Евангелие от обезьяны
Шрифт:
– Знал бы ты, каких люлей мне выписал за это папа, – продолжает он, усмехнувшись. – Я ведь реально провалил задание, я оказался самым хуёвым мессией за всю историю человечества. Что замутили Мухаммед с Христом и чего достиг я? На меня забили болт, не успел остыть мой бедный тщедушный трупик. Послали меня псу под хвост и снова вспомнили про старых пророков. Да так, что все-таки замочили те сто восемьдесят миллионов, которые я должен был спасти.
Я слушаю его и замечаю, что небо уже как будто не совсем белое. У меня появляется четкое ощущение, что где-то за ним, в недрах вселенной, я вижу гигантскую головоломку. Типа кубика Рубика, только размером с космический корабль и такую же многогранную. Головоломку, которую я вместе со всем человечеством безуспешно разгадываю вот уже десять лет. Но только теперь ее грани, дотоле вросшие одна в другую и удручающе неподвижные, наконец начали
– Послушай, дружище… Боже мой! Да мы же все… мы совсем-по другому видели… О. Как все просто… Но почему же ты ни разу не прилег ни с кем из этих журналистов, шлюх и прихлебателей, как лежишь сейчас со мной, и не поговорил так, как говоришь со мной?
– Ну, предположим, со шлюхами-то я прикладывался, как сейчас с тобой…
– Пошел в жопу, старый пидор! Я серьезно!
– Шучу. Но поговорить? – Он фыркает, переворачивается на живот и прикуривает новую сигарету от предыдущей. – Проповеди апостолам в пещерах, занятия с учениками, неспешные беседы на тему разумного-доброго-вечного? Дружище, на дворе двадцать первый век. Поле душещипательных бесед уже давно занято, вспахано и перепахано Сатаной – последышами Карнеги, сраными психологами и хитрожопыми коучами, которые свели любой разговор по душам к уровню платного пиздобольства для неудачников. Начни я с того же – меня тут же записали бы в Радиславы Гандапасы, и о миссии можно забыть. Нет уж, бро, хуюшки. В двадцать первом веке говорят на языке хайтека. Вы делаете культ из мобильных телефонов – так как, скажи мне, к вам должен обращаться мессия? Я объясню. Мессия должен просверлить дырку в башке, подключиться к интернету и впитать, блин, в себя все лучшие треки, риффы, партии, сэмплы и лупы, которые создало человечество.
– Примерно как Милла Йовович изучала историю земной цивилизации в «Пятом элементе», так?
– Ну надо же – ты все еще страдаешь от идиотской привычки сравнивать все подряд со сценами из фильмов! Брат, да это ведь замечательно!
– Потому что настоящее сейчас – только кино. Это единственное, что в деле овладения человеческой душой может соперничать с наркотиками. Ты сам так говорил, и с тех пор ничего не изменилось, брат.
– Неважно. Важно, что ты понял правильно. Мессия должен повести себя именно что как Милла Йовович в «Пятом элементе». Закачать в себя весь накопленный за людскую историю контент – в данном случае звуковой. А потом он должен все это переварить, разложить по полочкам у себя в голове и создать совершенное, на хрен, и со всех сторон идеальное музло. Такое, с помощью которого можно говорить с людьми в эпоху, когда они молятся на продукцию компании Apple. И ведь получилось, а! Ты же не будешь спорить, что получилось. Вы делали то, что я и просил вас делать. Вспомни, со сколькими таджикскими гастерами ты братался на моих концертах? Как смеялся ты над онистами, чья власть для вас была ничем по сравнению с кайфом той жизни, когда никто, на хрен, от самого продвинутого яппи до самого недоразвитого папуаса, не имеет друг к другу абсолютно никаких, мать твою, претензий?
Черт возьми, как все просто, вертится у меня в голове. Просто, как дважды два. Всего один-едиснтвенный неписаный постулат – «возлюби всех тварей земных». И религия без слов, заставившая человечество прочувствовать его так, как оно не делало еще никогда в своей истории. Гениально. Да только вот беда: отходняк оказался настолько же лютым, насколько кайфовой была вечеринка. Я констатирую:
– Но ведь так не бывает вечно. Мессии всегда уходят.
– Вот! – Он поднимает вверх указательный палец, и я замечаю, что ноготь на нем такой же обкусанный, каким был двенадцать лет назад; неизменной остается не только Арк де Триумф, но и другие мелочи. – Вот! – произносит он еще раз, – вот в этом-то вся и загвоздка. Что-то пошло не так. То ли вы неспособны уже к чему бы то ни было некоммерческому, то ли я облажался, потому что злоупотреблял статусом рок-звезды. Ну, ты понимаешь – бухло, наркота, телки… Nobles oblige, чего уж там. Может, именно из-за этого все показалось вам несерьезным…
– Ну, это-то вряд ли, – пытаюсь его утешить. – Все главные сдвиги в сознании людей в последние полвека совершали торчки, сексопаты и алкоголики. Мы – в смысле белые европеоиды – дали права неграм, сходя с ума по джазу и ритм-н-блюзу, который играли сексуально несдержанные гедонисты. Признали людьми пидорасов, когда вечно укуренный Джордж Майкл давал дрозда по всем каналам и радиоволнам Земли. Стали терпимее к людям вообще, потому что этому учил объевшийся кислоты Джон Леннон.
