Евангелие от обезьяны
Шрифт:
– Нет, ну это не считается! Велика удаль – догнать и обогнать того, кто сошел с дистанции. Этому радуются только неудачники, сынок. А мы с тобой не из таких.
«Мы с тобой», конечно. Не надо обобщать, парень. Насчет Стасика говорить пока рано, а вот ты, похоже, следуешь совсем не по тому маршруту, про который ему врешь. И да, кстати: ты снова ему врешь.
– Пааап?
– Да?
– А кто тебе мешает встретить этого твоего бога?
– Кто? Сложный вопрос, дружище. Наверное, я сам.
– Нет, папк. Ты сказал, что тебе все время кто-то мешает. Ну помнишь? В самом начале,
– Да? Я так сказал? Ну, может быть… Да. Да, мне мешают. Есть люди, которые хотят встретиться с ним первыми.
– Они тоже как апостол Петр и апостол Павел, эти люди? Они хотят стать его лучшими друзьями, а с тобой чтоб он не дружил?
– Нет. Наоборот. Они как Понтий Пилат, эти люди.
– Хотят его распять на горе?
– Я не знаю, чего они от него хотят. У них работа как у Пилата, но… не знаю, чего хотят. Иногда хочешь одного, а выходит другое… Думаю, в первую очередь они хотят задать ему несколько вопросов. Он же ушел не попрощавшись, помнишь, я тебе говорил?
– Ты говорил, он притворился мертвым.
– Да, так и есть… да. Ну так он ведь не попрощался, прежде чем притвориться мертвым… Да. Вот это я имел в виду.
– А о чем они собираются его спросить, пап?
– Я, опять-таки, точно не знаю. Но думаю, что все люди хотят спросить его об одном и том же. Почему всем было так хорошо с ним и отчего стало так плохо, как только он ушел. И будет ли снова хорошо теперь, когда он вернулся. И если он скажет, что да, будет… Знаешь, может быть, они даже не станут распинать его на горе.
– Почему?
– Потому что им тоже по-своему плохо. А всем людям хочется, чтоб было хорошо.
Он замолкает; в трубке раздаются звуки с заднего плана. Вера что-то кричит из соседней комнаты: по-моему, «иди умываться»; еще начинает бубнить телевизор, включенный спросонья в качестве мобилайзера внутренних сил, дефицитных в семь тридцать. Типовой саундтрек к картине «Утро советской семьи» пера художника-реалиста. Не хватает только скулежа просящейся на двор собаки – но у нас нет собаки.
«Сейчас, ма! ну сейчас!» – бросает Стас в сторону, а затем снова переключается на меня:
– Слушай, пап. Ну а вот… Ну а вот тебе тоже плохо?
– Мне? Нет, сынок. Мне хорошо, потому что есть ты. Но пока ты не родился, мне тоже было… кхм… не очень. Ну а сейчас… сейчас здорово. Правда.
– Но ты говоришь так, как будто тебе плохо. Ты говоришь очень грустно.
– Это потому, что я не спал ночью. Не мог… сидел на хвосте удирающего мистера Кинга, ха. Образно говоря. Ну а мистер Кинг, ты же знаешь, – он удирает быстро. Чуть заснул – и он уже не пойми где. И никакого бампера впереди… ищи потом… Я тебе перезвоню, дружок, хорошо? Я тебе перезвоню.
Я безжалостно сбрасываю Стасика, который начинает объяснять, что на самом деле мистер Кинг не самый быстрый гонщик, потому что есть Молния Маккуин, который быстрее мистера Кинга. Бросаю телефон в бардачок и, пытаясь особо не шуметь, приоткрываю дверь «Яги», готовясь выскользнуть вон, как только понадобится. Я дождался: Эраст Пророков собственной персоной, прошу любить и жаловать. Вышел из подъезда, почесал яйца, прикуривает от хреново работающей зажигалки.
Когда эпическая битва глянцевого редактора с дешевой зажигалкой наконец заканчивается, я тихонько выбираюсь из «Яги» и двигаюсь навстречу Эрику позади машин, выстроившихся в нестройный ряд на импровизированной околоподъездной стоянке. Кредитный «Лансер» подонка, несмотря на неказистый в абсолютном измерении статус, на улице Вилиса Лациса смотрится щеголем: здесь в большем фаворе гольф-класс девяностых, все полтора поколения «Нексии», советский автопром и бесчисленные аватары «Шевроле-Ланоса». Очень хорошо, что торфяной туман не рассеялся: если бы не он, «Яга» в таком окружении бросалась бы в глаза за километр. Впрочем, я уже не уверен, что он вообще когда-нибудь рассеется… да к черту все это. Сейчас, мразь, я сделаю то, что уже давно должен был сделать.
Я проткну вилкой твою задницу, как гнусавил переводчик Володарский в пиратских видео начала 90-х, когда мы смотрели их в «Хищнике». Я постараюсь, чтобы даже твоя дебелая крупноформатная тетка-жена тебя не узнала.
Я, Бивис, сейчас отмудохаю тебя так, что даже она, уже много лет не интересовавшая других мужчин, тебе никогда не даст.
Так, что даже из «Гедониста» – псевдо-глянцевого горе-журнальчика, который платит своим сотрудникам так, что они вынуждены жить в советских гетто, – даже оттуда тебя уволят за несоответствие имиджу издания.
И ты расскажешь мне, что все это значит. Ты, онистский защекан.
Как же ненавижу я ментальных педерастов вроде тебя. Как ненавижу, – думаю, выпрямляясь из-за задка ближайшего к пороковской машине седана, в мультфильме «Тачки» однозначно попавшего бы в обобщающую классификацию «Парни-Ржавейки».
Как угандошу гниду, – мечтаю, прыгая через капот «Лансера» навстречу гадкой прыщавой морде, из которой уже выпала с таким трудом зажженная сигарета и глаза которой – наглые, самоуверенные глаза циничного оскотинившегося стукача – вдруг превратились в вылезшие из орбит шары ополоумевшего освенцимского еврея, на котором только что испытали действие всех известных Третьему рейху психотропов.
«Обгадишься или нет?» – риторический вопрос, который я успел задать себе до того, как понял, что промахнулся.
Долбанный Акелла. А точнее, обдолбанный.
А еще точнее – обдолбанный, страдающий на протяжении суток от вялотекущей абстиненции и ровно столько же не спавший. Физически растренированный и далекий от пика формы. Далеко уже не самого свежего возраста. Хорош набор?
Не мудрено, что такой промахнулся. Вот ирония. Зацепился ногой за капот, перелетел через «Лансер» в миллиметрах от его владельца и грохнулся башкой о крыло соседней «Нексии». Черт, а ведь это должно быть смешно. Звук был как при ДТП… Не знаю, помялось ли крыло. Вполне возможно, что да.