Евангелие от обезьяны
Шрифт:
Так вот, иду я по Токио, ночь, небо низкое и странного такого цвета. Я до этого в Токио не был ни разу, а он тогда еще был столицей. Это в 2007-м ее перенесли в Насу из-за сейсмической активности. А тогда еще не наступил этот ваш двадцать первый век, тогда все было по-другому. И вот иду я, а вокруг неон, реклама на рекламе, все шумит, орет. И вдруг я поднимаю голову и вижу книжный магазин, а там на витрине моя книга, а вокруг какое-то барахло, типа Hello, Kitty. И следующее, что я помню: я стою перед витриной, в руках урна, а передо мной какой-то япошка в костюмчике, как будто только что с похорон, и верещит что-то по-своему...
Я так и не разбил ту витрину. Мне опять оказалось слабо. Да и жалко япошку стало. А сейчас думаю – может, и стоило. Не знаю, просто... чтобы поставить жирную точку. Потому что до того момента я еще во что-то верил, на что-то надеялся. Врачи сказали, что есть шансы на постепенное восстановление поврежденной области, что, возможно, я снова смогу подключить разъем... Но не только в этом дело, это было основным, да, но не только это…
Не знаю почему, но тогда я понял – ничего не будет. Все, что могло произойти в моей жизни настоящего, уже произошло, я перешагнул через какую-то маленькую трещину в асфальте, а когда оглянулся, за спиной была пропасть. И нужно быть Богом, чтобы перешагнуть обратно. А я человек, понимаете, долбанный человек, мне оставалось только идти дальше. Ну, я и пошел. И со всех стен, с биллбордов, с огромных жидкокристаллических экранов на меня смотрело лицо Азимута. Помните этот снимок, где он в красных очках, как в «Прирожденных убийцах». И эта его усмешка на пол-лица.
Через несколько лет…
Я подумал, оседая с ватных ног на первую попавшуюся плоскую поверхность: ну ни фига ж себе.«Иногдаонивозвращаются». One sunny day the world was waiting for a lover. Потом lover’а убили, но он, гад, вернулся, как чертов Карлсон.
– Ну дает желтая пресса, – осклабилось из-за моего плеча опухшее лицо Жорина. И тут же вдруг ойкнуло: – Но «Коммерсант»-то, ёпть…
Я далек от какого бы то ни было пиетета по отношению к любому из советских периодических изданий, включая «Коммерсант». Но, верите или нет, в правдивости новости дня (а также года, десятилетия и, возможно, тысячелетия) у меня сомнений не возникло. Да что уж там: их не возникло бы даже в том случае, если б я узнал о втором пришествии Азимовича не из газет, а от какого-нибудь амфетаминового бомжа в самой низовой клоаке, населенной мертвецами. Просто бывают случаи, когда вы отличаете вранье от правды на химическом уровне – так вот, это как раз такой случай и есть.
Серега трясущейся лапкой протягивает продавщице мелочь, которую он наскреб по сусекам карманов и потайных отделений давно не стираного рюкзака в веселых алкогольных потеках. Десять лет назад Жорин был культовым колумнистом молодежного журнала «ISIC AZIM-OFF», учил тинэйджеров лазать без виз в Шенген через потаенные тропы-броды и жить по Его Заповедям без денег и работы. За это ему давали юные искательницы приключений, а искатели считали если не апостолом, то как минимум личностью, достойной всяческого уважения, звездой новой религии. Так что эту тряску лапок я понять могу. Nostalgie, как говорят в Париже. По собственной значимости.
Звезда новой религии… Забавно, да? Но шоу-бизнес нынче везде, чего уж там. Главное – отличать звезду от пророка и не попутать ранги.
Кем десять лет назад был Митя, я не знаю. Скорее всего, школьником старших классов. Однако и он останавливается напротив газетного развала почти так же резко, как ведомая им «Яга» двенадцать часов назад остановилась у шлагбаума мусульманской зоны в Иль-де-Франс. Нависает над нами своей двухметровой тушкой в подпотевшем уже Pal Zileri и выкатывает не отошедшие еще от сна глаза, что твой Ихтиандр. А вслед за ним останавливается и Ленни Кравитц, и Александр Выхухолев, который тоже кем-то когда-то был – до того, конечно же, момента, как стал одним из авторитетнейших автожурналистов страны.
