Евангелие от обезьяны

Галеев Руслан

Я сажусь на угол кровати и глажу его по волосам.

– Расскажу, если закроешь глаза.

– Закрываю, папка!

Я начинаю на ходу придумывать красивую историю о том, как целый день ходил по бульвару Монмартр, заглядывал во все магазины, где было много игрушек, просто миллион миллиардов, но нигде не мог найти «Тачки». И вот, когда я уже совсем отчаялся и собирался уходить, ко мне подошел пожилой человек с длинной шевелюрой, в шарфе и берете, и спросил, почему я такой грустный. Я ответил, что не могу найти «Тачки» для своего сына… и все в том же духе. Разумеется, человек в шарфе оказывался добрым волшебником (а не гомосеком, каковым в реальной жизни оказались бы девять из десяти французов, спросивших у незнакомого парня, почему он такой грустный) и доставал «Тачки» из берета, как фокусник достает из цилиндра кроликов.

Да, детям приходится привирать, чего уж там. Здесь я уже ничем не отличаюсь от всех остальных отцов. Но в данном конкретном случае у меня ко всему прочему еще и нет

выбора. Если бы я рассказал ему правду о том, как нашел эти «Тачки», рассказ получился бы примерно следующим: «Ты знаешь, сынок, вообще-то папка довольно плохо помнит, как он покупал тебе эти «Тачки», но дяди – папкины друзья рассказывали, что его очень долго не хотели обслуживать в магазине, потому что он опрокинул стойку с игрушками для девочек и долго ругался факом на английском, а французы такие люди, сынок, они не очень-то жалуют тех, кто говорит на английском. Один негр, который работал в магазине охранником, даже пытался папку вывести, и папке пришлось схватить его за руку и сильно скрутить, чтобы этот негр закричал от боли, упал и понял, что папка вовсе не слабак, хотя и белый. Но тут вмешался еще один негр, он сказал папке, что купит для тебя «Тачки», но папка должен подождать снаружи магазина, а потом отдать ему, второму негру, деньги за Лиззи, Сарджа и «Феррари». Папка назвал ему те «Тачки», которых у тебя нет, а этот негр, сынок, – этот второй негр, он разбирался в «Тачках», потому что они с сыном тоже коллекционируют «Тачки», как мы коллекционируем с тобой; так вот, он все запомнил и выбрал именно те «Тачки», что нужно. Он не подвел нас, этот второй негр. Он оказался очень хорошим дядькой. Папка потом долго благодарил его, предлагал дьюти-фришный бурбон Heaven Hill из горла. Но он Haven Hill пить не стал, он пошел домой к своему сыну». Что-то вроде этого.

Поэтому я долго рассказываю ложь про седовласого волшебника, а Стас засыпает, чтобы проспать еще два часа, снова проснуться, пойти в детский сад, прийти вечером домой и узнать, что папка больше не сможет жить с ним и с мамой, потому что папка решил стать апостолом.

…так вот, у "роллингов" есть альбом Exile On Main Street. «Один в толпе», как-то так. Когда я вышел из дома, я это почувствовал. Между мной и этим городом, людьми, вообще всем миром оборвалась какая-то нить. Не знаю... Как будто мне обрезали пуповину, а вытащить из утробы забыли. Вообще-то так было всегда с тех пор, как в сети появился первый трек Азимута. На самом деле я так и остался в девяностых, мир куда-то рванул, а я так и остался. Стою на платформе, курю, и ни один поезд не останавливается, потому что станцию давно отменили. А я все равно стою там, жду, поскольку либо больше ничего не умею, либо мне слабо повернуться и идти своим путем.

Все менялось буквально на глазах, но я в этом не участвовал. Такой, знаете, адвентист седьмого дня, только не по своей воле. Мне-то хотелось стать частью нового процесса, потому что я был еще относительно молод. Молодым не нравится, когда революция происходит без их участия. Но так уж случилось, и я в конце концов смирился. Тринадцать лет тектонические плиты елозили как бешенные туда-сюда, а я просто стоял и пытался сохранить равновесие. За тринадцать лет к чему угодно привыкнешь, так что постепенно сохранение равновесия стало... ну вроде как частью меня. Иногда мне это даже льстило, особенно по пьяни. Я загонялся мыслями, типа, весь мир летит в одном направлении, а я в другом. Такой, панк-рок для избранного... Потом я трезвел и понимал, что на самом деле мир-то, конечно, летит, но я стою на месте. Даже хуже, я – случайный бабл-гам, который прилип к подошве человечества. Так себе Нео, да? Конечно, меня это парило. Парило и еще как. Ведь совсем недавно я сам едва не стал эпицентром революции, был в сердце урагана и отчасти – тем, кто его породил. Я был автором-камикадзе, написал одну единственную по-настоящему рванувшую книгу и убил в себе писателя. Физически убил. Вполне себе революционная фишка, только никакой революции тогда так и не случилось...

Подробнее? Да я нового-то ничего не скажу. Проще найти книгу Женьки Немца «Так замолчал Заратустра». Или залезть в Википедию. Там очень подробно все написано. И почти все – правда.

Но я расскажу, мне не трудно.

