Евангелие от обезьяны

Галеев Руслан

Медленно встаю с дивана и, стараясь не мотать лишний раз головой, перемещаюсь в стоящее рядом кресло. Левое плечо как будто пытались оторвать от тела, привязав к газующему трактору; рука не поднимается выше, чем на 45 градусов. Я поправляю бинты на голове, умышленно делая так, чтобы как можно больше ниток опало с них на пороковский ковер (а в такой квартире, само собой, на полу может быть только ковер). Потом заставляю Эраста еще раз встать и принести мне холодной воды, а сам, пока его нет, натужно сдерживаю детский порыв харкнуть ему в стакан.

Мы молча чокаемся и выпиваем. Пороков, как всегда, глотает залпом, словно пьет водку. Зачем покупать такое высокодуховное

пойло, если ты даже не удосуживаешься распробовать его вкус?

Впрочем, он, конечно же, не покупает. Он получает подарки от партнеров и рекламодателей, а еще сочиняет письма читателей в свой журнал и забирает себе спонсорские призы за письмо месяца. Про кастинги в переговорной комнате «Новосибирск» я и вовсе молчу.

Когда тепло от волшебного сорокастрехградусного эликсира согревает все закоулки внутренностей и послевкусие уходит, я приступаю к делу.

– Итак, подытожим, любезный мой друг Эраст, – начинаю, устроившись в кресле поудобнее. – Насколько я понимаю, сейчас тебя больше всего заботит вопрос, как отговорить меня писать на тебя заявление. Уверен, ты отдаешь себе отчет в том, что свидетелей из числа твоих отвратительных соседей, которые ненавидят тебя за «Лансер», я найду без проблем. Ты также в курсе, что ты – птица не того полета, чтобы твои друзья-онисты отмазывали тебя в суде. Потому что, положа руку на сердце, твои друзья-онисты смотрят на тебя как на говно, и мы оба об этом знаем.

– Ты первый на меня прыгнул, – вякает Эраст, но как-то совсем уж неубедительно.

– Будешь доказывать это судьям. Тем более что любая из камер наружного наблюдения, которыми онисты обвешали вашу убогую улицу Лациса, засвидетельствует, что я прыгал не на тебя, а на стоящий рядом автомобиль марки «Дэу-Нексия», потому что хотел поймать севшую на его крышу бабочку. И когда ты стрелял в меня сидячего, пытающегося встать после удара головой об автомобиль, я уже не выказывал признаков агрессии и не представлял для тебя никакой опасности. Статья 37 УК СССР, превышение необходимой самообороны. Разъяренное выражение на моей харе нивелируется туманом. Поэтому проехали, батенька, проехали мы эти ваши робкие потуги. Будем говорить по делу… Будем говорить по делу?

Стоит ли объяснять – я беру испуганного дурачка на понт. Уж если говорить о камерах, то на их записях даже сквозь торфяное марево можно разглядеть, как я крался на корточках за машинами, прячась от Порокова. Да и онистам, при всем их презрении к стукачам, не составит особого труда сделать один звонок в ручной советский суд. Я же не грузинский авторитет, чтобы перекупить или запугать судью, в самом-то деле. Но Пороков поймал лютую измену, ему сейчас не до логики. Когда испуг пройдет, он поймет, что бояться нечего, и момент будет упущен. Поэтому надо брать его тепленьким; слава Богу, это пока получается.

– Чего тебе надо? – буркает он исподлобья. И наливает себе еще на два пальца.

– Думаю, ты и сам прекрасно знаешь. Собственно, именно из-за этого я гонялся за бабочками возле твоего подъезда с половины седьмого утра. Но чтобы не играть с тобой в детские игры, я скажу прямо в лоб. У тебя, Пороков, есть шанс избежать судебного преследования, если ты прямо сейчас, не выходя из этой убогой комнаты, расскажешь мне, кто конкретно надоумил тебя замутить эту идиотскую разводку с Линой и зачем было направлять меня по ложному следу в Зомбаланд, где меня чуть не убили многонациональные и мультикультурные особи новой исторической общности – советского человека. Сразу предупреждаю, что если ты начнешь косить под девственницу и я услышу хоть одну фразу, содержащую словосочетания «не знаю», «я не при чем», «меня там не было» или «я этого не делал», – я встаю и ухожу в травмопункт снимать побои. Вопросы есть?

