Евангелие отца
Шрифт:
– Ну, доваривайте, Великий Мастер.
– Вы можете не так громко? Называйте меня просто по фамилии, пожалуйста.
– Хорошо, мистер Тиз, раз Вы так просите. Так кто за ним охотится?
– Рыцарь сказал, что исламские экстремисты.
– И Вы просто так поверили? Вы доверились человеку, которого почему-то убили после Вашего отъезда. Почему я должен поверить, что Вы в этом не замешаны?
– Вы знаете, что не замешан.
– Не знаю, но догадываюсь. Вы вообще напоминаете мне загнанную жертву на охоте. Только эта охота не на Вас, не обольщайтесь. Да это вообще не охота. У Вас есть прекрасный шанс подняться высоко и что-то создать хорошее – не сделайте ошибки.
– Теперь я должен верить Вам на слово…. Но, я постараюсь, уверяю Вас. Скажите мне, кто этот человек – рыцарь и почему его убили?
– Отвечу. Рыцарь
– Мальтийский рыцарь?
– Ну да. Это был достойный человек, который выполнял разные поручения и, в частности, наблюдал за ессеями. Хотя, они считал его своим.
– Но их давно нет! Насколько я знаю, эта община прекратила свое существование уже несколько веков назад.
– Да ну, Вас, мистер Тиз. – Шрайбер опять рассмеялся. – С Вами, как говорят русские, каши не сваришь. Как это нет? Нет тамплиеров и иоаннитов, нет рыцарей Ордена Псов Господних, нет гностиков мандеев, нет христиан, нет иудеев, которым столько же лет как ессеям? Значит, для Вас нет и учения Платона, неопифагорейцев, вавилонской мифологии, нет манихейской религии и каббалы? В конце концов, нет Маркса с его утопическими идеями и нет нью-йоркской биржи? Ничто никуда не девается и ничто бесследно не исчезает. Все приносит свои плоды и если кто-то что-то кому-то сказал или написал что-либо, значит, это обязательно кто-то услышит или прочитает. Ничто не остается неуслышанным и ничто не остается безнаказанным. Достаточно молодому пытливому разуму прочитать пару книг в библиотеке и готово - появляется продолжатель дела предков. Но, дело не в этом. Ессеи есть, и они исполняют роль наблюдателей. Они всегда были рядом с событиями, но их не было видно, потому, что они очень умело могли скрываться под чужими ликами. Нам удалось справиться с основным ядром этой секты, но не удалось решить проблему целиком.
– Почему они Вам так мешают?
– Да потому что они не просто древнейшая секта – они истоки! Из их рядов вышел Иоанн Креститель, и они имеют право голоса в решении важнейших вопросов христианской политики. И они мешают не только нам – они мешают и христианской церкви. Церковь раздроблена и в этом ее слабость. И надо понять, что или они станут в ее главе или мы. Что же касается смерти рыцаря, то мы знаем, кто это сделал, и они ответят за свой поступок. А теперь я бы просил Вас дать мне свой ответ не позднее завтрашнего утра. Мой телефон на визитной карточке. – Шрайбер протянул Джонатану карточку со своим именем и номером телефона. Великий Мастер взял карточку и положил ее в карман пиджака.
– Последний вопрос, мистер Шрайбер. – Пытавшийся было встать Шрайбер, снова сел на стул.
– Давайте. Последний. Я постараюсь ответить.
– На чьей стороне Иосиф? Кто помогает ему – вы?
– Иосиф ни на чьей стороне. Это простой человек, семья которого хранила тайну своего рода из поколения в поколения. Он сам пришел к тем, кого принято называть ваххабитами и теперь это большая проблема для некоторых и для него тоже. Он знал, что Западная церковь не станет слушать иудея, посягающего на удобно выстроенную структуру религиозной власти. И он не нашел ничего лучше, как пойти по дороге агрессии и грубой силы. Теперь них в руках совершенно неожиданно оказался такой силы козырь, что это может изменить вообще все в раскладе сил. Но мы не верим, что человек сам взял и пришел к ним. Этого не могло случиться, если ему не помогли определиться с выбором. Хотя, теперь это уже не столь важно. Важно то, что они в свою очередь пришли к нам, потому что не знают как распорядиться этим оружием.
– То есть, Вы сотрудничаете с террористами?
