Евангелие от обезьяны
Шрифт:
Вторая Формация презрения действовала по тем же самым принципам. Она состояла в основном из молодых людей славянской наружности, и в ней, разумеется, постулировалась изначально ненависть к выходцам с Кавказа. Просто потому что кавказцы были символом, они были – силой. Любая сила стремится к действию, а любое действие влечет противодействие, не мне вам это объяснять. Однако это был именно постулат, фактически же презрение этой второй Формации точно так же, как и у первой, направлялось на все, что к ней не принадлежало. Если молодой человек славянской принадлежности давал понять, что не желает иметь отношения к Формации, он отгребал вполне сравнимое с теми же кавказцами количество неприятностей.
Так сложились два полюса, которые притягивались друг к другу, давили друг на друга, порождая недоверие и отторжение к себе подобным. Вскоре даже обычные роботяги, едущие в метро на работу, начали воспринимать любого кавказца как источник вероятных неприятностей. А значит – врага. Так вокруг второй Формации стала сосредотачиваться сила, не принимающая лиц с неевропейскими чертами. И уж так получилось, что большинство этих самых лиц принадлежали к мусульманам.
С другой стороны, заинтересованные силы, включая криминалитет и боевые организации, стали подпитывать первую Формацию. Общее презрение, нежелание становиться врагами аборигенов страны в одиночку, а также разительное статусное отличие погнало к ним же азиатских мигрантов. Главной чертой образа врага для членов этой Формации стали европейские черты лица. Так уж вышло, что большинство людей, имевших европейские черты лица, были христианами.
А дальше пошла обычная геодезия, или как там называется эта наука. В общем, знаете, когда две земные плиты давят друг на друга. Сначала копится напряжение, а потом наступает момент, когда напряжение реализуется.
Рано или поздно это случилось бы, все понимали, что эта самая реализация неизбежна, и готовились: кто-то морально, кто-то физически в качалках и на турниках, а кто-то материально, переводя часть активов за границу, а другую тратя на приобретение огнестрельного оружия и укрепленных участков за МКАДом.
Но тут пришел Азимут. И на какое-то время выросшее напряжение ушло в долбанный слэм. Ингушские водилы отбивали ноги на танцполах вместе с рязанскими кровельщиками. Чеченец и татарин сидели с одним плеером, поделив наушники, потому что больше им, как, оказалось, делить нечего.
И напряжение, которое вот-вот должно было обратиться в реки крови, обратилось в реки кайфа. Впрочем, об этом вам тоже известно, в этом вы разбираетесь даже лучше меня.
Но вот потом… потом кто-то выключил музыку, и оказалось, что старые навязки никто не отменял. Просто сделали паузу, глобальный такой твикс планетарного масштаба. К тому времени люди были собраны в одном месте, на одном танцполе, и всем вдруг разом стало не в кайф. А кто же выключил музыку, а, парень? Не в действительности, а с их точки зрения? Кто лишил их такого мощного, всеобъемлющего, всезаменяющего кайфа любви и прощения?
Враги. Чужие. Та, другая Формация Презрения.
Ну, а вопрос, как поступать с чужими, был решен еще до прихода Азимута.
Вот так и началась Война.
И что бы там не думали мусульманские имамы и русские патриархи, их роль во всей этой пилораме была незначительна. И выразить ее сегодня можно одним коротким предложением.
Им оказалось слабо остановить катастрофу.
Вот и все, приятель. И все – просто. Виноваты люди. И совершенно без разницы, какой они были национальности, какому богу молились и что отрезали или не отрезали от своих детородных органов. В конечном счете дело оказалось не в деньгах, не в новых машинах, не в крутых шмотках. Не в государственных границах, не в налогах, не в политических доктринах.
Только в людях и их способности ненавидеть других людей. А еще в том, что Азимут снес к долбанной матери забор, который худо-бедно, раскачиваясь, осыпаясь, еле справляясь, но отделял одних от других. И любовь, вера, понимание – все это оказалось фикцией. А пули, кровь, противопехотные мины, и ненависть – долбанной, мать ее, реальностью.
Вот так, братья и сестры. Вот так.
Короче… когда я сказал, что никогда и никого не убивал… Это не достоинство. Не повод для гордости. Я просто тогда не определился, кого больше ненавижу, весь этот гребанный мир или себя. Если честно, я до сих пор с этим не разобрался. А времени, между тем, прошло…
Туман с дополуденным мутным солнцем похож на йогурт с кусочками фруктов. Оранжевый капот «Камаро», торчащий из-за угла соседней от пороковской коробки, – на утонувшую в нем дольку манго. Ребята вроде как уже и не сильно шифруются. В раскаленном вонючем мареве я даже различил фигуру топтуна, покуривающего в кулак снаружи авто и, как мне показалось, открыто лыбящегося в мою сторону. Ничего, так и надо. Это хорошо, что вы пасете меня столь откровенно.
Нарочито неспешно вывожу «Ягу» из гетто. Суперкар чиркает днищем о бесчисленные колдобины, латки и бордюры, из которых состоит то, что в этих катакомбах считается дорогой. Я пытаюсь лавировать, как-то все это обруливать; бесполезно: просвет в 100 миллиметров рассчитан на тех, кто в такие районы никогда не заезжает. Впрочем, теперь я знаю, что дороги бывают и хуже. Спасибо Зомбаланду.
Аналогичные пируэты в зеркале заднего вида выписывает и оранжевый «Шевроле»: у него те же проблемы. Это ведь не классический «Камаро» шестидесятых, под днище которого можно было просунуть голову и не пользоваться при этом домкратом: это его изнеженный, хоть и маскл-кар, правнук. Кое в чем хайтек все-таки проигрывает старине.
Кто-то решил, что если топтуны станут действовать в открытую, из этого можно будет извлечь какую-то пользу. Ну что ж, я только за.
У торгового центра «Перекресток» паркуюсь и, заскочив в первый же павильон, сквозь полупрозрачное стекло наблюдаю за пацанами. Их, как я и предполагал, двое. И, к вящей моей радости, ни у одного не рождается идея проследить за мной внутри супермаркета – тугодумов вполне удовлетворяет тот факт, что выход из торгового центра один и я от них не сбегу. Бинго, черти! Воситину, неправ тот, кто сказал, будто одна голова хорошо, а две лучше. В отдельных случаях КПД любого количества голов равновелико низок и неэффективен.
Я специально беру крупнокалиберные продукты, которые будут торчать из пакета и идентифицироваться филерами легко и без сомнений. Пицца «Ристоранте», полуметровый батон с хрустящей коркой, двухлитровая вода «Архыз» и все в том же духе. Быстрые разумом Невтоны должны видеть, что их утомленный солнцем и транками объект вполне логично хочет позавтракать фастфудом и более ничего на уме, заходя в супермаркет, не имел.
Чего они видеть не могут – так это маленькой сим-карты, продававшейся на той же кассе, где я оплачивал пиццу с булкой, и простенькой «Нокии» «для бабушек» за три тысячи рублей.