– Увы, мой друг, должен тебя расстроить. Главные – не значит
– Я думал, у богов менее экстремистские взгляды.
– У богов всегда реалистские взгляды. Папа не для того красит вас в разные цвета, селит в разные места и посылает к вам разных пророков, чтобы каждые две тысячи лет вы строили новый Вавилон… Но на этот раз было решено: раз уж так снова случилось, хрен с ним, надо этим воспользоваться.
– В смысле – воспользоваться?
– Ну как… Раньше все было проще: заслал мессию в регион, населенный более-менее однородной массой, а после его смерти о нем напишут книги, создадут мировую религию – и сам мессия как бы свободен. А теперь такого, которого сразу все поймут, можно разве что в Китай посылать – но в Китае-то как раз никакой мировой резней и не пахло, причем именно потому, что все одинаковы с лица. А в других местах куда ни плюнь – люди разные, один другого не понимает и только пиздиться друг с другом горазды. Да и потом, до глобализации ведь тоже были свои издержки. Части света долгое время были изолированы друг от друга, поэтому в разные места приходилось засылать разных пророков – что, как понимаешь, тоже чревато. Вон, христиане с мусульманами за полторы тысячи лет так ни о чем и не договорились, а была бы одна вера – еще неизвестно, длились бы до сих пор все эти терки между Востоком и Западом. Уж как минимум не усугублялись бы помимо общей непохожести еще и религиозными нестыковками… Вот я обдумал все это, обкашлял сам с собой, прикинул со всех сторон и решил, как долбанный, мать его, Володя Ульянов: мы пойдем другим путем. Я выберу музыку, универсальный язык урбанизации, и стану межконтинентальным городским хайтек-пророком. Ваше время – время больших городов. Только здесь решается все главное, что создает движуху и задает вам тренды развития.
Он на пару секунд умолкает, чтобы первести дух. О, как же умеет и любит он говорить. И как давно я не слышал этого неиссякаемого целебного фонтана. Воды которого сладки, как патока, но и опасны, как океан.
Он не просто говорил – он переживал, перекручивал внутри каждое слово. Вкушал его и смаковал, растягивая и комкая именно так, как вам было приятно слышать. У всех мессий это в крови. Даже у межконтинентальных урбанистических хайтек-пророков, которые ораторствуют не используя слов. Не думаю, что его записали бы в Гандапасы. Ну да ему видней.
– Отец меня сразу предупредил: задача у тебя не из простых, парень, mission практически impossible, – затягивается он. – Тем сильнее я был горд своей крутизной! и тем досаднее мне теперь. И ладно бы у меня с самого начала ничего не получалось – тогда и хер бы с ним; пришел бы, покаялся – так и так, виноват, отец, не смог, пошли кого поспособнее. Но ведь вышло же! Ведь это было! Ну ты же, друг, не дашь соврать: оно, мать его, сработало! Меня все поняли. И русский, и американец, и араб с евреем, и друг степей калмык. Я выбрал правильный язык, понимаешь? Я справился, угадал. Но когда я с чистой душой отправился домой, чтобы порадовать отца и почить на лаврах, выяснилось, что не хватило, блин, самого малого. Того, что я считал вообще делом техники. Книги, церкви и учения. Всего того, что люди по закону жанра делают сами после того, как мессия уходит. Вот и решай теперь, кто из нас оказался мудаком: я или среднестатистический горожанин планеты Земля.
Я тоже переворачиваюсь на живот. Теперь на переднем плане – серая смотровая площадка, тоскующая без стертых ластиком посетителей. Чуть дальше – конические прутья ограды, похожие на скелет гигантского ископаемого; затем – крыши строений Елисейских полей и в самом верху – опять белое.
– А знаешь, – говорю ему, – не думай, что ты один такой. После Христа была инквизиция и крестовые походы. После Мухаммеда – ассасины, Усама и Хизбулла. Так, чтобы без крови, ни у кого не получается.
Он с досадой бьет ладонью о камень смотровой площадки:
– Да, но не сто же восемьдесят, блин, лимонов! Потом, ты не знаешь, что было бы, если бы Христос с Мухаммедом не пришли. Этого даже я не знаю. Но уверен – было бы гораздо хуже. Поверь, нас просто так не посылают. Я облажался и провалил миссию, хочется тебе этого или нет.
И, помолчав, он добавляет:
– И именно поэтому, брат, я не уверен, что мне сейчас нужны апостолы. Тьфу, черт: я говорю как конченный ссаный карнегианец. Прости: если называть вещи своими именами, то апостолы мне теперь на хер не нужны. Мы просрали момент и никого не спасли, так зачем же городить огород теперь? Создать очередной культ, который в очередной раз никому ничего не даст? Да ну нах!