Это было в Коканде
Шрифт:
После купания Джемс чувствовал себя отлично. Он сидел с Иргашом в одной из комнат, неподалеку от балкона. День выпал солнечный, из распахнувшейся двери виднелись снежные склоны. Джемсу было приятно ощущать на себе свежее, чистое белье, надушенное по английскому обычаю лавандой. Хозяин и гость полулежали на софе и мирно беседовали. Курбаши и духовные особы разместились возле стен на подушках. Из соседней комнаты слышался шум. Там приготавливали все необходимое к обеду.
Зайченко сидел на подоконнике раскрытого окна. Полудикий русский офицер не правился Джемсу. Джемс боялся
Ни курбаши, ни шпионы, ни турецкие авантюристы, перешедшие границу с диверсионными целями, не стоили, по мнению Джемса, клочка волос этого инвалида, засевшего в горах и занимавшегося жестокой и упорной войной с большевиками. Джемс не понимал ярости Зайченко, и это смущало его. В лице Зайченко он видел не только разведочного офицера, - это был, по его мнению, прекрасный тактик. Вот почему Иргаш дольше всех продержался в горах.
Джемс имел специальное задание: вновь собрать все те кадры, которые можно было бы бросить в Бухару. Ему поручили из остатков мятежников выжать все возможное, создать при Иргаше резерв и мобилизационный мятежный штаб. Джемс решил до поры до времени не раскрывать своих карт. Он прощупывал обстановку, настроение, подсчитывал силы, оценивал возможности. Он видел, что новые цели потребуют еще большей работы. Он был любезен с Зайченко. Он не обиделся, когда тот, выслушав его комплименты, молча ему поклонился и не сказал в ответ ни слова.
Впрочем, только один Зайченко держался небрежно и независимо. Все приглашенные, наоборот, хотели угодить почтенному гостю. Они наперебой говорили ему любезности и ласково смотрели в глаза. Среди них особенно выделялся один высокий, красивый мулла в желтых щегольских сапогах, в богатом халате и великолепной чалме. Джемс заметил, что среди кочующих сановников этот человек пользовался особым уважением. Когда все выговорились, он просто, без всяких словесных украшений, спросил Джемса:
– А вы не боялись идти к нам? Вы не испугались опасностей?
– Бог за меня, - ответил Джемс, улыбнувшись.
Мулла посмотрел на него умными и блестящими глазами, как будто раздумывая о чем-то. Потом ресницы у него дрогнули, он засмеялся. После этого засмеялись и все остальные.
Иргаш, увидев мелкие и острые, что стружки, зубы Джемса, вспомнил слова проводников о «деревянном афганце» и тоже улыбнулся.
Духовные лица, сидевшие здесь, жаловались на то, что теперь народ ослаб и меньше верит своим наставникам.
– Раньше мюриды верили нам, как раб своему господину, - говорили они.
– Наказывайте людей - и вам будут верить, - сказал Джемс.
– Люди ведь - те же животные!
Юноши, бачи Ачильбая, внесли в комнату медные тазы и кувшины с водой. На шее у них висели чистые полотенца. Кланяясь, они подходили к каждому гостю. Гости, умыв руки, отправились обедать. Впереди всех шел Иргаш с Джемсом, около Иргаша шел Муса, его палач и телохранитель, потом молодой щеголь мулла, затем приближенные курбаши и духовные лица.
13
За обедом опять прислуживали бачи. После того как мулла прочитал молитву, все принялись за еду.
Обед был обилен, но не богат разнообразием. Самые важные гости сидели в доме с Иргашом. Военные начальники, есаулы разместились во дворе вместе с порученцами. Для некоторых приглашенных расстелили ковры за оградой двора, - это были старосты-аксакалы окрестных кишлаков и лавочники. Обедали по-восточному, сидя на коврах, брали пищу руками прямо из котлов. Отдельные приборы были поданы только Иргашу, Джемсу и Зайченко. Несмотря на то, что здесь присутствовали духовные особы, освящавшие трапезу, никто из гостей не отказывался от вина. Пили коньяк, привезенный Джемсом.
Зайченко сидел по левую руку от Джемса. Ему пришлось промолчать весь обед, потому что Иргаш забросал Джемса вопросами. Иргаш спрашивал про Афганистан и Турцию. Только два человека в мире интересовали его: Аманулла и Кемаль, два властителя. Он хотел знать подробности их политической деятельности; он спрашивал об образе их жизни, о состоянии армии. Джемс, беседуя с ним, в конце концов догадался, что живой любопытный Иргаш интересуется ими. Тогда об этих двух властителях он отозвался брезгливо, как о смутьянах.
Джемс, принимая от бачи тарелку с вялеными фруктами, отвернулся от Иргаша. Он наклонился к Зайченко и сказал:
– Только на Востоке можно узнать жизнь. Вы, наверно, любите Восток?
Вопрос был задан из вежливости. Каково же было удивление Джемса, когда Зайченко вдруг оскалился и, проведя указательным пальцем по горлу, с брезгливостью ответил:
– Я до сих пор сыт Востоком. Иногда мне кажется, что в моей жизни уж слишком много Востока.
Вспышка Зайченко показалась Джемсу неуместной. Он улыбнулся.
– Вы правы отчасти… - сказал он.
– У нас с вами есть что-то общее… Мне тоже чертовски надоела моя деятельность… Я ведь попал на эту работу случайно, в годы мировой войны… И теперь мне нет выхода. Я не верю в политику. А вы верите?
– А вам разве не все равно, во что я верю?
– пробормотал Зайченко с такой откровенной грубостью, что Джемс, вопреки своей обычной выдержке, не смог удержаться от хохота.
– Да вы не смейтесь, - оборвал его поручик.
– Я из-за вас влип в грязное дело… А впереди смерть. Ну вас к черту… Вы лучше расскажите о последних новостях… Что нового?
– добавил он уже мирным тоном.
– Я понимаю вас, - сказал Джемс.
– Но что поделаешь! Судьба заставляет нас бороться за Восток.
– Он приподнял свою чашку, как бы приветствуя соседа. Затем выпил коньяк и, закурив папиросу и продолжая разговор, рассказал о статье Ленина, недавно напечатанной в газетах.
– Ленин считает, будто исход борьбы за социализм зависит в конечном счете от Востока… От России, Индии и Китая. Он думает о большинстве населения…
– Большинство?
– прервал его Зайченко.
– Какое большинство?