Евангелие от обезьяны
Шрифт:
А вот воевать, заставляя людей чувствовать себя счастливыми – это, мать вашу, хардкор, это самое крутое диско за всю историю человечества! Это такое оружие, которое невозможно победить. Потому что люди будут трясти своими счастливыми задницами под зеркальными шарами, и им будет плевать, что под ногами голый бетон, а вокруг только стены, колючая проволока и решетки, а прямо за стенами и колючей проволокой горы трупов, ну и что? Они воняют, ну и что? Там, в этих барханах из человеческих отходов, матери, братья, отцы, друзья, ну и что? Если человеку
Совершенное оружие – вот что принес в этот мир Азимут. Нейтронное счастье! Испепеляющее – на радость всем. Заставляющее улыбаться посреди руин и отработанных гильз. Лучше всех наркотиков, лучше всех подарков, лучше долбанных грузовиков Санта-Клауса. Рай на человеческом фарше. Рейв любви среди трупного смрада. Абсолютное оружие.
А у основания всей этой карусели из говна и приведений стоял наш старый знакомый –Геронян. Старый добрый доктор Айболит. Человек со скальпелем. Человек в белом халате. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы это понять, банально сложив одно и другое. И незаметные мужички поняли.
Работу Героняна официально запретили, самого отправили валить лес туда, где всегда плохая погода, навесив, ничтоже сумняшеся, ярлык «преступление против человечества». Ну а по дороге старенький эскулап отбрасывает коньки. Здоровье-то уже не то, а условия в пути, сами понимаете, далеко не пятизвездочные. Вот, собственно, и все. Исследования Героняна публично уничтожены, сам Геронян чуть менее публично похоронен, и дело его жизни – случайный протуберанец на ослепительном кумачовом солнце.
А немногим раньше некто, скажем, некто в пальто, умудрившись не попасть под влияние музыки Азимута, стреляет в мессию. Прямо на концерте, валит на сцене перед толпой зрителей. Свидетелей – тысячи! Но убийцу так и не смогли найти. Экая незадача. Наверное, он смешался с толпой. Незаметный такой мужичок с пластиковым пакетом в кармане. И все вроде бы логично. Не подкопаешься. Слишком гладко, конечно. Даже как-то подозрительно гладко. Но это отсюда. Из второго десятилетия двадцать первого века. А тогда было не до деталей.
Вот так вот.
Но во втором десятилетии двадцать первого века, аномально-жарким вечером я ехал с Героняном в одной машине. И да, он был чертовски стар. Но все-таки жив. Он был жив все это время! И все это время он что-то делал. Как думаете, что? Над чем же работал старый добрый доктор Айболит? И на кого?
Для меня все стало очевидным уже в тот момент. Я получил ответы на все вопросы, которые не стал задавать однажды. На все.
Кроме одного.
Зачем незаметным мужичкам понадобилась Нико? Именно в тот день, когда долбанный сукин сын Азимут решил вдруг воскреснуть?
Улица Вилиса Лациса в районе дома 11, корпус 4 оказывается катастрофически неинтересным советским гетто. Таким, знаете, где собаки ссут на сохнущее во дворах хрущевок белье, мусор выбрасывается из окон и круглый год все коричневое. Обгаженные дома с угловатыми наростами самодельных лоджий мутантами выплывают из тумана: Родина! Вот уж не думал, что Эраст влачит свое бесполезное существование в подобных условиях; а впрочем, не мне, получающему зарплату в том же издательском доме, сему факту удивляться.
Четвертый корпус я ищу битый час: дома стоят в абсолютно произвольном порядке, не поддающемся осмыслению. Как-то раз кто-то из моих друзей молодости выдвинул по накурке теорию, согласно которой советские архитекторы семидесятых проектировали такие районы следующим образом: архитектор съедал порцию макарон, выжирал залпом бутылку водки и блевал. А потом смотрел, как лягут на землю макаронины, и срисовывал с них вертикальную проекцию будущей социалистической стройки. Если посмотреть на такие районы через Google Map, это не кажется таким уж абсурдом.
Мимо окна «Яги» в тумане проплывают, как пленные румыны в лодке под Сталинградом, сомнамбулы не похмелившихся аборигенов. Усатые рабочие, доходяги в помятом, некоммерческие интеллигенты с вонючим «Петром I» в зубах, не успевшие диверсифицироваться в менеджеров. Однако после Зомбаланда это унылое шествие неудачников кажется мне зажигательным карнавалом в Рио. По крайней мере, здесь не трахаются на капотах машин, не мочатся мне на стекло и не тыкают пушкой в голову. Жизнь налаживается.
Точнее, налаживалась бы, если бы я не начинал залипать. Таков уж побочный эффект всенощного бодрствования под опиатами. Ты готов двигаться и разговаривать еще полсуток, но стоит занять статичное положение – и глаза закатываются, голова падает на плечо, и ты впадаешь в довольно гаденькую, липкую полудрему. А мне, к сожалению, приходится тут сидеть именно что статично. Я собираюсь допросить Порокова, а для этого надо выследить его у подъезда.
Кто бы мог подумать, что спасет меня снова мой малыш. Звонок уже подзабытого за ночь мобильника враз выводит меня из состояния мутного залипа. Дружище Стас. Я знаю, ты никогда не бросишь папку в беде.
– Папа, привет! Ты уже нашел своего бога?
– Доброе утро, дружок! Пока еще нет. Мне все время кто-то мешает. Но я уже сел ему на хвост.
– «Сел на хвост»? Это как, пап?
– Это значит, я уже дышу ему в задний бампер, сынок. И теперь ему от меня не оторваться. Дело времени.
– Я понял. Это как Чико Хикс все время дышал в задний бампер мистеру Кингу?
– Именно. Только Чико так никогда и не догнал мистера Кинга, а я своего мистера уже почти догнал. Преследую его, да.
Без сна и под наркотиком слова кажутся влажными. Произношу слово «преследую» и думаю, что на самом деле нет, я опять ему вру, – потому что не я преследую: преследуют меня. Кто и что? Да хотя бы неудачи.
– Чико догнал мистера Кинга, пап. В самом конце фильма. Он играл нечестно, он столкнул мистера Кинга с трассы и, когда тот сломался, догнал и обогнал.