Пороков сразу как-то скукоживается, вдавливает растрепанную голову в плечи и сереет лицом. Если бы какой-нибудь художник-авангардист сейчас изобразил его в этой комнате, получилась бы крайне депрессивное полотно. «Жизнь впустую», «Утро паразита» или что-то в этом роде.

– Я забыл сказать, что Лина сдала тебя с потрохами и на крестик, который ты ей впарил, сейчас гадят псы Алтуфьевского шоссе, – подбадриваю подлеца.

– Не было никакого ложного следа, – наконец выдавливает он. – Мы тут все блуждаем в темноте. Так же, как и ты. Я все расскажу, но при одном условии. Я оставляю за собой право не отвечать на один твой вопрос. Потому что из всех возможных вопросов, которые у тебя возникнут, есть такой, на который я не отвечу, даже если меня будут пытать каленым железом.

– Пороков, ты не в том положении, чтобы ставить условия. Каленым железом, может, и не получится, а вот ершик в прямой кишке свое дело сделает всегда. Уроки войны… А впрочем, давай попробуем, – соглашаюсь я, резонно рассудив, что проще сначала разговорить ублюдка на все остальное, а уж потом, если этот таинственный вопрос и впрямь окажется таким важным, заняться и им.

Эраст снова брызгает себе в стакан из квадратного пузыря, выпивает залпом и занюхивает рукавом, чем вбивает последний гвоздь в гроб высокой эстетики потребления алкоголя. Я не могу удержаться от смеха и бутылку у него забираю: такими темпами упадет замертво на середине рассказа. Поморщивщись от терпкого градуса, Пороков начинает:

– Начнем с того, что тут сошлось сразу несколько интересов. Это тебе надо понять с самого начала. Первый – это, само собой, интерес онистов. Он прост, как пять копеек: как можно быстрее найти Азимута абсолютно любыми путями. Второй интерес – мой собственный. Меня накрыли с кастингами – думаю, ты уже слышал. Теперь копают медленно, но настойчиво. И когда вчера утром началась вся эта заварушка, я тут же подумал о тебе – с той точки зрения, что хорошо бы через тебя вымутить у него эксклюзив и реабилитироваться перед начальством за прокол. Собственно, я к тебе с этим прямо с утра и подкатил. Но очень скоро понял, что ты не в теме… Да и мала была вероятность, на самом деле. Но ты же знаешь – когда человек загнан в угол, он хватается за каждую соломинку.

Я хотел было его перебить и заметить, что в угол себя он загнал сам. Никто не заставлял его предлагать коллегам секс-услуги фотомоделей за элитный алкоголь. От отсутствия бутылки семнадцатилетнего Macallan еще никто в истории человечества не умирал. Впрочем, его не стоило прерывать. У него, что называется, открылись чакры, и я решил: пусть говорит, пока не умолкнет сам.

– А потом ты разгадал этот ребус с фоткой, и я подумал: я не смогу за тобой проследить, но смогут онисты. Они бы все равно позвонили мне с минуты на минуту. Я у них на крючке, на меня у них много всего… Я немало грешил в жизни. И семейными траблами тут дело не ограничивается: начнут ребята стараться – сяду лет на пять… Неважно. Назовем это ошибками молодости. Ну так вот, я позвонил им и сказал: есть, мол, такой человек, и есть подозрение, что он что-то нашел, а нет – так будет искать, пока не расшибется в лепешку. Из олдовых, знает все явки-пароли. Про «Ягуар» твой им рассказал… Но я уж не знаю, что там и как, а потеряли они тебя. Сначала вели машину по спутнику, а потом, говорят, ты как сквозь землю провалился.