Евангелие от обезьяны
Шрифт:
Сама квартирка старая, тесноватая и явно принадлежит людям без фантазии. При этом обставлена недешево, хоть и не дорого: мебель из IKEA, но как минимум средней ценовой категории. С рогатой башкой она сочетается, конечно, как спойлер с рейсовым автобусом, ну да ладно. Ясно одно: очень немногие смогли бы жить в столь неуютной и лишенной всякой искры норе; если бы в русском языке существовало словосочетание «вопиюще антифэншуйный», то сюда можно было бы водить экскурсии, чтобы демонстрировать его наглядное олицетворение. А потому я вовсе не удивлен, когда дверь цвета собачьего
– Дёнко! – падает он мне в ноги, едва завидев, что я открыл глаза. – Блядь. Дёнко… Я тебя не узнал… прости! Я не…
До меня внезапно доходит вся чудовищность того, что только что сделал онистский вурдалак.
– Погоди, погоди, Эраст. Что ты хочешь всем этим сказать? – Я пытаюсь приподняться на диване, но тут выясняется, что голова в затылочной части гудит так, будто я несколько месяцев подряд пил без закуски и перерыва дагестанскую бодягу «Кизлярка». – Правильно ли я понял, что ты меня подстрелил и, вместо того чтобы вызвать скорую, приволок в свою вонючую нору, невзирая на то, что мне нужна медицинская помощь?
– Нет, нет, что ты… Если бы нужна была, я бы… конечно. А так – у меня дома комфортнее, чем в любой больнице. Ты ведь знаешь эти советские больницы.
Эрик пытается меня разжалобить, сделав лицо сконфуженного школьника и комично разведя в стороны лапки; надо полагать, весь его вид должен выражать смирение, покаяние и очередное за сегодняшний день признание истины «слаб человек». Но притвориться описавшимся октябренком трудно, если у тебя красное осовелое табло убежденного грешника, помеченное порочной печатью всех известных человечеству недостатков; поэтому меня сей спектакль ничуть не трогает.
– В самом убитом, заблеванном и обоссанном советском вытрезвителе куда комфортнее, чем у тебя дома, – констатирую, пытаясь понять, где и что именно у меня болит. – Я первый раз вижу такую неуютную, необжитую и херово обставленную квартиру. Чего стоят одни эти рога, например. Это что – наследство дедушки или сам дедушка? Такой олень, как ты, запросто мог повесить голову предка над кроватью вместо того чтобы похоронить с почестями. И еще скажи – как ты, дорогой, узнал, что мне не нужна врачебная помощь? Я что-то пропустил и ты в перерывах между запоями посещал курсы медсестер?
– У меня жена врач, – уверяет он.
– Бесплатной клиники для бродячих животных?
– Она тебя осмотрела и сказала: ничего страшного, ушиб мягких тканей плеча и все, ни кровинки, ни трещинки, – тараторит он, пропуская мою шпильку мимо ушей. – А что ты вырубился – так это из-за удара затылком об асфальт. Сотрясения нет, просто потерял сознание, полежишь – и пройдет…
– Где она?– перебиваю подонка.
– Кто?
– Конь в пальто! Жена твоя – кто…
– Уже ушла. На работу.
Замечательно. «Жена-врач» взяла и так совершенно спокойно оставила пациента валяться без сознания на попечении мужа-дегенерата, весь врачебный опыт которого ограничивается знанием вкуса медицинского спирта. Мол, ну а что такого может случиться, мальчик, в крайнем случае умрешь, да и делов-то. Судя по всему, по человеческим качествам мадам ничуть не уступает своему благоверному. Та еще семейка Аддамсов.
Потом я натыкаюсь взглядом на громко тикающие стрелочные часы, висящие на той же стене, что и олень, только парой метров правее; последний раз я видел такие лет пятнадцать назад, но я и без того уже понял, что в этой семье мало следят за модными трендами. Часы показывают пять минут девятого. По всему выходит, что мерзавец, как ни странно, не врет: в отключке я провалялся чуть дольше получаса, что едва ли сопоставимо с серьезными травмами. Если, конечно, Эраст не перевел стрелки на несколько часов назад специально, чтобы ввести меня в заблуждение. С него станется.
– Ну… ты как? – пытается вновь зайти он.
– Откуда у тебя пушка, фрик? – спрашиваю, медленно присаживаясь. Во время движения голову разрывает изнутри на мириады колючих шариков, но сидеть не шевелясь вроде бы можно. Тоже хороший признак.
– Ну, это травмат… легализован… – бормочет Эрик, избегая смотреть мне в глаза. – Я ж не знал… не узнал тебя. Ты на себя в зеркало-то смотрел, а? У тебя пол-лица в бинтах, а вторая половина разбитая, как у бомжа.
– Но-но, не забывайся! Как у бомжа – это твоя красная рожа в обычном состоянии, даже когда не разбитая... Онисты, поди, помогли с пушкой-то, а?
– Да нет… все законно, легально… но ты так и не сказал – ты как?
– Замечательно. Если бы ты знал, какое кино я сейчас посмотрел, ты бы выстрелил не в меня, а себе в голову. Я сейчас видел того, кого ты и твои недалекие друзья ищете вторые сутки. Ну или неделю, как ты вчера утверждал, – хотя это, конечно же, вранье.
– Да? И что же он тебе сказал? – Чем дольше я не выказываю намерения освидетельствовать травмы и подать на подонка в суд, тем резвее возвращается к нему его обычный ернический стиль.
– Что для тебя есть хорошие новости: в аду перешли на тефлоновые сковородки. И что твои треки полное дерьмо, по степени никчемности болтающееся где-то между Джастином Тимберлейком и группой Coldplay.
Эраст снова не реагирует на выпад и опять пытается подмаслиться – на сей раз проверенным способом, который он явно приберег на крайний случай:
– Выпить хочешь? У меня есть бурбон.
– Совсем чуть-чуть и только если бутыль непочатая. Иначе нет гарантии, что ты не подсыпал туда цианистый калий.
Упырь, расцветший оттого, что решил, будто поймал меня на крючок, исчезает в дверном проеме, чем-то гремит на кухне и возвращается с пузатой бутылкой Maker’s Mark – действительно непочатой – и двумя стаканами. Я смотрю, как он отковыривает нечищеными ногтями красный сургуч с горлышка. Кто-то говорил мне, что каждую такую бутылку запечатывают на розливе вручную. Макают в этот сургуч, переворачивают и трясут; сургуч стекает и застывает каждый раз по-своему, поэтому нигде в мире вы никогда не найдете двух одинаковых бутылок данного премиального бухла. Забавно. Даже не знаю, откуда у меня в голове столько бесполезной информации. Не иначе как от кого-нибудь из коллег Эраста по «Гедонисту». Кому еще впаривают на клиентских презентациях такие романтические истории.