Евангелие от обезьяны
Шрифт:
Я дошел до подъезда, у которого припарковался «Гелендваген». В двери даже домофона не было. Просто оплавленная квадратная дыра и торчащие провода. Ну что можно подумать о таком подъезде, верно? Да ничего. Потому что там, где сидят эти ребята, там же как минимум минное поле, заборы с колючей проволокой, танки сплошной стеной, спутниковое наблюдение и секретные летающие тарелки. А в подъезде без домофона живут незаметные мужички, самое место.
И ведь существуют все эти объекты, и проволока, и мины, и танки. И все за ними пристально следят. Это как с тем двором, в который свернул «Гелендваген». И все ждут, когда же на
Сам подъезд. Почтовые ящики с выкрученными замками. Побелка в стиле постапакалиптического декора. Маркерные памятки, чтобы не забыть, что «ФК «Спартак» чемпион», а «Таня – шлюха», и не дай Бог перепутать…
Короче, парни из «Гелендвагена» в таком подъезде появиться не могли. Вообще никак. Ни при каком условии. Но незаметные мужички живут именно в таких подъездах. Живут, курят на кухне и стряхивают пепел в консервные банки с сантиметром воды на дне, в которой плавают, разлагаясь, желтые бычки «Золотой Явы». Это те самые мужички, что ходят в растянутых майках и разговаривают с телевизорами.
Но где именно, за какой дверью, в какой квартире?
А потом я услышал крик. Нет, не Нико. Это был злой быдлячий окрик. Знаете, так должны кричать уроды с закатанными рукавами и сальными рожами. Те самые уроды, в которых превращаются незаметные мужички, когда снимают свое незаметное пальто. Вохра, комиссарье, все это дерьмо, собирающееся слизью на стенках системы.
Я пошел на этот крик… Обычная стальная дверь, одна из миллиона. Заперто, само собой. Что мне было делать? Остановиться я уже не мог. Ждать тоже не мог. На кого они там орали? Может быть, на мою Нико? А в тачке на улице расползался куском мертвого мяса забитый насмерть гений, и его в любой момент могли найти.
Так что я просто позвонил.
Стоял там, лихорадочно думал, что ответить, когда спросят «Кто там»? Ну, знаете… «Вы заперли выезд моей машине.» Или: «У вас шумно, а у меня маленький ребенок». Ничего лучше в голову не приходило, да и когда… Все шло на секунды.
Но они не спросили. Просто открыли дверь.
Я и сам не понимаю, каким образом все пошло так, как пошло. Во мне вдруг что-то сработало, какое-то понимание того, как надо действовать. Не сформулированное, даже не осознанное. Как будто организм знал сам, как поступить. И приказы пошли по нервам без участия мозга. Будто в голове заработал какой-то другой блок принятия решений, о котором я не знал до этого момента. Бред, конечно, но у меня нет другого объяснения.
Как только дверь начала открываться, я схватил «макар», сунул его в щель и выстрелил. Грохнуло так, что уши заложило. А я рванул дверь на себя, влетел внутрь…
Один из ублюдков харкал кровью на полу, я попал ему в шею. Второй как раз возник в двери из комнаты. И представляете, у него даже не было страха на лице. В его квартире только что стреляли, а он вышел с таким выражением, типа, «что там еще»? Я застрелил его прямо там, в дверях. Кажется в голову, но точно не помню. Я шел как в
Это была не квартира. Я угадал. В первой комнате стояли какие-то офисные столы, компьютеры, все это барахло. Типа знаете, для случайного взгляда. Если что, это мелкая контора, которая снимает квартиру под офис. Так пол-Москвы делает, все нормально.
Следующая дверь была заперта. Заперта снаружи на засов с круглым штырем… А на засове – замок. И сама дверь была стальная, с глазком. Зачем в обычной квартире запертая стальная дверь с глазком, а? На хрена? Она не нужна, ей там вообще не место. А вот для камеры – самое оно, правда?
Я обыскал первую комнату, обыскал кухню. Ни следа Нико. На самом деле, я думаю, ее уже увезли к тому времени, а может, ее просто пересадили в другой «Гелендваген», пока я подъезжал с Героняном, и в этой квартире ее и не было никогда…
Теперь все это уже не имеет значения. Теперь вообще мало что имеет значение. Но тогда я этого не понимал, во мне работал алгоритм… Я искал и искал, переворачивал столы, выбрасывал какие-то бумаги из шкафов, обыскивал мертвых ублюдков… Я разворотил там все!
Но почему-то не подходил к той стальной двери. Меня как будто что-то отталкивало, точнее не меня, а тот блок принятия решений, который вдруг начал во мне работать. Ему, этому блоку, было страшно даже смотреть на эту проклятую дверь.
Но я уже все обыскал, так что…
Я подошел к двери, помедлил, а потом заглянул в глазок. Меня чуть не рвало от страха, от какого-то животного страха, чего-то такого, что мог бы понять только Геронян, который рылся в нашей лимбе и ставил туда свои блоки восприятия. И все же я заглянул.
И знаете что? Там был просто коридор. За той дверью был коридор, длинный, как моя долбанная жизнь. Такой длинный, что я не мог разглядеть, где же он, мать вашу, кончается! Две голые стены шли параллельно к самому горизонту, в никуда. Ни дверей, ни окон, ни хрена. Просто стены и пунктир ламп дневного света на потолке.
Тогда я отошел на дальний конец комнаты и отстрелил замок вместе с засовом. Я потратил на него последние пули, и поэтому просто выбросил ненужный уже «макар». А потом открыл дверь и вошел в этот коридор. Краем уха я слышал сирены… Наверное, кто-то вызвал милицию. Но как только я зашел в этот коридор, я уже знал, что они меня не возьмут. По крайней мере не здесь. Не в этом месте.
Знаете, я не уверен, что этот коридор существовал на самом деле, потому что…
В старом гангстерском кино под названием, по-моему, Ordinary Decent Criminal есть забавный эпизод. Герой Кевина Спейси – обаятельный и со всех сторон позитивный ирландский бандит – полдня водит за собой полицейский хвост, наматывая круги по вересковым пустошам, и в конце концов заводит туповатых копов в какую-то задницу мира с пустыми дорогами, где нет даже бензоколонок. Когда стр'eлки бензометров в обеих машинах подходят к отметке «Empty», Кевин Спейси останавливается за поворотом трассы, достает из багажника канистру, с глумливым выражением лица заправляется и укатывает по тем самым делам, ради пресечения которых и была организована слежка. Полицейские ругаются факом и разводят руками: их бензобак заполнить нечем и неоткуда.