Это было у моря
Шрифт:
— Идиот! Какие же вы все кретины с этой вашей ревностью и с комплексами! И ведь ты не один такой — это вообще ваше, мужское. Из-за этого же самого я рассталась со своим последним парнем. Из-за тебя.
— Что?
— Да то, — Санса поставила кружку на плетеный журнальный столик и начала вытаскивать из тесного кармана брюк собственные сигареты и зажигалку. Прикурила, села на диван и продолжила, хмурясь и размышляя, стоило ли вообще об этом говорить:
— Я где-то год встречалась
— Угу. Так и повод был. Зачем ты устроила этот бред с выставкой?
— Затем, что это мое — мое искусство. Твой образ терзал меня — и я отображала то, что меня терзает. А Уиллас думал, что я занимаюсь сравнениями его и тебя и нарочно ему леплю твое лицо на каждой своей картине. А это было просто выше меня. В искусстве темы порой не выбирают, они сами ложатся на бумагу. Это как отражение в зеркале. В тот период я была полна тобой — и, соответственно, отображала это. Мне это было необходимо. А он устраивал мне гаденькие сцены ревности и требовал, чтобы я уничтожила свои работы. А после выставки — и подавно пошло вразнос. И я ушла, и не жалею. Я имела право на то, чтобы не отказываться от своего прошлого. И отстояла это — хоть бы и ценой выгодного брака.
— И стоило оно того?
— Оно всегда того стоит — если оно настоящее — помнишь? Где у тебя пепельница?
— На кухне. Я здесь редко сижу. Стряхивай в окно. Я отойду.
Они поменялись местами: Сандор сел в кресло в углу, а Санса, задрав колени, устроилась на подоконнике. Они обходили друг друга по широкой траектории — словно боялись оказаться рядом. Санса отметила про себя, что это странно, но происходило, похоже, совершенно бессознательно для обоих. Впрочем, может, Сандор делал это нарочно. Этого она не знала.
— Знаешь, смешно то, что из-за этой твоей выставки я тоже остался без партнера. Я должен был посмотреть — когда узнал. Сорвался, поехал, а когда вернулся — ее не было.
— Вполне заслуженно, полагаю. Ни там, ни тут. Ты, конечно, не предупредил свою партнёршу, да? Все исподтишка. Втайне приехал, втайне смотрел. А твое присутствие на выставке как раз и спровоцировало скандал с Уилласом. Он решил, что это я тебя пригласила.
— Ты знала, что я там был?
Санса от души рассмеялась.
— Боги, Сандор, я же не мешком пыльным по голове треснутая и не слепая! Тебя не заметить — это надо очень стараться. Впрочем, первой тебя заметила Арья.
— Вот же заноза в заднице, воистину! И как ты ее терпишь?
— Так же, как она меня. С трудом. Но у меня нет выбора — она же мне сестра!
— Если ты меня видела, то почему не
Санса вскинула на него глаза.
— А то разве не очевидно? Не подошла, потому что это была твоя очередь. Ты ни разу не сделал шаг мне навстречу. Ни разу за всю нашу историю. А я все время ждала его. И даже тогда. Но ты его и там не сделал, как и до этого, у школы. Ты готов был проехать половину страны — и отступить в последний момент. От этого я не могла нас спасти. Тогда я решила для себя, что спасать я больше никого не буду — это слишком бьет по нервам и не окупается. Кто хочет спастись, будет работать над этим сам. Несмотря на предысторию, на шрамы, на ожоги и все прочее. Это в руках каждого из нас. Я сделала себя заново — после того, как потеряла все. Значит, и у других есть на это силы.
— Это не факт. С силами у каждого по-разному. Не надо всех судить по себе. У тебя всегда был стержень внутри — а у других может его и не быть. Ты рассуждаешь, как девчонка с приступами максимализма.
— Когда ты попадаешь в жерло вулкана, стержень, поверь мне, уже не важен. А дальше — вперед, ваяй себя, как хочешь. Если хочешь, конечно.
— И ты наваяла? Стальная ястребица с алмазным клювом?
— Где-то так. Вышло не так плохо, я считаю.
— По твоей манере вождения я бы этого не сказал. Вон и тебя приходится спасать, к вопросу о — хочешь ты или не хочешь.
— Включил рыцаря, которым ты не являешься, по собственному же твоему признанию? Ага. Ну-ну. Спасать, когда другой упирается — удовольствие так себе…
— Очень смешно. Каждому свое, Пташка. Спасать — одно удовольствие, а не спасать — другое.
Санса выбросила сигарету в окно и, не отрывая взгляда, смотрела, как оранжевый огонек медленно умирает на уже высохшей после вчерашнего дождя почве.
— Оба они так себе, — она взглянула на Клигана — его почти уже не было видно в наползающем сумраке ночи. Просто силуэт в кресле — незнакомец. Лишь лицо периодически подсвечивалось слабым светом от сигареты, когда он затягивался. Куда же он стряхивает пепел — на пол, что ли?
— Каждый выбирает для себя. В меру испорченности. А что касается ревности — ну, это тоже, по-моему, индивидуально. Ты, между прочим, тоже не стала за меня бороться, когда получила мое треклятое письмо.
Санса аж подскочила на месте. Предполагалось, что она должна была еще и бороться? Да он просто издевается!
— Ты что, совсем? Ты написал мне, что сам — сам решил меня бросить. Что уже сделал выбор в пользу другой. Что же я должна была делать — ползти на брюхе, умолять взять меня обратно? Это же не было мое предположение, основанное на моих фобиях — это был факт, о котором ты сам меня известил. Я стояла перед тобой безо всякого щита, без всего — какая есть, а ты со всей дури вдарил мне по лицу! И ждал, что я буду тебе после этого целовать руки? Пытаться тебя спасать? Это что-то феерическое!