Мы все кем-то были десять лет назад. Сейчас мы тоже, безусловно, кем-то являемся; но мы сегодняшние куда хуже нас тогдашних. Это очевидно каждому. А посему останавливаемся мы все без исключения: ведь мы тогдашние все, как один, были связаны какими-то своими тараканами-пуповинами с Азимовичем, он почти никого не оставил бессвязным. Мы, пассажиры первого утреннего рейса, в зале прилета накатываемся друг на друга, как волны в процессе интерференции, и сбиваемся в довольно глупого вида толпу возле развала. Будь здесь Азимович – ну, то есть, раз уж он откуда-то вернулся, он мог ведь вернуться через третий терминал Шереметьева, долго ждать задержавшийся чемодан и выйти из зоны выдачи багажа именно сейчас, – будь здесь Азимович, он бы, конечно, от души посмеялся.
Поднявшись снова на ноги, порываюсь купить газету. Но советских денег у меня нет – не успел обменять, а те, что были до вылета, я до вылета же и просадил в псевдоирландском шереметьевском пабе в зонеDeparture. Поэтому я плюхаюсь на эргономичную скамейку рядом с Жориным и через плечо последнего пытаюсь впитать информацию.
Она, впрочем, более чем скудна. Ее новая, неизвестная доселе часть сводится к следующему. Ночью, «когда верстался номер», некто разослал по всем мало-мальски известным изданиям фото на десять лет постаревшего, но абсолютно узнаваемого Азимовича со вчерашним «МК». Разумеется, всё сначала списали на вирусный вброс и партизанский маркетинг. Но после минимального анализа картинки поняли, что такой искусный фотошоп в «МК» бы не сделали; да и вообще никто бы не сделал. Проще говоря, эксперты в один голос подтвердили подлинность снимка.
Само собой, тут же выяснили, откуда производилась рассылка. Конечно же, она велась с неустановленного устройства, перепрошитого на Митинском рынке, из зоны Wi-Fi круглосуточного кафе в центре Москвы. И, конечно же, камеры наблюдения не зафиксировали внутри кафе ни одного человека, сидящего во время отправления рассылки за ноутбуком или смартфоном.
Я проглядываю статью наискосок. Дальше написано лишь то, что и так известно любому школьнику. Копипейст из «Википедии», перелопаченный в той минимальной степени, которую могли обеспечить время, оставшееся до отправки номера в типографию, и способности редактора с поправкой на глубокую ночь и количество выпитого.
Краткая биография Азимовича. Родился в Югославии в интернациональной семье боснийца и русской учительницы-вольнонаемницы, после развода родителей уехал с матерью в Москву. Стандартная сага о том, что европейское славянское имя вкупе с фамилией из арабского корня и иудейского суффикса делало его своим для всех и для каждого. Перечень его главных хитов – все равно, что упомянуть «Отче наш» либо какую-нибудь суру фатиху (ну или что там популярно нынче за колючей проволокой). История шороха, который он навел по всему миру – но, конечно же, без постулатов религии, потому что у его религии впервые в практике человечества никаких постулатов не было. Набившая оскомину мантра о том, что большинство населения Земли считает диджея Азимута косвенным виновником Третьей мировой войны. Разумеется, две строчки о Разъемщиках; хотя уже сейчас-то абсолютно всем ясно, что Азимович и кучка алкашей-деградантов, вместе с ним прошивших (но, в отличие от него, почти сразу же и потерявших) мозги у чокнутого профессора Героина, – всем ясно, что это ягоды ну совсем уж разных полей. И – еще на пару абзацев – детальное описание концерта 24 сентября 2000 года. Того самого концерта, да.
Азимович вернулся, вот оно как. Представьте себе, что вы узнаете подобную новость в полпятого утра, после долгого бэд-трипа, когда едва заметные в тумане тени третьего терминала Шереметьева отбрасываются еще даже не наружу, а вовнутрь. Пусть не с дикого, но с липкого, муторного и весьма навязчивого похмелья. Да еще и после ностальгических терзаний, о которых вы никому не рассказываете, чтоб не смеялись. Все это накладывается друг на друга – терзания, отходняк и время суток, когда человек защищен от стресса меньше, чем когда бы то ни было… Что бы вы сделали на моем месте? Я встал, развернулся и вышел вон. Кратко со всеми попрощался, но, кажется, никто не обратил внимания.