— Спасибо тебе за недоженщину, Пес! Мне и не нужно никому верить. А уж тем более мужикам! Что ты обещал дяде?

— Я сам недо — неизвестно что. Недочеловек. Недозверь. Но то, что обещал — сдержу. Хотя бы это. Просто потому, что я неизвестно что мужского пола.

— Твой мужской долг тебе важнее Сансы?

— Важнее нее нет ничего. Но, чтобы быть с ней — надо быть мужчиной — она в этом так нуждается! А если я перестану быть мужчиной, то навечно потеряю даже малейшую на это надежду. Даже право надеяться.

— А ты понимаешь, что это твоя игра в благородство ее почти разметала по всем Серебряным Ключам — странно, что она еще не пошла по рукам или не бросилась под поезд!

— Понимаю. Не понимаю, но чувствую. И все равно. Ставки уже сделаны. Для нее нет пути назад — только вперед.

— А ты?

— А я и дальше буду сливать в унитаз свое время в надежде, что оно будет тикать потише.

— Ткнуть бы тебя мордой в этот унитаз!

— Меня куда только не тыкали мордой, волчонок! Даже в огонь. Но в уходящее время — ты права — больнее. И обиднее. Но ничего уже не сделаешь. Каждому — свое. У нее - ломающий крылья разбег. А у меня — темные закоулки и бряцающая цепь.

— Она только в мозгу и бряцает, твоя цепь — раздраженно бросила Арья, слезая с дивана и направляясь в сортир.

Пес горько усмехнулся:

— В чем-то вы все-таки похожи, волчонок. Твоя сестра тоже мне сказала как-то почти то же самое, что сейчас ты.

— Что именно? — Арья так заинтересовалась, что даже не заметила, как уронила плед, в который куталась.

— Сказала, что мои цепи проросли мне в мозг. Что это уже не исправишь. Что все, что мне надо - это повиноваться.

— И? Так оно и есть, впрочем. А кому ты теперь повинуешься?