– Ой, какой кошмар, правда? А Вы не сотрудничали? Не чтили память убийц с красным крестом на груди? Не воздавали хвалу тем, кто проливал реки крови людей только потому, что они молились не на том языке и не тому Богу? Не называли героями убийц? Все зависит от точки зрения. Бросьте! Да и потом, если честно, то террор изобрели не мусульмане – это порождение добропорядочных европейских граждан, многие из которых ходили в церковь и молились своему христианскому Богу. А потом они бросали бомбы в своих царей, убивали министров, а заодно и их жен, детей и гувернанток вместе со священниками. Везде: во Франции, в Англии, в России террор был излюбленным методом политических заявлений для одних и способов сведения счетов для других. Но сами люди ни с того ни с сего бомбы не делают и не бросают – их к этому
– Я правильно понимаю, что остановить кровопролитие и террор можно только спровоцировав обе стороны на серьезный разговор о новой религии, в которой каждый получит то, что он хочет? Создав ситуацию, в которой безвыходность и тех, и других подтолкнет к такому разговору и к дальнейшим действиям. И эта новая религия по замыслу будет объединяющей, а не разобщающей и станет во главе мира и снимет все преграды, ныне существующие? И провокация эта и есть столь неожиданное возникновение новых Книг, людей и фактов. Вы пытаетесь запутать и тех и других и заставить их придти к вынужденному принятию такого решения, да? Кажется, у Вас это неплохо получается.
Питер Шрайбер внимательно посмотрел на Великого Мастера, немного помолчал, ковырнул вилкой недоеденный кусочек телятины и улыбнулся.
– А ведь мне говорили, что Вы достойны того что имеете и еще более достойны того что можете иметь. Вас не должно волновать наше так называемое сотрудничество с ваххабитами, экстремистки настроенными мусульманскими сектами, различного рода христианскими религиями и обществами, а также различными странными личностями. Дорогой мой Великий Мастер, - Питер Шрайбер перешел на шепот и подмигнул. – Мы с Вами можем кое-что сделать – надо только очень постараться и открыть глаза. Очень постараться посмотреть на этот мир с разных точек зрения. Это трудно и часто труднее, чем кажется, но это очень надо сделать, потому что в ином случае нам грозит большая беда. И она будет страшнее, чем любая самая жуткая война. Потому что в войне хотя бы есть цель, а в нашей ситуации все действия бесцельны, если не считать целью самоуничтожение.
– И это говорите Вы, военный?
– Именно так. Потому что именно мы видим войну изнутри, потому что политики и священники не видят смерть – они видят только хронику в своих кабинетах. А для того, чтобы она превратилась в телешоу, вообще придумали человеческую боль раскрашивать – так лучше видна кровь. А настоящая кровь липкая и она пахнет крайне неприятно даже когда ее совсем немного.
– Я рад, что мы встретились и теперь многое мне видится по-иному. Только вот могу ли я Вам верить? За последние несколько дней я поверил в том, во что не мог поверить всю свою жизнь.
– Есть способ поверить. – Шрайбер посмотрел на часы.
– Сейчас в этот зал войдут двое молодых людей. Один будет средних лет, а другой с виду еще совсем юноша. Они сядут вон за тот столик у окна, где висят два меча с красными кистями, видите? Тот, что помоложе и будет тем, о ком мы с Вами говорили – его зовут Люсьен. Я скоро уйду, а Вы закажите себе чаю с травами – в этом ресторане он особенно хорош. Это Вам не пакетики. И еще возьмите tirggel - медовые печенья, выпеченные в форме фигурок. Хотя до Рождества еще далеко, но здесь их Вам подадут. Порадуйте себя немного – ведь Рождество скоро могут отменить. – Шрайбер усмехнулся.
– Это, конечно, не очень удачная шутка. Через минут пятнадцать к Вам подойдет тот, что постарше и предложит Вам пересесть за их столик – сделайте так, словно Вы обрадовались встрече со старым знакомым. Поговорите с Люсьеном, мне кажется, что Вам будет, что у него спросить. – Питер встал. – Да! Вот еще что. – Он достал из внутреннего кармана пиджака старый пожелтевший конверт. – Теперь это Вам. Не потеряйте. Придет время, когда Вам придется его кому-нибудь передать. Ну а мне пора и я действительно был рад с Вами познакомиться.
– Скажите еще вот что, мистер Шрайбер. Вы заранее были уверены, что я соглашусь или это импровизация?
– Был момент, когда я был готов уйти, но мне говорили, что Вы человек чести, а это понятно военным чуть лучше, чем другим. Приятного вечера.
– И это все?
– Мы увидимся завтра и уточним некоторые детали.
– Я надеюсь на Вашу честность, мистер Шрайбер.
– На честность, говорите. – Мужчина усмехнулся. – Странная категория в сегодняшнем мире. Вы верите в честность?