Если кратко… Это было в середине девяностых, излет киберпанка, его финальный инерционный заряд. Все, что было потом – судороги уже мертвого тела. Мы были небольшой толпой идеалистов, овердознувших ранних Гибсона и Стерлинга. Грезили дождем в Гонконге и при этом верили в светлое будущее. Я серьезно. Все идеалисты верят в светлое будущее. И у нас, разумеется, была своя философия – философия новой эволюции. Догмат, как и у любой революционной силы, и как любые революционеры мы безоглядно в него верили. Нужно быть в каком-то плане идиотом, чтобы совершать революции. Нужно видеть цель и не смотреть по сторонам, идти напролом, жертвуя и собой, и всем тем, что вставало на пути. Вы читали манифест Разъемщиков? "Кибер-сапиенс"? Его и теперь можно найти в интернете. Я был одним из тех, кто его создавал.

Полное фуфло, конечно, но это я сейчас так думаю. А тогда это была наша Библия, наш "Майн Кампф", и любой из нас готов был идти под танки за каждую его запятую. "Человек – не тупиковая ступень эволюции, а мощнейшая катапульта, появившаяся лишь для того, чтобы зашвырнуть природу на новую высоту – к одушевленной машине, чувствующему механизму, кибер-сапиенсу"... Не могу поверить, что написал этот бред собственными руками. Но это факт, так оно и было...

Представьте себе... Грязная квартира на Домодедовской, почти флэт, несколько допотопных компьютеров прямо на полу, мегалитры дешевого портвейна… и отблески рассвета лишенной государственных границ эпохи интернета. Мы не догадывались, что это всего лишь отсветы порнобаннеров, мы свято верили во всю эту чушь, в то, что информация станет открытой и доступной для каждого, в то, что знание будет безграничным… Что человек окажется в условиях, когда у него не будет другого выхода, кроме как «поднять уровень завтрашнего обывателя до уровня сегодняшнего гения». И, разумеется, ресурсов человеческого мозга по состоянию на конец ХХ века будет недостаточно, что-то должно заставить человека развиться в носителя гигантских объемов памяти для хранения гигантских объемов информации... Машинные технологии. Мы верили, что века загрязнения окружающей среды, развития новых болезней, уничтожения планеты – не напрасны. Это жертва. Во всем этом был смысл, жертва приносилась ради неосознанной идеи – технологическое будущее новой эволюции…

Мы садились по очереди за клавиатуру и создавали этого монстра, наш Манифест. Глупее не придумать. Хуже того, что мы создали тогда, только манифест Унабомбера, в нем еще больше идеалистического бреда. Но Унабомбер был больным гением, а мы – молодыми идеалистами, переполненными юношеским максимализмом дидактическими скинхедами новой кибер-эры. Ее уличными бойцами, теми, кто первыми вылетает на щиты полицейских заслонов.

Когда Геронян выступил со своим заявлением о готовности произвести операцию по вживлению двухконтактного разъема в мозг человека, мы подписались не раздумывая. Мы все добровольно согласились на роль кроликов в лаборатории нового Хоффмана. Я был то ли четырнадцатым, то ли пятнадцатым на его операционном столе… И не сомневался ни секунды, наоборот, я был счастлив. Я делал шаг в будущее, практически создавал его. Я вам больше скажу, при операциях на мозге пациентов не вырубают, и я был в полном сознании, и все время смотрел на монитор, где показывали, как в мой мозг впаивают контакты... А мне показывали эти картинки, знаете, с яблоками, домами, облаками. Все время спрашивали, что это такое. Трудно поверить, но я ведь действительно был счастлив в тот момент...

Блок Героняна объединяет две части мозга: лимбическую область и внешнюю, "мышечную" ткань мозга. Потому этот разъем и назывался двуконтактным, хотя на самом деле контактов был много, они прошивали весь мозг. И заканчивались гнездом над виском. Потом, со временем, появились другие, круче, а тогда – вот такие. Модель 1.0.

Через два года операции по вживлению запретили. Из-за меня. Из-за того, что я подрубил напрямую в мозг цифровые наркотики и спалил некоторые из вживленных контактов.

При помощи двуконтактного разъема можно было подрубиться к компьютеру. Тогда это был пик технологий... Мы лежали, размышляли, сопоставляли, искали в глубинах собственного мозга выходы на еще большие глубины, те отголоски воспоминаний о забытых временах, событиях, чувствах, которые хранятся в нашей лимбе, а на выходе из внешнего блока получали сформулированный текст, или графическую работу, или нарезку кадров – что-то.

Беда в том, что если тебе не дано писать, то, с разъемом или без, ты ничего толкового не создашь. Из всех Разъемщиков только несколько человек стали творцами. Но мы-то на самом деле думали о другом, не о славе, не о произведениях, которые создадим, мы думали о том, что буксируем человечество в обновленное будущее. Я же говорю, мы были идиотами, идеалистами, долбанными фанатиками!

Чудо, что в тот момент нас не нашел какой-нибудь больной мозгоправ, способный использовать инерцию молодого движения в своих целях, потому что, клянусь, скажи нам тогда, что для нашего дела нужно бросать бомбы, мы бы ушли в бомбисты не задумываясь. Мы бы создали свою собственную боевую организацию и начали взрывать царей и Столыпиных. Но когда на нас вышли дельцы, было уже поздно, к тому времени, когда они поняли, что на Разъемщиках можно и нужно делать деньги, я уже сжег себе мозг. Стал первым кибер-мертвецом. Меня издали и у книги был мощнейший резонанс. И дело не только в том, как она написалась – книга-то ведь и правда получилась отличная… Но после истории с моим цифровым овердозом все поняли, что да, все клево, конечно, но как-то хреново это попахивает... Какой смысл вкладывать деньги в раскрутку и издание одноразовых писателей? Бред, конечно, полное фуфло, это я сжег мозг, но были и те, кто писал очень не плохо без всякой цифровой наркоты.